Сергей Волков - Пастыри. Четвертый поход

— Если с другом вышел в путь — веселей дорога! Без друзей меня — чуть-чуть, а с друзьями — много! — проорал Рыков, ногой распахнул последнюю дверь, выводящую в шахту, и радостно захохотал, представив, какие лица будут у строптивых рыбачков, когда над ними повиснет трехсотметровая туша «Серебряного орла».

Водка кончилась. Киргизиха, вместе с остальными бабами засев на кухне, где они дегустировали домашние наливочки и калякали за свою скорбную жизнь, скептически оглядела делегацию, прибывшую с веранды, но выдала-таки литровую бутыль самогона.

— Но имейте в виду, мужики — это последняя! — грозно напутствовала она взбодрившихся рыбаков, аллюром унесшихся по коридору с вожделенной добычей.

К этому времени несколько человек уже мирно дрыхли, отвалившись от стола или, наоборот, положив на него свои буйные головушки. В числе непобедимых бойцов с зеленым змием, которые оставались «в седле», оказались Киргиз, Олег Потапов, Илья, который нет-нет да и пропускал рюмку-другую, магазинных дел мастер Толяныч и, что удивительно, дед Кошак.

Как хлипкий дедок оказался таким здоровым на выпивку, Илья понять не мог. Пил старик наравне с самыми крепкими мужиками, однако даже не шатался. И речь его оставалась разумной и быстрой.

«Не чисто тут что-то!» — решил Илья, но мысль эта, конечно же, не застряла в затуманенной алкоголем голове, быстро утонув в потоке других, приятных и веселых.

Дело в том, что он твердо решил этой ночью расставить все точки над «i», а также над «е» в отношениях с Яной. Причем, понятное дело, расставить их так, чтобы все закончилось в постели к обоюдному, как казалось Илье, удовольствию. Выпитая водка создавала иллюзию, что Яна, едва она выйдет из кухонного бабского заточения и узреет Илью, так тут же и бросится ему на шею. Ну, а чтобы не оплошать, он и пропускал, стараясь держаться «в рамках».

Пока суд да дело, решили спеть. Олег Потапов выволок откуда-то из-под лавки раздолбанную гитару, потенькал, настраивая, и лихо врезал по дряблым струнам:

— Ехали на тройке — хрен догонишь! А вдали мелькало — хрен поймаешь!

Поорали от души. Потом эта самая душа потребовала лирики, и мужики, подперев головы кулаками, затянули сперва про «Владимирский централ, ветер северный…» покойного Миши Круга, потом — любэшную балладу про коня, с которым вместе хорошо выходить в поле.

На звуки гитары с кухни пришла лучшая половина человечества. Застольный хор обогатился, расцвел новыми красками, и пьяненькому Илье казалось, что поют они ну никак не хуже ансамбля песни и пляски имени Александрова. А может, даже и лучше…

Яна сидела рядом, прижавшись к нему, и ее звонкий голос красиво вплетался в общее многоголосие.

«Я ее сейчас поцелую!» — подумал Илья. Наклонившись к девушке, он осторожно и весьма целомудренно коснулся губами ее щеки. Яна скосила глаза, но не отстранилась, продолжая выводить вместе со всеми:

— На Муромской дорожке стояли три сосны, со мной прощался милый до будущей весны…

Илья буквально задохнулся от нахлынувших на него чувств. В этот миг он любил весь мир, даже побитого депутата, бродящего где-то в приволжских холмах…

Песня про неверного купца закончилась. Потапов, получив от Киргизихи заказ на «Ой, то не вечер, то не вечер…», уже наладился исполнить этот хит всех времен и народов и даже взял первый аккорд…

— Мужики! — неожиданно, прижав струны на гитаре рукой, громко спросил проспавшийся Дрозд, пристально оглядывая всех сидящих за столом. — А где Серега? Рык где? Илья! Он что, так и не вернулся еще?

Грубо выдернутый из счастливого полузабытья, Илья с досадой глянул на друга:

— Да нет… Как ушел, так и не возвращался…

— Так что ж ты молчишь-то, а? Бляха-муха, два с половиной часа прошло! — заорал Дрозд, тыкая в лица сидящих за столом вывернутое запястье с «Командирскими» часами.

— А ведь верно, — поддержала его Киргизиха, — а на улице — минус двадцать семь! Замерзнет…

— Да ничего с ним не сделается! — пробурчал Толяныч, которому явно не хотелось покидать уютный угол, в котором он сидел в обнимку с пышной крашеной блондинкой, то ли женой, то ли сожительницей. Блондинка туповато улыбалась морковными губами и явно плохо понимала, о чем идет речь, предвкушая, видимо, уединение с магазинных дел мастером.

— Он без шапки. Замерзнет запросто! — оказывается, Дрозд, несмотря на полуотрубное состояние, помнил, в каком виде был Рыков, когда ушел.

— Ну че, мужики, — Потапов отложил гитару, встал, — пошли искать, что ли?

— Депутат Государственной думы — это вам не ишак чихнул! — тоненько поддержал дед Кошак.

Все загомонили, зашевелились, выбираясь из-за стола.

— Ты посиди, мы быстро, — Илья погладил Яну по плечу.

— Д-а-я с-в-ми-п-йду! — Коваленкова сдернула с вешалки пуховку. — А-то-н-ги з-текли!

Вывалившись шумной гурьбой на двор, первым делом все заорали, перекрикивая друг друга:

— Серега! Рыков!! Рык!! Серега!

Мороз и впрямь прижал не на шутку. Илья поднял капюшон «климатички», открыл ворота. Заснеженные приречные холмы, поросшие чахловатым лесом, снег, темень, ветер в лицо. Где тут кого найдешь?

Однако он честно сложил руки рупором и заголосил, напрягая связки:

— О-го-го-го-го! Депутат! Рыков!!

Вспыхнул фонарь на столбе, осветив кусок дороги перед воротами. Кутаясь кто во что, рыбаки и их спутницы с тревогой оглядывались. Погода стояла и впрямь серьезная, недолго и до беды…

— Так! Давайте разобьемся по парам и прочешем вот эти три холма… — Дрозд ткнул пальцем в заснеженные горушки, возвышающиеся над Киргизовой дачей, — и если не найдем, в город придется звонить, ментов поднимать…

— Не придется!

Все обернулись. Рыков, живой и невредимый, усмехаясь спускался по заснеженной тропинке, придерживаясь за стволы деревьев.

— Епическая сила! Серега! — Дрозд от возмущения стукнул кулаком в ладонь. — Где тебя черти носят?! Мы уж решили…

— Да плевал я на то, что вы тут решили, — по-прежнему усмехаясь, Рыков ловко перепрыгнул сугроб и вышел на утоптанный снег у ворот. — Ну что, господа рыбаки… Пришла нам пора прощаться. Если кого обидел — извиняйте, не со зла, а по расчету…

— Что за бред… — начал было Илья, которому очень не понравились ни тон, ни слова депутата.

— Ну, погостил, повидал родные Палестины, — продолжал между тем Рыков. — Пора и честь знать. Дрозд, покеда, братан! Киргиз, Потап, Толяныч, физкульт-привет! Лиля, будь здорова! Илья… береги свою куколку. Яночка, позвольте на прощанье вашу ручку…

Он шагнул к Коваленковой. Она как-то растерялась, на секунду замешкалась, обернулась к Илье, словно ожидая от него ответ на вопрос — как поступить, что делать?

Рыков взял ее за руку, а потом вдруг развернул вполоборота и приставил к щеке, как раз к тому месту, куда накануне поцеловал девушку Илья, ствол небольшого черного пистолета.