Иар Эльтеррус - Утро черных звезд

— Правильно, без высадки, — подтвердил Ри. — Но только благодаря формуле, которую дали братья. Она не требует привязки к эгрегору, она считает сиур, как территориальное построение. А по поводу высадок я согласен. Меня до сих пор колотит, если честно.

— Меня тоже, — вставил Ит. — Знаете, Мариа… она словно до сих пор у меня в голове. Я ее даже во сне видел. А Скрипач этот ее флакончик из рук не выпускает. Вон, кстати, сами поглядите.

Скрипач сидел на полу возле «окна в космос». Флакончик с искоркой лежал у него на ладони, он гладил этот флакончик пальцем. Ит знал (потому что уже не раз и не два слышал), что сейчас Скрипач говорит что-то про золотую бабочку, обращаясь к флакончику так, словно он — живое существо. Словно душа самой Марии заключена в этом крошечном кусочке стекла…

— Да… — протянул Ри. — Что-то мне подсказывает, что она очень надолго поселилась… у всех здесь присутствующих в голове. А ведь вроде бы ничего особенного.

— Не скажи, — возразил Таенн. — Смотри сам. Когда она выстроила канал к станции, у нее, скажем так, появилось неограниченное число возможностей. Она могла все истратить на себя. Стать, например, самой известной на своей планете актрисой. Или выйти замуж за самого богатого в мире человека. Или сделать еще что-либо подобное. А что делала она? Отдавала! Она брала, но отдавала сторицей, тратя на себя лишь малую часть.

— Это ты ее машин не видел, — криво усмехнулся Леон. — И одета она была тоже хорошо. И вид имела… ухоженный.

— Так ведь женщина, — вступился за Марию Ит. — Наверное, любой женщине хочется хорошо выглядеть. Моя мама, она очень скромная, но все равно… ей нравится красивая мебель, красивые вещи. Любые — и одежда, и что-то для дома.

— Ит, той девушке, на которой ты женишься, крупно повезет, — засмеялся Таенн. — Большинство мужчин на подобные женские желания не реагируют. Просто не понимают. Или понимают, но не придают им значения.

— Сомневаюсь, что теперь смогу на ком-то жениться, — горько усмехнулся Ит. — Во-первых, у меня с телом нелады, если вы не заметили. Шрамы эти, зрачки… у меня была невеста, но я не думаю, что ее согласятся за меня отдать. Ей прочили в мужья человека с академическим образованием, из надежной семьи и с безупречной репутацией. А теперь… — он обреченно махнул рукой. — Скорее всего, ей найдут другого мужа.

— И ты об этом так просто говоришь? — изумился Ри.

— А что тут такого? — в свою очередь удивился созидающий.

— А как же любовь?

— Любовь? — Ит задумался. — А при чем тут любовь? Брак — это обязанность.

— Подожди… — не понял Ри. — Но если…

— Если кто-то из нас в кого-то влюбится, это не будет ничем значимым, — пояснил созидающий. — У нас с этим очень просто. Формально мы с ней будем женаты, понимаешь?

— Ну да, — кивнул инженер.

— А если она полюбит другого мужчину, то будет просто проводить с ним время, и все. Троих детей она в любом случае родила бы от меня, но во всем остальном ни ее, ни меня никто не стал бы ограничивать. Ни в детях, ни в любви. Правда, такое очень редко бывает, — признался он. — Чаще всего люди как поженились, так и живут.

— Маджента, — ехидно заметил Таенн. — Нет, свой резон в этом есть. Сохраняют генофонд, так сказать. Хороший, между прочим, генофонд. Вот только при этом сами себя ограничивают…

— Да не буду я никакой генофонд сохранять! — обозлился Ит. — Во-первых, у меня изменилось тело. Во-вторых, Скрипач. Допустим, я вернусь — а его куда? Ну и, в-третьих, — он замялся, выжидающе посмотрел на Ри. — В-третьих, я теперь сам этого не хочу. Может быть, отчасти из-за Марии.

— Вот даже как, — пробормотал Бард. — Спасибо за откровенность, Ит. Значит, все-таки любовь?

— Не знаю, — ответил тот, подумав. — Нет, наверное. Скорее, честность. У нас дома… слишком много условностей, понимаешь?

— А у всех других, кто живет дома, эти условности вызывают такой же протест, как сейчас у тебя? — спросил доселе молчавший Морис.

— Нет, — не задумываясь, ответил Ит. — Наоборот, всем все нравится. Но почему… так, я понял, не продолжай. Я — это не я, вот только неизвестно, кто же я. Но явно не я.

— Очень смешно, — едко сказал Таенн. — Ит, ты не дурак и сам все понял. Ты изменился не только внешне, ты очень сильно изменился внутренне.

— А теперь добавь, что люди так меняться не могут, — закончил созидающий. — Может быть, в следующий раз поговорим про то, как изменился Ри? А то мы как-то все время обходим его вниманием.

— Тьфу на вас! — скривился пилот. — Ну да, вышел я разок на низовой уровень Сети. Ну, поправил там… немножко. Но я-то прежний! У меня ни зрачков вертикальных не появилось, ни хвост не вырос, ни даже самого маленького шрамчика.

— Это все так, если бы не то, что ты сделал с Сетью в тот раз, — заметил Таенн. — Ты тоже изменился. Еще тогда.

— Если я и изменился, то явно не так, как Ит. Не получилось у меня зрелищного изменения, декораций не хватает, — засмеялся Ри. — Ладно. Поехали дальше. Ит, позови Скрипача. И сядьте вы все, ради Бога! Вдруг станцию тряхнет на выходе?

— Велите кораблям подготовиться, — Агор впервые за все время вышел на прямую связь с Учителем. До этого они почти не общались. — У нас десять минут. Они скоро будут здесь.

— Откуда вы знаете? — удивился тот.

— Все очень просто. Двенадцать часов назад они вышли в одну из наших расчетных точек, — пояснил математик. — Следующий шаг будет сюда. Расчет они закончили. Значит, сейчас будут.

— Но откуда вы знаете, что они…

— Вам нужен результат или дискуссия? — неприязненно поинтересовался Агор. — Вы так переживали, что не сумели поймать пирамиду. Сейчас вы ее поймаете. А откуда я про это знаю, вам знать совершенно необязательно.

Затем прервал связь и повернулся к Стоверу.

— Одна маленькая проблема, — сообщил он. — Боюсь, фанатики в одно мгновение перебьют всех, кто находится сейчас на секторальной станции. Нам это нужно?

— Нет, — Стовер отрицательно покачал головой. — Так, это надо срочно решить. Зачем вы прервали связь, Агор?

— Я свое дело сделал, — пожал плечами математик. — Остальное меня не касается.

— Вас вообще хоть что-то в этом мире касается? — обреченно спросил Стовер. Вопрос остался без ответа. — Катер, связь со всеми кораблями армады.

Десяток кораблей на армаду, конечно, не тянул, но Стовер чувствовал — Учителю, да и остальным капитанам приятно чувствовать себя чем-то большим, чем они на самом деле являются. Какая, к черту, армада? Десяток устаревших маломощных развалюх. На пяти из которых — такие же команды, как у Учителя: несколько подростков и наставник. Еще на четырех — команды посерьезнее. По полтора-два десятка мужчин и женщин, как молодых, так и среднего возраста. Вот только все, без исключения, преданы делу Единого, или как его там. Выход в Сеть у всех одинаков — молитва. И способ расчетов тоже одинаков — считают капитаны, команда к расчетам не допускается.