Сергей Волков - Пастыри. Четвертый поход

Железная тяжелая дверь, явно сработанная в трудные советские времена, долго не поддавалась. Рыков, отгребя снег, минут десять безрезультатно дергал за ржавую скобу, приваренную к двери, и уже решил, что открыть ее не удастся, но тут чуть дрогнула под ногами земля и в железный толстенный лист ударило изнутри — бам-дм!

Дверь приоткрылась, и Сергей вошел под низкие бетонные своды подземелья. Перед ним открылся длинный темный коридор, уводящий во мрак. Рыков достал из кармана «вечный» японский фонарик-ручку и двинулся вперед…

…Здесь все осталось по-прежнему, разве что пыли прибавилось. Ящики и сундуки вдоль стен, истлевшие мешки, глыба дизель-генератора. И черный зев шахты, той самой, в которой много лет назад нашел свою смерть Серый человек.

«Спускайся вниз, сынок», — прозвучал в его голове голос Матери.

«Но там же лежит этот… Он…» — Рыков на мгновение замешкался у края шахты.

«Забудь о нем. Он — ошибка. Он был недостоин ни дарованной силы, ни нашего внимания. Его воля оказалась слаба, и грязные страсти, что жили в нем, подчинили себе разум и душу его».

«Ты тоже говорила с ним?» — удивился Сергей. Все те годы, что Мать опекала Рыкова, они ни разу не обсуждали Серого человека. Теперь, видимо, пришло время нарушить это табу.

«Я выбрала его и вела по жизни, вот как тебя. Но ты — сильный, а он был — слабый…» — Мать произнесла эти слова с еле уловимой грустью и тоской.

«Он убивал детей! Почему ты не остановила его?» — Рыков все медлил, присев над темным провалом.

«Я пыталась. Но было слишком поздно. Слишком… Впрочем, в конце концов его остановили… мы! Мы с тобой, сынок…»

Сергей промолчал в ответ, зажал фонарик зубами и принялся спускаться, цепляясь за изъеденные кислотой и ржавчиной скобы. Внизу его ожидала встреча с останками существа, ставшего детским кошмаром, и Рыков совершенно забыл испугаться, что ненадежная лесенка может не выдержать.

Она выдержала. На дне шахты пыли оказалось куда меньше, чем наверху. Из черных проемов несло сыростью и теплом. Сергей, стараясь не смотреть под ноги, по краю обошел то место, куда два с лишним десятка лет назад рухнул заживо съедаемый кислотой человек.

«Иди в тоннель, отмеченный знаком сома, быка и орла», — глухо посоветовала Мать.

Пошарив лучом фонарика, Рыков вскоре обнаружил над одним из проходов грубо вырезанные в сером известняке стилизованные изображения рыбы, рогатой бычьей головы и крылатого создания, больше похожего на самолет.

«Поторопись, сынок!» — В голосе Матери слышалось затаенное нетерпение.

«Да, да…» — Сергей машинально кивнул и уже сделал шаг к нужному тоннелю, но тут что-то заставило его обернуться и направить синеватое пятно света на каменный пол возле последней скобы лестницы.

От серого плаща осталась лишь темная труха. Кислота съела одежду, волосы и большую часть плоти, убила все живое вокруг тела, разложила известняк под трупом, превратив его в желтоватый порошок. Но почему-то она пощадила то, что должна была уничтожить в первую очередь.

И из месива черных, как будто покрашенных или обугленных ноздреватых костей, из кучи праха, из этой открытой могилы смотрел на Сергея, скаля в зловещей улыбке желтые зубы, темно-коричневый голый череп…

Он долго шел по широкому, квадратному в сечении тоннелю, а перед глазами все стоял череп Серого человека, все жила его торжествующая, застывшая навечно усмешка.

И впервые задумался Рыков — а так ли хорошо то, что Мать помогает ему? Благим ли, нужным ли людям делом он занимается последние годы? Вообразив себя творцом истории — не сотворит ли он апокалипсис? Или все это вообще — всего лишь помешательство, и нет никакой Матери, нет верной помощницы и советчицы, а есть диагноз — шизофрения?

«Ты устал, сынок. Потерпи, скоро отдохнем. Взбодрись, осталось немного! Ты уже почти у цели! Будь стойким, не поддавайся сомнениям, ибо они способны привести к проигрышу любую, даже заведомо победную, партию!»

«Да, ты права…» — Рыков глубоко вдохнул сырой подземный воздух и сцепил зубы. Как бы то ни было, а прыгнув в омут, сапог не жалеют…

…В небольшой круглой пещерке царил полумрак. Сергей не сразу заметил источник тусклого зеленоватого света и, только приглядевшись, понял, что свечение исходит от большой, грубой иглы, воткнутой в кусок желтоватой кожи, лежащей на сером плоском камне.

Рядом сидел, по-детски обняв острые колени костлявыми руками, совершенно голый, безволосый человек с грубым, лошадиным лицом. Тонкие синеватые губы плотно сжаты, глаза, лишенные даже намека на ресницы, закрыты.

«Бр-р-р… Вот она, значит, какая, нежить…» — подумал Рыков и сделал несколько осторожных шагов вперед.

— Э-э-э… Уважаемый! Слышите, господин… Тьфу ты… — сколько Сергей ни взывал к неподвижному, словно статуя, человеку, тот никак не реагировал на его слова.

— Эй, слышь, мужик! — не выдержал Рыков. — Па-а-адьем, мать твою!! Время дорого!

С отчетливым костяным хрустом сидящий, не открывая глаз, повернул голову и сморщил рот в жутковатой ухмылке.

— Ага, ожил! — обрадовался Сергей. — Ну давай, чего я тут сделать дол…

Он осекся и непроизвольно отступил на шаг назад, прижавшись спиной к холодной стене пещеры. Рыков видел в своей жизни много страшного, но такое… Костлявый разлепил тонкие губы, и между ними появился человеческий глаз. Окинув пещерку быстрым взглядом, он уставился на Сергея и внимательно оглядел его с ног до головы.

Но дальше случилось и вовсе ужасное: правый глаз хозяина пещеры открылся, и Рыков увидел мелкие, острые зубы. Мелькнул красный острый язык, облизнувший веки, а потом пещеру наполнил свистящий шепот:

— Приш-ш-шел… Как з-ш-звать-велич-ч-чать?

— Рыков, Сергей Павлович, — еле сдерживая спазмы в горле, просипел Сергей и нашел в себе силы выдавить: — А вас?…

Правый глаз резиново прищурился, что, видимо, означало улыбку. В разговор вступил левый, обладавший злым звонким тенорком:

— А нас Одноглазым прозывают! — и добавил, мелко захехекав: — Про Лиха Одноглазого слыхал? Так вот это мы и есть, хе-хе!..

— Ну, будем знакомы, что ли… — Рыков неуверенно протянул костлявому руку. Одноглазый встал, оказавшись неожиданно высоким, с противным хрустом потянулся и пожал ладонь Сергея сильными, холодными пальцами.

Пупырчатая желтая кожа, непропорционально длинные руки с кривыми черными то ли ногтями, то ли когтями, морщинистый живот… Чем-то Одноглазый неуловимо напоминал древнего ящера, реликта давно ушедшей эпохи динозавров.

Сергей несколько раз сглотнул, пытаясь избавиться от вставшего в горле тугого комка, откашлялся:

— Ну это… Давай, вводи в курс дела…

— Бери Иглу… — прошипел правый глаз Лиха, а левый пролаял злобным мопсом: — Выдерни ее и уколи палец! До крови!