Сергей Радин - Стража

Зверь всё ещё стоял на месте. Но уже не один. Перед его носом, на расстоянии метра, неподвижно висел голубоватый шар. Он едва светился, испуская абсолютно личное сияние, подобно тому, как светится газовая горелка.

Так как зверь и шар замерли напротив друг друга без намёка на малейшее действие, Вадим позволил себе поразмышлять, где он сегодня уже видел такой же странный голубоватый свет. Долго раздумывать не пришлось. Голем. Его глаза. Это они настолько пусты и бездонны, что казалось: за ними не мозги — или что там ещё может быть у големов. Казалось, за ними прятался и подсматривал за Землёй через глазницы чудища целый мир или вселенная.

Вадим опомнился. Что он здесь делает? Всеслав дал ему всего час на туда и обратно. Если предположить примерное расстояние до кладбища и вспомнить прогулки до университета и домой, то весь путь деловым шагом — только до кладбища! — составляет (ну, если уж очень оптимистично) часа полтора. Бегом — наверное, вдвое меньше. Всё равно. Пока доберётся до дома, путь будет представлять собой те же полтора часа.

Пока раздумывал о времени и расстояниях, машинально не упускал из виду и сценки-картинки у витрины универмага. Носорог-бегемот на тигриных лапах — зверь, конечно, оригинальный, но голубоватый шар почему-то больше притягивал внимание. Может, раздражающим глаз призрачным свечением?..

Глаза Вадима уловили движение со стороны зверя, и он успел заблаговременно заткнуть уши. Пасть зверя оказалась неожиданно плоской, как у крокодила. Такие же крокодильи зубы, неровные, уродливые, понатыканы по челюсти абы как. От рёва вновь, даже под плотно прижатыми ладонями, болезненно задребезжало в ушах. Рёв угрожающий, и Вадим поневоле снова загляделся на шар. Что в нём такого, что вызывало гнев и беспокойство громадного зверя? Вроде бы, клацни зверюга пастью — и нет шара размером чуть больше футбольного мяча.

Бездумно заглядевшись на голубоватое сияние, Вадим внезапно испытал странное чувство — одновременное отторжение реального мира и выход на новую ступень видения. Зрительный фокус сдвинулся, как сдвигается взгляд при рассматривании картинок в альбоме 3Д. И Вадим увидел: шар полый, внутри него мельтешило бесконечное чёрное движение. Что-то живое стремительно металось в тесном пространстве. Его форма совершенно не угадывалась, даже приблизительно. Ясным казалось лишь, что существ очень много.

Однако и границы шара явились обманом. Чем больше глядел Вадим, широко раскрыв немигающие напряжённые глаза, тем дальше тонул взгляд. Он уже не слышал рёва чудовища, только стороной отмечал: вот, опять орёт, — как вдруг хаотическое метание в шаре начало собираться в единое движение. И шар лопнул! Чёрная струя выстрелила из него, уже в воздухе распалась на тончайшие нити над зверем и чёрной паутиной облепила гигантскую тушу.

Зверь сделал один-единственный прыжок. А может, и не сделал. Может, это чёрная паутина завалила его на витрину. Стеклянный звон стеклянного дождя зазвенел, почудилось, отовсюду. Витрина в лунном свете взорвалась чёрно-жёлтым огнём и скрыла дальнейшее. Мелькнули разок в стеклянном крошеве чудовищные лапы падающего зверя.

Глаза Вадима сохли, а он всё смотрел и видел то, что видеть с такого расстояния не должен. Нити погружались в дёргающуюся тушу, словно тонули в ней, быстро-быстро. И странно: их паутина становилась всё чернее и плотнее. Вадим задержал взгляд на одной нити; как-то так получилось даже, что не задержал, а уцепился взглядом — и первый этаж универмага поплыл к нему, увеличиваясь. И наконец стало понятно, почему появилось ощущение плотнеющей паутины: нити размножались на ходу. То ли это было совпадение, то ли нет, но размножение происходило в момент обжираловки и происходило очень просто, во всяком случае, внешне: нить заметно раздваивалась на конце; новая, меньшая в первые две секунды нить мгновенно отделялась от первой и так же мгновенно впивалась в плоть добычи. Просто, удобно, практично… Уже через две секунды разделялись ещё две нити…

Когда усталый от напряжения Вадим приготовился отвернуться от дороги, паутина плавно опустилась сквозь торчащий скелет на асфальт. Миг бездействия — и паутину смяло вихрем в уже знакомый чёрный поток, который начал втягиваться в нечто невидимое, постепенно обволакиваемое льдисто-голубым облаком. Облако твердело, обретая форму. Когда последняя чёрная нить влетела в него, страшный шар не спеша двинулся вдоль стены универмага, чтобы вскоре пропасть за углом.

А Вадим всё не в силах был сдвинуться с места. Напрягая зрение и стараясь удержать его на таком уровне, который позволял увидеть воочию невероятные вещи, он всматривался в киоск на углу универмага, где только что пропал голубоватый шар. Пока смотрел, в голову пришла безумная идея: весь путь отсюда до кладбища постараться пройти, фокусируя глаза так, чтобы видеть издалека в деталях, как он видел размножение нити… Даже расслышав ворчание Ниро, он стоял неподвижно, в странной уверенности, что вот-вот вновь увидит шар. Но под кустом было тесно. Ниро нетерпеливо переступил лапами, всей тяжестью надавил на кроссовку Вадима.

Вадим оглянулся и перестал дышать. С земли на него уставились глаза.

36.

Круглый резиновый коврик, который так любили класть у входной двери, — почему-то именно этот образ пришёл в голову. Коврик, на который какой-то псих кучно налепил или нашил пуговицы в виде глаз.

Зря Вадим успокаивал себя пуговицами. Влажные глаза, судя по зрачкам, смотрели на него, и зрачки расширялись, медленно и с нарастающим… недоумением или ужасом?

Сохнувшие глаза самого Вадима засвербило — так захотелось моргнуть. И он не мог ничего с собой поделать. Поспешно хлопнул веками раза два…

Зрачки глазастого коврика до отказа наполнились тёмной безысходностью.

Вадим нутром понял: это предел, сейчас что-то будет.

Коврик моргнул всеми глазищами одновременно.

… Вадим мчался через дорогу, рядом летела тень Ниро.

Если бы они оглянулись… "Коврик" улепётывал в противоположную сторону, изображая реактивный ковёр-самолёт в метре от земли. Он напугался не меньше.

… Две длинные остановки заполнились бесконечной пешеходной дорожкой между пронизанными лунным светом, почти проволочными стенами высоких кустов. Бег затормозили ступени. Небольшая лестница спускалась к полуподвальному магазинчику, а следующая выводила на верхнюю дорожку, которая вливалась в перекрёсток перед мостом.

Вадим спустился и, помедлив, подошёл к витринному стеклу, прижался лбом. Сердце успокаивалось. Головокружительный страх вместе с горячечным жаром впитывался в не слишком прохладное стекло.

Рядом вздохнул Ниро. Вздох его почти не слышен. Давным-давно, в детстве, у Вадима было любимое местечко — театральное кафе при городском драматическом театре. Подавали там удивительное блюдо — шоколадное желе. Вадим помнил: мама несёт от буфета поднос, и среди прочих лакомств трясётся на блюдце это желе… Вздоха Ниро он не услышал — скорее, ощутил, как закачался воздух, да ещё чувствительно неоднородно. Будто размяли то самое желе, бросили в стакан с водой. "Фу ты, гадость какая", — уныло решил Вадим. Но от ощущений не убежишь.