Светлана Багдерина - Иван-царевич и С.Волк

Не веря своим глазам, Серый переворошил все кусты, заглянул под все ветки, камни и чуть ли не под все травинки, потом вышел обратно на дорогу, чтобы проверить, не ошибся ли он местом, хотя и без того знал, что не ошибся, что ветки, набросанные им поверх Масдая, раскиданы во все стороны, и что ковер бесследно пропал.

Бросив на траву мешок с котелком, ложкой, овощами и солью, которыми он по пути затарился во встречных лавках — базар так поздно уже не работал — он устало опустился на землю и стал развязывать злосчастные сандалии, выменянные им, видно, в недобрый час. Под ремешками уже виднелись красные потертости и кровавые пузыри мозолей.

"Зато не жарко," — слабо попробовал он найти ложку меда в бочке дегтя, но подобное утешение звучало неубедительно даже для него. Или в первую очередь для него.

"Эх, ножки мои ножки, ножки-хорошки, и за что же это вас так… Ведь правду говорят — дурная голова ногам покоя не дает… Сапоги менять голова додумалась, а досталось ногам… Нет в жизни справедливости. А интересно, подорожник у них тут растет? Надо посмотреть. А потом из плаща портянки нарежу. Вот и пригодился такой

тонкий — а я еще брать не хотел — а так бы тоже сперли, как и ковер… Раз сперли — значит, скорее всего, горожанин какой-нибудь. Раз ворует — значит бедный. Был бы богатый — прислугу бы послал. Раз бедный — значит продавать понесет. Раз продавать — значит самому богатому, потому, что таких диковин у них тут, видать, не водится — вон, эти

двое — Ирак с царем, как там его… неважно… как увидели Масдая — так все изохались. А раз диковина — значит, хорошую цену за него получить можно. Значит, богатею понесет… Ладно, ладно… А подорожника тут у них нет… Очень жалко. Придется так наматывать. А

ведь ноги-то у меня не казенные. Ну, перекупщик — берегись. На натертых ногах теперь тебя еще искать сколько… И чем дольше — тем берегись."

Закончив переобувание, Волк потянулся не глядя за мешком с утварью и замер — пальцы его натолкнулись на гладкое холодное чешуйчатое что-то.

— Ах, ты дармоед! — с несправедливым упреком повернулся он к Меке. — Я тебе доверил, охранять оставил — а ты!.. Опять за бабочками гонялся! Стрекозел!

Химерик (ибо это был именно он) виновато понурил белобрысую голову с подросшими явно за эти несколько дней рожками и попытался поджать хвост.

— Эх, ты… Холера… Химера…

— М-ме…

— Вот тебе и "ме"… — со вздохом поднялся он, подхватив мешок. — Ну, я пошел, к ужину не жди.

Непонятно, почему химерик привязался к Серому с первого взгляда.

Признал ли он в его чумазом лице родителя, вожака или хозяина — оставалось загадкой, но следовал он за ним с того самого утра их первой встречи неотступно, уползая ненадолго погулять, пощипать травку, подрать кору с оливок при приземлении, но быстро возвращаясь и находясь неотступно при персоне в оставшееся время. Перед отлетом он забирался Волку на колени, сворачивался клубком и всем своим видом показывал, что здесь им, великим путешественникам, больше делать нечего.

Вот и сейчас, когда Волк направился обратно к городу по безлюдной пыльной дороге, Мека без раздумья последовал за ним.

— Кыш, — предложил ему Волк. — Халява кончилась. Летать больше не на чем пока. Живи тут в свое удовольствие — чего ты ко мне прицепился-то!

— Ме-а! — упрямо мотнул мордой химерик и, прибавив ходу, обогнал остановившегося Серого на несколько шагов. — М-ме-е-е! — рогатая голова приподнялась на полметра от земли на черном матовым туловище и стала поворачиваться из стороны в сторону, шмыгая бархатистым розовым носиком. Желтый хвост с кисточкой задумчиво подметал дорогу, поднимая облако пыли.

— Ты что — принюхиваешься, что ли? — удивился Волк. — Думаешь, ты собака?

— Ме!

— Понятно. Ну, и как? Получается? Где Масдай? Ищи Масдая, ищи, хороший козелик!.. Масдая ищем!..

Мека втянул в широко распахнувшиеся ноздри новую порцию прохладного вечернего воздуха, потом, не выдыхая, еще и еще…

Раздалось победное "М-ме-е!!!", и химерик стрелой помчался вниз под уклон, по направлению к Ванадию.

— Э-э-эй! Постой! Погоди! Погоди!!! Мека!!! Остановись!!! — Серый припустил за ним и едва смог догнать. — Ты что — с ума сошел? Ты что — в город собрался в таком виде заявиться? Чтоб тебя или прибили, или украли? Где твои мозги-то козлиные?

— М-ме?..

— Ну, я не знаю, что с тобой делать, но, по-моему, к появлению служебно-разыскных химер эта страна еще не готова. Впрочем, как и всякая другая, сдается мне…

Отрок Сергий почесал в затылке — самое лучшее народное средство для ускорения мыслительных процессов и вывода их на качественно новый уровень. Не подвело оно и на этот раз.

— Ага! Придумал! — поднял он к стремительно синеющему небу палец и потянул завязки у мешка. — Щас мы с тобой всех перехитрим. Полезай-ка сюда! Будешь из засады мне дорогу показывать.

Мека заполз вовнутрь и высунул наружу голову. Вокруг его шеи, так, чтобы было видно только ее шерстистую часть, Волк тихонько обвязал веревку и взял мешок на руки. Идиллическая картина, тысячелетиями заставляющая художников хвататься за кисти, туристов — за фотоаппараты, а родителей — за ремень: мальчик с любимым козленком очень поздним вечером возвращается домой.

— Ме.

— Ого, а ты, кажется, за это время-то потяжелел, приятель! — крякнул Серый, пристраивая ношу поудобнее. — Ну, что — все? Готов? Поехали!

К конечной цели — как оказалось, это была роскошная загородная усадьба, обнесенная мраморной оградой с черными чугунными решетками, с большим домом, садом и двором — они прибыли после нескольких часов блужданий по городу по следам похитителя, когда было уже скорее ближе к рассвету, чем к закату. Но, несмотря на это, судя по устало

фальшивящим взвизгам и хрипам каких-то туземных музыкальных инструментов, веселье за забором было в полном разгаре.

В воротах стояли два солдата с большими круглыми щитами и длинными копьями.

— А ты уверен, что это здесь? — шепотом спросил у Меки Волк, нырнув в кусты на всякий случай.

— Ме, — так же шепотом ответил химерик.

— Ну, смотри, — покачал головой Серый.

Через две минуты они уже были на территории поместья и пробирались на свет и звуки агонизирующей музыки, оставив позади суровых молчаливых (а, может, просто спящих стоя) стражей.

Стояла чудесная теплая летняя ночь, похожая на все остальные чудесные теплые летние ночи в Стелле, конечно, кроме чудесных теплых осенних, зимних и весенних ночей, и, возможно, поэтому участники вечеринки решили предаться чревоугодию, пьянству и другим порокам под открытым небом. По крайней мере, те из них, которые еще подавали признаки разумной жизни. Или вообще хоть какой-нибудь жизни как

таковой.