Кассандра Клэр - Draco Sinister

— Драко, — промурлыкала Джинни. — Тебе стоит кое на что взглянуть, пока ты окончательно не свалился.

Она склонилась над ним, он почувствовал ее руку на своем рукаве — она осторожно его подергала. Он приоткрыл глаза, опустил взгляд — и через мгновение понял, что не столько видит, сколько не видит — кожа его предплечья была чиста, словно на ней никогда и не появлялась Слитеринская метка — череп со змеей.

Он сидел в проеме окна — светловолосый мужчина в темной мантии, расшитой сулящими несчастья созвездиями. Ветер трепал его волосы — не светлые, не белые, а какие-то совершенно бесцветные. На мгновение они отразили стальное небо, став серебристыми.

— Салазар, — заложив руки за спину, через силу заговорил мужчина с темными волосами. — Зачем ты все это делаешь с собой? Из-за женщины? Или как?

— Тебе легко говорить, Годрик, — не глядя на него, ответил Салазар Слитерин. — Ведь она выбрала тебя.

— Она независимая. Она сама делает свой выбор — она такая, какая хочет, она поступает, как считает нужным. Сейчас это может подразумевать и меня. Только не считай, что я идиот, и думаю, что смогу удержать ее, — если она так решит, я потеряю ее…

— Все это ничего для меня не значит, — отрезал Салазар. — Все мы в нашей жизни делаем или то, что можем, или то, что должны. Я делаю то, что должен.

— Существуют другие пути, — возразил Годрик. — Другие пути, ведущие к смерти, ведущие в Преисподнюю, — куда более быстрые и доблестные.

— Если ты предлагаешь мне принять смерть от твоей руки, кузен, то знай, что я в качестве ответа предлагаю тебе то же самое.

— Правда? — в том же тоне ответил Годрик. — Так почему бы тебе не убить меня прямо сейчас?

Салазар взглянул на него безо всякого интереса:

— Ты стоишь на моем самом любимом ковре, — указал он. — Я вовсе не хочу, чтобы он превратился в рухлядь: очень немногие вещи доставляют мне удовольствие в жизни. Почему я должен отказаться от одной из них?

Годрик открыл рот, потом закрыл и покачал головой:

— Ты же можешь убить меня мановением руки, можешь одной мыслью превратить меня в горстку пепла, и при этом твой ковер совершенно не пострадает.

— О, нет, — с величайшей серьезностью и торжественностью возразил Слитерин. — Если я возьму твою жизнь, то я пролью твою кровь. Можешь быть уверен.

Спустя две недели после заключительной встречи со Слитерином, вечером накануне дня рождения Гарри Поттера Драко оставил играющих у камина в Подрывного дурака Сириуса, Нарциссу, Гарри и Гермиону и отправился на вершину холма. Он не смотрел на этот дом, где были похоронены его воспоминания об отце. Ночное небо над ним было чистое и прозрачное, будто кто-то положил стекло, а сверху насыпал сияющих бриллиантиков звезд. Днем моросило, трава вокруг была сырая, и каждая травинка поблескивала, словно вбитый в землю гвоздь. Над ним возвышался воздвигнутый в память о его отце мавзолей, сделанный из черного оникса, — он казался нарисованным в ночной мгле.

Он сам не мог понять, зачем он сидит здесь ночь напролет — то ли пришел попрощаться, но ли надеялся, что ему удастся побеседовать с неугомонным призраком отца, — что бы он сказал призраку, если бы тот появился?

Когда он шел сюда, никто не попытался его остановить, все эти дни с ним обращались настолько бережно, как если бы он был чем-то ужасно хрупким, грозившим непременно и немедленно расколоться. Не то, чтобы никто из тех, кто сейчас был в Имении — он сам и Гарри, Гермиона, Джинни и Рон, Сириус, Лупин и его собственная мать — не прошел через этот кошмар, однако только он оказался в его эпицентре. Всех их так или иначе касалась тьма, но лишь Драко был ей почти проглочен, находился в ней, был ей… Пусть Знак Мрака исчез с его руки, но воспоминания о том, что было, все еще кипели и бурлили внутри него, столько всего предстояло осознать, понять, забыть — ну, или хотя бы попытаться забыть… Он беспокойно мотался по темным залам Имения, заглядывая в зеркала, безуспешно пытаясь найти в них ответы. Назавтра был день рождения Гарри, намечалась вечеринка, но он совсем не хотел на нее идти. Сириус намеревался устроить празднество для них обоих — но Драко отказался, ему не хотелось никаких сборищ, неделю назад был спокойный тихий обед, он получил подарки… да он и их сначала не хотел!

Новая мантия от матери, черные кожаные огнеупорные штаны от Гермионы, книга от Джинни…

Чарли Висли прислал ему фигурку дракона, изрыгающего в начале каждого часа безопасное пламя.

А Сириус презентовал ему меч взамен того, что забрали демоны, — не Живой Клинок, конечно, но вполне ничего себе. Гарри в продолжение этой темы неожиданно преподнес ножны, заколдованные так, чтобы уберегать их владельца от ранения — видимо, Гарри достаточно насмотрелся крови за последнее время.

Драко поднялся на ноги и взглянул на темнеющее в серой мгле Имение. Такое знакомое.

Огромная крытая терраса, по периметру окружающая этот квадратный каменный дом, башенки с узкими окнами в каждом углу — как раз для того, чтобы лить отличную раскаленную смолу на головы врагов… Сейчас между ними лежали тени. Он подумал обо всех остальных, оставленных им у камина… Отблески огня на волосах Джинни, смех Гермионы, как всегда — молчание Гарри.

Хватит.

Драко отряхнул колени от мокрой травы и подошел к мавзолею — резная серебристая надпись гласила: «Люций Малфой. 1958–1997. Arte Perire Sua» — Привет, отец, — тихо произнес Драко, чувствуя под рукой холод камня, слушая замирающий в тишине собственный голос, чувствуя, как колотится в груди сердце. — Давненько мы с тобой не беседовали. Во всяком случае, создается такое ощущение…

Ночь ответила ему тишиной и прохладой. Развернувшись и привалившись спиной к холодному мрамору, он снова уставился в сгущающуюся тьму, где тонкой цепочкой огоньков светилось Имение.