Сергей Радин - Кодекс Ордена Казановы

Наверху заработал лифт.

Первые двое вроде оценили ситуацию более адекватно и, не заботясь о дружке-задире, мелкими перебежками начали обходить Лёхина, норовя незаметно добраться до входной двери. Их жертва, шипя от боли на каждом шагу, добралась до лестницы, села, передохнула от передвижения и… стала смеяться. Спец по единоборствам обернулся у двери и с каким-то бессильным отчаянием выпалил:

— Вот погоди, гад, подловим где-нибудь подальше от дома — и!..

И троица улетучилась, так как приземлился лифт, и нарваться на ещё одного взрослого ребятишкам явно не хотелось.

Лёхин помог подняться жертве. Высокий худущий подросток и вставая продолжал смеяться, хоть и охал время от времени. В сочетании с худобой длинные, измазанные в крови волосы придавали ему вид хипповатый. Лица не разглядеть — места живого не осталось. Лёхин только собрался спросить, за что его так страшно, как мальчишка поднял глаза на вышедшего из лифта. Смех затих.

— Ой… Бабуля…

А дальше — причитания бабки Петровны, собравшейся было в магазин. Впрочем, соседка Лёхина не только причитала. Озадаченный Лёхин заметил, как пару раз дёрнулась её суховатая ручонка, и только на третьем движении сообразил: старушку раздирали противоречивые чувства. Ужасаясь состоянию своего ненаглядного Ромки, она оплакивала его синяки, но, каким-то образом догадавшись о причине драки, так и норовила треснуть по затылку.

Лёхин помог довести Ромку до лифта, да и в лифте пришлось поддерживать мальчишку с обеих сторон, несмотря на браваду — "Без вас обойдусь!". Не обошёлся. Едва лифт пошёл наверх, Ромка застонал и стремительно нагнулся к бабушкиной сумке: "У тебя всегда с собой…" Треск "молнии", шуршание — и мальчишку жестоко стошнило в выхваченный из сумки прозрачный пакетик. Бабка Петровна залилась слезами, а Лёхин предложил вызвать врача: а вдруг у мальчишки сотрясение мозга?

… Благодаря лифту же, Лёхин увидел наконец лицо правнука бабки Петровны. Случилось это уже неделю спустя памятного избиения. Лёхин только вышел из своей квартиры, как дверь напротив открылась и закрылась, и навстречу медленно зашагал высокий парнишка. Медленно, потому что, машинально опустив глаза, накидывал на голову капюшон плаща. И жест этот выглядел очень странным: то ли оттого, что именно накидывал, а не натягивал, то ли оттого, что капюшон был не привычным узким, по-молодёжному — едва-едва на макушку натянутым, а широким и глубоким. Лёхину ещё тогда причудилось, будто перед ним кадр из фильма о Средневековье: это монах, активно участвующий в политике, он прячет лицо под капюшоном, чтобы быть неузнанным.

Капюшон вздрогнул на звон Лёхиных ключей, а через секунду сказали:

— Дядя Лёша! Здравствуйте!

Чуть квадратное лицо с жёлтыми пятнами на месте недавних синяков, широко расставленные тёмные глаза, смешливо сморщенный нос (копия насмешницы бабки Петровны!), большой улыбчивый рот, длинные, чёрные в сумраке подъезда волосы — нет, мальчишка ничем не походил на монаха. И Лёхин ответил в тон его лёгкому приветствию:

— Здрасьте-здрасьте! И что это ты к лестнице? Лифт не работает?

— Не знаю, дядь Лёш. Наверное, работает. Только я пока лифтов боюсь. Укачивает. Уж лучше пока по лестнице.

И Ромка стал спускаться, одной рукой держась за перила — другой снова потянувшись к капюшону.

… Лёхин провёл пальцем по запотевшему стеклу балконной рамы. Может, он и ошибался, но в его системе человеческих характеристик Ромка принадлежал к категории людей, один вид которых на некоторых впечатлительных типов действует как красная тряпка на разъярённого быка. Лёхин попытался сформулировать, что же такого в мальчишке странного. Излишняя самоуверенность? Нет, что-то другое. У пацана взгляд человека, который владеет некоей тайной, и в этой тайне его сила… Что же произошло? Почему он пропал?.. Переживай тут ещё. Не из-за Ромки, конечно. Лёхин его, что называется, мельком видел. Переживал Лёхин из-за бабки Петровны…

Расфилософствовался. Того гляди, приезд Егора Васильевича пропустить можно. Лёхин вновь вгляделся в балконное стекло, но ничего, кроме собственной длинной и худой физиономии, не разглядел.

Хм. Если б даже захотел приезд гостя пропустить — не дали бы.

— Машинка! Машинка! — завопил Касьянушка и просительно заныл: — Дормидонт Силыч, а, Дормидонт Силыч! Мож, покатаемся чуток опосля-то? Как Егор Васильич домой засобирается, а?

— Хоша покататься — катайся. Я тут зачем?

— Ох, Дормидонт Силыч, как можно одному! — взмолилось привидение. — И место ведь незнаемое. И неудобно — без спросу-то. А вдвоём, поди, не так страшно!

3.

Привидения деликатно удалились, чтобы не отвлекать хозяина от общения с гостями. Касьянушка, правда, не хотел деликатно уходить, а хотел деликатно присутствовать. Но грубый Дормидонт Силыч и юный хулиган Линь Тай схватили его за руки и мигом сунули в стену. Последним, словно страхуя отход, удалился Глеб Семёнович.

Из толпы привидений, насчитывавшей сорок с небольшим личностей, в соседней пустовавшей квартире осталось четверо. Все они заявили, что местечко им полюбилось и большего искать и желать им не нужно. А одиночество, традиционное для привидений? Ха, пообтёрлись! А стерпится — слюбится!

Лёхин справедливо подозревал, что дело не в удобной квартире, а в удобстве её расположения — стенка в стенку с квартирой человека, который видит и слышит привидений. Кроме всего прочего привидения умилостивили Елисея завидным послушанием, лишь бы бывать в Лёхинском доме. А домовой ненароком совершил открытие: привидениями, точнее — их поведением, можно управлять замечательным средством, включающим в свой состав кнут и пряник. И средство это — книги! Четверо оставшихся как специально подобрались — все любители чтения. Волей-неволей приохотили к чтению и домового. А что делать? Перелистывать страницы призраки не могут, вот Елисей и помогал. А пока переворачивал, пару-другую строк вычитал — и сам заинтересовался. Сначала четыре книжки лежали на столе — добавили пятую… Домовой странички переворачивал в свободное время, а такого у него маловато. Пробовали Шишика уломать — тот хулиганил больше: страниц не трогал, а нырял в буквы, которые начинали плавать и глазами моргать. Привидения возмущённо орали, Шишик балдел на буквенных волнах, таращась на всех наивными глазами, прибегал Елисей (если Лёхина не было дома), хватал "помпошку" за шкиряк и быстро-быстро шуршал страницами. В квартире воцарялась тишина, а потом Глеб Семёнович вплывал на кухню и торчал виноватым столбом, стараясь как бы нечаянно попасть на глаза домовому. Листать пора!

А уж как любят привидения ночи! Елисей и Никодим за самоваром (купил им всё-таки Лёхин посудину!) ведут неспешную беседу, а перед каждым по две книги — и листают, и листают! Привидения всеядны, а домашняя библиотека Лёхина солидна. Конечно, хитрован Касьянушка уже сообразил-приметил, что в конце почти каждой книги реклама других есть, и начал с воодушевлением рассказывать Лёхину, как было бы здорово иметь дома ещё и вот "энту жутко антиресную вещь"!