Светлана Багдерина - Иван-царевич и С.Волк

Он упорно не хотел признаваться в этом и мужественно терпел и бодрился, но когда в сорокаградусное пекло вечером он рассеянно пожаловался на холод, Серый заподозрил неладное. Утром же, когда ночная прохлада не успела еще раствориться под напором обжигающих лучей раскаленного шатт-аль-шейхского солнца, а царевич уже вяло удивлялся, откуда в такую рань такая жара, худшие опасения Волка подтвердились.

Он осторожно приложился губами к огнедышащему лбу друга и констатировал факт:

— В горах ты простудился, обморозился и, скорее всего, у тебя даже пропадет голос.

— Это был твой прощальный поцелуй? — слабо попытался пошутить Иванушка.

— Не говори глупости. Сейчас мы применим мое кольцо, и через пятнадцать минут ты про свою болячку и думать забудешь. А температуру все нормальные люди меряют только губами. Рука обманет, а губы — самое то. Народная мудрость. Куда там, говоришь, нужно руки приложить?..

Но кольцо не помогало.

Сколько Серый ни старался, ни концентрировался, пыхтя и прищуриваясь — ответного импульса от инготского артефакта он не ощущал.

— Тьфу ты, чтоб тебя… — после пятнадцатой попытки со злостью стряхнул он бессильное кольцо с пальца и стал снова привязывать на кожаный шнурок.

— А что это у тебя такое оригинальное? — заинтересованно протянула руку Елена. — Можно посмотреть? Это старинной работы?..

— Это мое, — хмуро буркнул Волк, надевая шнурок себе на шею, как будто это объясняло все. — Ты людей лечить умеешь?

— Вообще-то, я царевна, — презрительно фыркнула Елена, пряча руку за спину.

— Понятно, — кивнул Серый. — Значит, никакой пользы от тебя быть не может.

— Сергий!.. — укоризненно вздохнул Иванушка и закашлялся, — Твой утилитарный подход… предпосылка твоей концепции…

— Чего это он? — испуганным шепотом спросила стеллийка, на всякий случай отодвигаясь от больного подальше.

— Бредить начал, — озабоченно отозвался Волк, забыв на время их распри. — Скорее бы лекаря найти какого-нибудь… Да где же его тут, в пустыне, возьмешь…

— До Шатт-аль-Шейха полтора дня полета осталось, — вмешался примолкший было Масдай. — А быстрого лету — день. Если погода не испортится, ночью там будем. Остановимся в караван-сарае…

— Чево-о?.. В каком еще таком сарае?!.. Че уж сразу не в коровнике-то? — возмутился Волк.

— Это у сулейманов так постоялые дворы называются, — прокашлял со своего ложа царевич.

— А ничего ты не путаешь? — с подозрением переспросил Сергий.

— Я по географии и страноведению в школе одни пятерки получал, — не преминул скромно заметить тот.

— Хотя, лучше было бы, конечно, днем отдыхать, а ночью лететь, — продолжил развивать свою мысль ковер. — Мне-то все равно, а вам, людям, легче было бы…

— Так-то оно так, конечно, — вздохнул Серый, — Да только пораньше надо в город-то попасть. Плохо ведь Иванушке-то нашему!

— Мне не плохо, мне вполне хо… нор… в смысле, бывает и хуже…

— Молчи, тебя не спрашивают.

Если бы у Масдая была голова, он бы ей решительно покачал.

— Раньше — никак. Если только по дороге бедуины попадутся, у них может быть знахарь какой-нибудь, и если…

— Какие бабуины? — опять не понял Сергий.

— Бедуины, я говорю!.. И если…

— Я буду смотреть вниз, — робко вызвалась добровольцем Елена, чувствовавшая себя каким-то непонятным образом виноватой в нездоровье царевича. — И если увижу каких-нибудь обезьян — сразу крикну. Хотя как они будут лечить царевича Иона, я…

— Бедуины!.. — раздраженно повторил Масдай.

— Я и говорю, обе…

— Кочевники, невежи! Кочевники! Люди такие!..

— А откуда ты-то все это знаешь? — подивился Иван.

— Ну, это же моя родина… — снисходительно хмыкнул ковер. — Я тут все барханы как свои три тысячи кистей когда-то знал. Даже если триста лет пролетаешь по заграницам — дом не забудешь никогда… Помнится, однажды, когда я был еще маленьким ковриком, попали мы с моим хозяином в самый свирепый самум — только саксаул с тамариском, выдранные с корнем, над барханами вились, как тысяча шайтанов… — углубился он в ностальгические воспоминания, плавно набирая высоту.

— Кто-кто-куда? — переспросил у Иванушки настороженным шепотом, не желая выдавать свое дальнейшее невежество перед Масдаем и, что самое главное, перед Еленой Прекрасной, Волк.

— Самум — это кирпич такой из навоза с соломой, саксаул — старожил, значит; тамариск — это такое мифическое животное, превращающее взглядом в камень, а шайтан — это местный трактир… Полностью называется — "кафе-шайтан"… В нем аборигены кофе пьют… Это такой чай, только противный… — прерывистым хриплым шепотом, но от этого не менее авторитетно пояснил Иванушка — скромный знаток всемирной географии и страноведения.

Серый замолчал, переваривая и переводя на простой лукоморский услышанное, сосредоточенно поджав губы, потом почесал в затылке и пробормотал:

— Ну и чудные у них тут творились дела триста лет назад…

Следующие три дня пролетели для Серого как одно, большое, как глоток рыбьего жира, мгновение. Поиск среди ночи постоялого двора в славной столице сулейманского государства, розыск самого лучшего лекаря для слегшего пластом в беспамятстве Ивана, поход с Еленой Прекрасной по базарам и лавкам (это потом долго снилось ему отдельным кошмаром в самых страшных снах), работа над деталями своего хитрого плана…

Впрочем, начнем по порядку.

По дороге в Сулейманию, после того важного разговора с Еленой, Волк не одну ночь провел, ворочаясь с боку на бок и думая думу одну — как встретиться с калифом Сулеймании Ахметом Гийядином Амн-аль-Хасом. На этом строились все его измышления. На это была направлена вся сила его изворотливого и изобретательного ума.

Прийти во дворец на аудиенцию?

Проникнуть в сад во время прогулки?

Просочиться к нему на улице через охрану?

Пробраться ночью тайно в спальню?

Назваться купцом?

Предсказателем?

Послом?

Певцом?..

Рассказать правду?

Что я, Иван, что ли?..

Окончательный вариант плана, сам не ведая того, подсказал лекарь, которого караван-сарайщик, убежденный золотой монетой и красноречивым поглаживанием рукоятки меча, привел для Ивана той же ночью, когда они прибыли в Шатт-Аль-Шейх.

Лекарь был стар, тощ, заспан и слегка нетрезв, что, частично, возможно, объяснялось его именем — Абдухасан Абурахман аль-Кохоль.

В ответ на подозрительное принюхивание Серого ученый муж поспешно объяснил, что целыми днями, каждую минуту, свободную от приема больных и смешивания снадобий, занимается изобретением лекарства века — средства, которое избавило бы благодарное человечество от всех болезней. И, естественно, как настоящий профессионал, все, что выходит из перегонного куба, должен сначала испробовать на себе.