Светлана Багдерина - Иван-царевич и С.Волк

Старуха резко остановилась, тяжело дыша после долгого подъема в гору, и махнула рукой направо.

— Вот мы и пришли! Смотри — за тем углом начинается улица, ведущая прямо к дворцовой площади, где будет казнь. Дальше иди один — в такие дни даже двое вместе привлекают внимание стражи. Нервные они становятся. Везде им мерещатся чары да заговоры колдунов!.. Хотя я их понимаю… Постой-ка на часах в таком месте в такой день — так еще не то привидится… Иван!.. Иван?.. Ты где?!..

— Тс-с-с!!!.. — грозно прошипел бабке в самое ухо успевший стать невидимым Иванушка. — Не кричи!.. Жди меня здесь до полудня, и, если в это время казни не будет — еще пару часов. До вечера, — секунду помолчав, на всякий случай добавил он. — Ну, я пошел!..

И, оставив трактирщицу стоять у стены с открытым ртом и растопыренными в разные стороны ушами, царевич, стараясь не стучать о булыжную мостовую подкованными каблуками, решительно направился навстречу самому сомнительному предприятию в своей короткой, но богатой практике.

Как он и ожидал, проплутав вокруг дворца минут с двадцать, никаких признаков того, что где-то здесь поблизости должна находиться тюрьма для особо опасных преступников, лукоморец не обнаружил. Чувствуя буквально кожей, как из воображаемых песочных часов сыплются и хоронят его здесь, в этом негостеприимном мире, колючие песчинки размером с кирпич, он отчаянно махнул рукой и вбежал в первые попавшиеся двери.

Маневрируя между прислугой и придворными, он быстро проскочил несколько коридоров, обследовал с полсотни поворотов, тупиков и закоулков, о наличии которых не подозревало, наверняка, и большинство самих обитателей дворца, но безуспешно…

Он разыскал четыре кладовые с продуктами, один (но большой) склад старой мебели, шестнадцать чуланов с ведрами, швабрами и тряпками в количестве, достаточном, чтобы вымыть до блеска не только дворец, но и весь город; двадцать семь хранилищ ржавых доспехов, мечей и алебард; комнаты, забитые до потолка штабелями странных дубинок с шипами и ящиками с камнями, и даже один печальный скелет, замурованный в стене, но никаких следов темниц, казематов или прочих подземелий…

Запыхавшись, Иванушка остановился отдышаться и сориентироваться на местности в одном из бесчисленных, бесконечных и безлюдных коридоров, уставленном боевыми знаменами, пыльным и, судя по вездесущей ржавчине, давно вышедшим из моды оружием и неуклюжими, но пугающего вида доспехами. Раньше он, скорее всего, подумал бы, что это сделано для прославления побед, увековечивания подвигов или воплощения мощи, но теперь, после раздражающе-пыльного экскурса по закоулкам дворца, первое, что пришло ему в голову, это то, что для этого металлолома места в чуланах просто уже не нашлось.

И едва он успел устало опуститься на большой пузатый барабан, привалившись спиной к ветхому гобелену с суровым рыцарем с изрядно поеденным молью двуручным мечом, как вдруг обнаружил, что внезапно оказался на проезжей части улицы с двусторонним движением.

Слева на него надвигался, дружно печатая шаг, отряд суровых гвардейцев в блестящих кирасах, а справа тянулась и жалась к стенке цепочка поварят с грязной посудой в руках — судя по времени и ароматам, остатками господского завтрака.

Иван метнулся в одну сторону, в другую — места случайным прохожим уже почти не оставалось — и в отчаянной попытке выскочить из-под ног солдат запрыгнул на узенький карниз, рядом с героическими доспехами с пробитым шлемом. Он сумел уцепиться за древко устрашающего дизайна пики с вычурным вымпелом, укрепленной рядом с ними, поднырнул под "ромашку" из коллекции двуручных мечей и уперся лицом в холодную стену, стараясь не коснуться ничего режуще-колющего.

Отряд, погромыхивая амуницией, кажется, промаршировал к месту предписанной дислокации, слуги, звеня тарелками и блюдами — на кухню, и Иванушка хотел уже с облегчением разжать занемевшие пальцы и спрыгнуть на долгожданный пол, но, на всякий случай, сначала решил убедиться, что вокруг точно никого нет. Он повернул голову направо, на…

— Ой-й-й!!!.. Ё-о-у-у-у!!!.. Моя голова!!!..

Так царевич обнаружил, что не углядел ранее тяжелый овальный щит с позолоченным рельефным кованым гербом — антипатичным зверем, похожим на рогатого бегемота, стоявшим, подбоченившись, на задних, неестественно когтистых, лапах.

Непроизвольно взмахнув рукой, желая ухватиться за ушибленное место, Иванушка задел доспехи, и оба они, потеряв последнее равновесие, с грохотом полетели вниз.

К счастью, царевич приземлился сверху.

Моментально вскочив на ноги, он с ужасом завертел головой, стараясь понять, привлек ли чье-либо нездоровое внимание этот оглушительный шум в пустынном коридоре, и внезапно обнаружил, что смотрит в безумные выпученные глаза поваренка лет шестнадцати.

Тот крепко прижимал к себе маленькое серебряное блюдо, с которого текло по его аккуратненькому мундирчику что-то аппетитное. А изо рта бедняги торчала серебряная ложечка, которую он, судорожно пытаясь сглотнуть, уже потихоньку начинал заглатывать.

Впрочем, поваренок смотрел мимо него — на рухнувшие грудой антикварного металлолома боевые доспехи, как будто ожидал, что они вот-вот поднимутся сами и разорвут его железными руками за все нарушения и проступки — настоящие и воображаемые.

И тут на Иванушку нашло вдохновение.

Если сам он не может найти нужного ему места, значит, надо спросить у того, кто знает.

И, может, этот отрок, так кстати тайком отставший от своих приятелей, чтобы доесть нечто, недоеденное его хозяевами, даже проводит его туда?..

Если его убедительно попросить, конечно.

— У-у-у-у!.. — замогильным голосом тихонько завыл Иванушка, и для пущей вживаемости в роль даже поднял руки, правда, стараясь не думать, как он при этом выглядит. — Ах-х-х-х!.. Моя голова-а!.. Моя голова-а!..

Поваренок дернулся, икнул, и проглотил ложку.

— Где-е-е… моя-а-а… голова-а-а… — простонал царевич, быстро достал из кармана горсть ягод и изо всех сил сдавил их.

На пол перед поваренком упало несколько тяжелых кроваво-красных капель.

— Где-е-е… голова-а-а… Тяж-жко… мне-е-е… ох, тяж-жко-о!..

Нелепые длинные уши поваренка прижались к его голове, цвет лица стал из зеленоватого бледно-салатовым, и блюдо мягко выскользнуло из его вдруг ослабевших пальцев.

— П-по-мо-ги-те… пискнул он. — П-при-ви-де-ни-е…

— Кто-о зде-есь?.. — душераздирающе проскрипел Иванушка. — А-га-а-а… Ви-и-жу-у-у… Ма-альчик… Ма-альчик… зде-есь…

— П-п-п-п… — пересохшие губы отказывались повиноваться поваренку.

— Мальчик… Где… Моя… Голова…

— Н-н-н-н…

— М-му-уки… Кр-ро-овь… кр-ро-овь… лье-ется-а… Голова-а моя-а-а… А-ах-х… — И Иван еще раз даванул ягоды.