Сергей Радин - Лёхин с Шишиком на плече

На полу, среди каких-то черных круглых камней, в которых Павел Иванович с трудом признал гнилые яблоки (и одно хорошее валялось рядом), лежал хозяин квартиры, сжимая в правой руке предмет, сильно смахивающий на сложенный зонт в чехле. Неподалеку вытянулся еще один предмет — сначала Павел Иванович решил, что это короткий лом, но приметил, что предмет полый. Долго размышлять некогда. Состояние хозяина требовало внимания и, кажется, немедленной помощи. Ибо смертельно бледный Николин постепенно, но верно истекал кровью.

Павел Иванович на секундочку заскочил во вторую комнату, установил, что чужих в помещении нет, и вплотную занялся хозяином.

Что уж тут произошло — объяснить он не смог бы, но раны Николина явно не были ни пулевыми, ни ножевыми. И что хуже — была в них одна странность: кровищи много, а все будто бы заживает…

Тогда почему хозяин без сознания и почему впечатление, что он уже не только бледен, но и сереть начинает? Кровь-то уже остановлена! Что за чертовщина!

Спелое яблоко на полу почему-то тоже притягивало взгляд. Чтобы не думать о нем, раздраженный и обеспокоенный Павел Иванович прихватил приятный на ощупь кругляш и приподнял кисть Николина послушать пульс. Перед глазами внезапно все потемнело; комната, до странности похожая на сумеречный подвал с низким потолком, болезненно закачалась. Павел Иванович рывком поднял Николина на ноги и лихорадочно закрутил головой в поисках двери: почудилось, что потолок, и без того низкий, принялся пригибаться к полу.

Занятый происходящим вокруг, он не заметил момента, когда безвольно висящее на его руке тело отвердело. Зато заметил исчезновение тяжести, но почти мимоходом. Как-то стороной, завороженный изменениями в комнате, он отметил, что Николин приходит в себя. Мелочь, не заслуживающая внимания. Павла Ивановича продолжало гипнотизировать яблоко: оно навязчиво напоминало о себе липкой влагой и… Поднял с пола Павел Иванович прекрасное спелое яблоко — а сейчас с трудом удерживал в пальцах склизкую дрянь коричневато-черного цвета.

Он еще пялился на этот ужас, когда рядом кто-то зашевелился. В плывущем мире Павел Иванович увидел летящий ему в лицо кулак — потрясающе красивое движение! Потому что четкость в зыбком — это чудо!.. Челюсть горячо вспыхнула. Перед глазами взвились искры. Павел Иванович рухнул.

35.

Толпа привидений занималась дознанием. Не без помощи Шишика, который покорно улегся на веках незнакомца.

Лехин сидел в кресле и рассеянно поглаживал ноющие костяшки кулака. "Ни фига себе — реакция! — думал он несколько смущенно. — Только выбрался из подвала зверюг — и в драку… А главное безо всякой причины. Ну и ну. Бедняга…"

Призраки уже проинформировали, что лежащий — частный детектив, нанятый Бывшей Женой выяснить, откуда у Лехина квартира, а точнее — на какие шиши она куплена. Лехин же вспомнил, что видел детектива в троллейбусе, когда ехал с рынка домой.

В комнату заглянул Елисей — он готовил ужин — и поманил Лехина.

— А Никодим где? — садясь за стол, спросил Лехин.

— Домой побежал. Негоже жилье-то свое без присмотра оставлять. И так-то день и ночь — у нас и у нас. Свое хозяйство совсем без глазу… Ты, Лексей Григорьич, ешь, ешь. А то вишь, как отощал… А и все ж таки, Лексей Григорьич, пошто ты стукнул сыщика того? Али сердце подсказало, что не за добрым делом он к нам пришел?

— Не может быть у него дела доброго-недоброго, Елисей. Работа у него такая. А что ему клиентка попалась глупая да жадная… В общем, не виноват он. А насчет "стукнул"…

Вкуснейшее картофельное пюре, на молоке и сливочном масле, с приправой из тушеных грибов, показалось вдруг пресным. Лехин хмуро отложил ложку. Мелькало что-то в памяти, мелькало призрачно и неуловимо. Попробовать закрыть глаза, как в попытке вспомнить ускользающий сон?.. Лестница. Он спускался по лестнице и видел внизу только часть площадки, и от неизвестности, что впереди, сердце стучало взволнованно и азартно. Тишина — и в ней его дыхание и легкие шаги, хоть и старался идти бесшумно. Запахи сырого кирпича и штукатурки. И еще почему-то — грибной сырости… В два уже машинальных шага Лехин пробежал очередную площадку и чуть не свалился. Его окружил сумрак, от которого хотелось проморгаться — и тогда все будет видно. Настроенный на бесконечный бег, в этом сумраке Лехин вытянул ногу на ступеньку ниже, а нога ударилась о тот же пол, с которого он хотел спуститься. Лехин от боли охнул. И в этот миг перед ним контуром нарисовалась человеческая фигура. С перепугу, что застали врасплох, Лехин двинул фигуру на высоте предполагаемой челюсти противника. А достав, мгновенно бросился назад, на площадку, — здесь пусто, со спины никто не нападет! Свет, яркий после подвального сумрака, ударил по глазам — и Лехин снова охнул, когда диван сзади двинул его под колени, но милосердно свалил на себя, мягкого.

А посреди комнаты лежал стукнутый Лехиным человек — не зверюга в новом обличье, не Проводник. Совершенно незнакомый человек.

— Перепутал я, — признался Лехин. — Думал, я еще там, в подвале. А там как раз кто-то на расстоянии вытянутого кулака появился. С моей нынешней драчливостью грех было не стукнуть. Ну и стукнул. Ан, оказывается, я уже дома и луплю кого не надо.

Елисей закончил натирать чесноком корочку черного хлеба, предложил хозяину. Лехин надкусил со сладострастным стоном и вновь накинулся на пюре.

— Что ж теперь с гостем нашим делать будем, Алексей Григорьич?

— Понятия не имею. В обычной ситуации сообразил бы, а здесь? Одни эти яблоки как ему объяснить? А то, что лежал на полу? Привычка, что ли, у меня такая — дрыхнуть на полу, да еще среди бела дня.

— У людей привычки бывают ой какие странные! Можа, ты это, как ее, йогой занимаешься? Ритуал какой-никакой соблюдаешь?

— Ага, алхимик или в колдовство вдарился… О! Колдун! Неплохо звучит. И убедительно. А жене расскажет — и польза огромная: она всяких таких штучек не любит. А вообще… Елисей, стоит ли ему вообще что-то объяснять? Пусть привидения выведут его — и дело с концом. Еще придумывать что-то — зачем?

— Затем, Алексей Григорьич, что прилипнет к тебе сей сыскарь как банный лист и не отлипнет, пока не дознается правды-матки, — солидно высказался Дормидонт Силыч, солидно "усаживая" свой зад на табурет и скосясь, не проехал ли мимо. — А колдун, по нынешним временам, фигура значительная, хоть и вредная. Да и дом твой объяснит сыскарю.

— Последнего не понял.

— Колдуны ж страшенные деньжища берут за насылание порчи или приворота. Так всегда было. Аль сейчас не так? Вот и накопил на дом-то, на хоромы.

— Это мысль. Елисей, что скажешь?

— Правду говорит Дормидонт Силыч. Колдовством сейчас много чего объяснить можно.