Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - фюрст

Я ответил со вздохом:

— Хотел бы сказать, что не вот так сразу, но, боюсь, врать как-то неуместно, хотя вы женщина — надо бы врать. Если Ордоньес не договорится…

— Но он же адмирал!

— Увы, — сказал я, — есть общие законы для всех, которые не волен нарушать даже адмирал. Впрочем, я выйду и попробую вместе с ним уговорить разбушевавшуюся чернь в исполнении их демократических прав просто выбросить вас на берег.

— Выбросить?

— Есть разница, — напомнил я, — быть выброшенной в море или на берег.

— Ох, простите…

— Будьте готовы, — сказал я.

Она нашла силы присесть в грациозном поклоне.

— Ваша светлость…

— Леди Констанция.

Я неспешно вышел, стараясь не ускорять шаг, а то неверно будет истолковано, аккуратно прикрыл за собой дверь. Пол под ногами ощутимо наклоняется то в одну сторону, то в другую, но с такой неспешностью, что организм вскоре сам приноровился, и я перестал замечать качку, к которой адмирал Нельсон так и не мог привыкнуть до конца жизни.

Ордоньес вскинул брови, в глазах недоверие, но спорить не стал, отдал приказ, матросы начали опускать за борт лодку. Я проинструктировал тех, кто будет на веслах, как держаться и что говорить, Ордоньес взвеселился и сам спустился за принцессой, а когда поднялись на палубу, лицо его было жестоким и жаждущим утопления, а она трепетала и смотрела непривычно пугливо.

Когда шлюпка отчалила и быстро пошла к берегу, Ордоньес посмотрел вслед с жалостью.

— Ваша проблема не решена, — буркнул он, — ваша светлость, только отодвинута.

— И то дело, — ответил я. — Все проблемы делятся на те, которые решить невозможно, и на те, что решаются сами. Нужно только отодвинуть их на время.

— Кто-то решит за вас?

— Или решения не понадобится. Жизнь непредсказуема, адмирал! Боюсь, на островах в этом убедимся.

Он даже не заметил, как я хитро увел разговор от щекотливой темы, сразу оживился, потер ладони.

— Да, на островах всегда неожиданности! Люблю.

— Но ведь непредсказуемость — это плохо?

Он изумился:

— Кто вам такое сказал? Если все предсказуемо — это не жизнь, а так… Даже не знаю, что.

— Жить необязательно, — сказал я, — а вот плавать… так?

— Золотые слова, — сказал он горячо. — Плавать — это… я не могу даже сказать, это больше, чем жить. Посмотрите на «Ужас Глубин», разве есть что-то прекраснее, чем каравелла под всеми парусами?

Глаза стали масляными, а губы сложились трубочкой, вот-вот засюсюкает. «Ужас Глубин» идет впереди против солнца, и оно то скрывается за туго натянутыми парусами, делая их обжигающе пурпурными, то неожиданно находит между ними щель и остро бьет по глазам. В такие мгновения весь мир вспыхивает, уходит ощущение реальности, мы плывем не то по волнам, не то по облакам…

«Ужас Глубин» гордо несет две мачты, а «Богиня Морей» — три, но все равно та и другая — малые каравеллы, о чем, конечно, Ордоньесу не скажу. Огромными кажутся только потому, что все так называемые корабли нашего побережья — это просто лодки с одним-единственным парусом.

Правда, драккары викингов ухитрялись ходить даже через Атлантику в Новый Свет, но уж не знаю, сколько выходило в путь и сколько доплывало, к тому же викинги никогда не дрались на море, не умели просто, а для нашего флота драться — это жить.

Прежде чем торговать с Югом, дорогу надо расчистить. Да и для вторжения хорошо бы промести перед собой океан, чтобы вместе с кораблями не погиб и цвет крестоносного рыцарства.

На этой каравелле пятьдесят два человека, хотя стандарт для таких судов — сорок, однако после гибели остальных кораблей остатки поредевших экипажей Ордоньесу пришлось перебросить на эти два оставшихся.

У обоих длина по двадцать ярдов, ширина — шесть, осадка — чуть больше двух, а перевозить могут шестьдесят тонн, что позволит решать ого-го какие задачи…

Ордоньес, словно угадал мои мысли, сказал тепло:

— Нам для короткой разведки хватит и двух каравелл. Это же настоящие гиганты, не так ли, милорд?

— Если сравнивать с лодчонками пиратов, — сказал я, — то да.

Он покосился, уловив нечто недоговоренное, но смолчал. Третий корабль, «Синий Осьминог» сейчас старательно ремонтируют в бухте Тараскона, заодно на практике постигая секреты пропорций большого корабля.

Я дал указание мастеровым сделать чертежи, но даже Ордоньес пока не догадывается, что в моих планах на самом деле есть что-то еще, помимо ремонта и попытки построить такую же каравеллу своими силами.

Ордоньес остался на мостике, я начал спускаться вниз, по ходу услышал смешки матросов, кто-то спросил:

— Ну почему Господь Бог не создал человека с жабрами?

— Зачем?.. — спросил другой голос. — Хотя да, понятно. Ты бы убежал с корабля к этим морским девам?..

— Не убежал бы, — возразил другой голос, — а так… сплавал бы пару раз. Или больше.

— Как тебе не стыдно, бабник.

— Не всем же так везет, — возразил им третий голос, — как нашему лорду! К нему бабы сами слетаются…

Суровый голос посоветовал:

— Прикуси язык. Он лорд, понял?

— Ну…

— Станешь лордом, — произнес тот же голос, — и к тебе прилетят. А пока на тебя слетаются только навозные мухи.

Уже знают, мелькнула сердитая мысль. Ну да, еще бы, принцесса Констанция Бретонская явилась же открыто. Может быть, брякнула в своей самоотверженности, какой именно долг собирается исполнить, теперь у матросов будет неспокойный сон, хотя она уже давно на берегу.

Корабль — не дворец или замок, здесь засыпаешь и просыпаешься под топот матросов, за тонкой стеной из досок шумят волны, иногда ухитряются зайти сбоку, тогда деревянный борт жалобно поскрипывает, а сам корабль мелко вздрагивает.

Будь это нужно только императору, я бы и думать не стал про эти острова. Однако именно с архипелага хлынули две или три волны переселения в Гандерсгейм, а может, и больше. Всякий раз страну разоряли, а остатки уцелевшего населения покоряли.

Я все равно заинтересовался бы островами со временем, но император подвигнул чуть раньше. Возможно, хитроумный замысел в том, чтобы приучить меня к мысли, что желания наши совпадают, и в следующий раз постараться толкнуть в авантюру, хоть и полезную, но менее желательную…

«Богиня Морей», похоже, была на Юге не простой каравеллой, а кораблем высоких императорских чиновников, что зачем-то передвигались морскими путями. Во всяком случае, об этом говорит слишком уж высокая корма, где много помещений для лиц, я бы сказал, не совсем простых, и даже очень непростого звания.

Даже моя каюта огромная, это непрактично, хотя, признаю, настолько удобно, что я больше сидел за столом, чем торчал на мостике. Сейчас, развернув карту Сен-Мари и Гандерсгейма, я всматривался в единственный тоннель, соединяющий с северными королевствами, где и моя Армландия, и до треска мозгов продумывал, как все это слить воедино через одну-единственную артерию.