Елена Хаецкая - Новобранец

— Лучше бы явилась ко мне наяву.

— Она не может.

— Почему?

— Есть причина.

— Какая? — настаивал Денис.

— Денис, — после паузы заговорил Арилье, — тебе не приходило в голову, что она — придворная дама защитницы Гонэл, эльфийская дева очень знатного происхождения… А ты? Кто ты такой, а? Задумывался?

— И чем это я плох?

— Ничем не плох, но… Для начала, ты — человек.

— Если у нее на этот счет имеются расовые предрассудки… — начал Денис в запальчивости и осекся.

— Откуда у нее расовые предрассудки? — возразил Арилье. — Ты же сам напоминал о том, кто у нее в родне.

— Это не кровная родня.

— Для эльфов не имеет значения — кровная или сводная. А бывают еще побратимы и боевые друзья. Все это важно… Нет, я о другом. Ты — человек, ты — совсем другой по воспитанию, по той скорости, с которой ты живешь.

— Намекаешь на то, что я рано помру и оставлю мою любимую вечно-юной и вечно-безутешной?

— Вроде того… Нет, — спохватился Арилье, — на самом деле я о другом. Она может наслаждаться какой-нибудь книгой, мыслью, музыкальной темой очень долго, а у человека все впечатления мимолетны. Поначалу это затрудняет общение.

— Как же ты со мной общаешься? И с другими людишками? — осведомился Денис.

— Не старайся меня обидеть, — попросил Арилье. — Я привык к людям. И Роселидис, и другие. Мы все давно служим с людьми бок о бок, дружим с ними, едим из одного котла, как говорится. А она — нет. Она общается преимущественно с эльфами, потому что люди, кажется, вызывают у нее страх.

— Ага, — сказал Денис. — Ну что ж, отличная причина иметь со мной дело только во сне.

— Возможно, ты прав. — Арилье не поддержал шутки. — Для эльфийской девы это выход. Когда мы смущены по-настоящему, то предпочитаем решать все вопросы в сновидениях.

— И я, по-твоему, должен считать эти сновидения чем-то вроде реальности?

— А чем они отличаются от реальности? — удивился Арилье.

— Тем, что они нереальны… Послушай, Арилье, мне только кажется, или эти туманы действительно приблизились по сравнению с тем, что было месяц назад?

— Тебе тоже это видится? — Арилье сжал кулаки.

— По-моему, да.

— Они надвигаются постепенно, шажок за шажком, по паре локтей в месяц, — сказал Арилье. — Но они все еще очень далеко.

— Полагаешь, я успею состариться прежде, чем они навалятся на замок? — сострил Денис.

— Не смешно… Страшны не серые туманы, страшно то, что в них таится. И оно постепенно становится сильнее.

— А что это за туманные тени? — спросил Денис. — Ну, обычно такие штуки являются носителями мирового зла, знаешь.

— Обычно? — Арилье поднял брови, но Денис отвел глаза, чтобы не объясняться на сей счет. — Туман — всего лишь способ отметить границу. Как если бы мы возвели стену между своими землями и чужими.

— Следовательно, приближение тумана означает фактическое нарушение границы? — спросил Денис.

Арилье ответил:

— Рано или поздно мы атакуем и отбросим троллей назад, в их чумазые горы, куда они закапываются по самые уши, чихая пылью.

— Ты в это веришь?

— А ты разве нет?

— Не знаю, — подумав, ответил Денис. — Возможно, я не проживу здесь так долго, чтобы иметь возможность поверить во что-то по-настоящему.

— Ты менестрель, — серьезно сказал Арилье. — Когда все вокруг лишатся веры, когда последний воин из отряда потеряет надежду, когда все рухнет, — ты один должен будешь продолжать верить. Это самая трудная часть твоей работы.

— Я думал, самое трудное — научиться играть на лютне, — сказал Денис.

Арилье фыркнул.

— Вот уж чему ты никогда в жизни не научишься, так это хорошо играть на лютне, — заявил он. — Твое счастье, что от менестреля в таком отряде, как наш, большого искусства и не требуется.

Денис отвернулся, чтобы приятель не увидел, как он краснеет.

— В замке есть настоящий менестрель, — сказал Арилье со своей обычной эльфийской безжалостностью. — Его зовут Адальгер. Иногда он поет в саду. Пробует новые песни или повторяет старые, чтобы усовершенствоваться. Сходи как-нибудь, послушай.

— А ты? — спросил Денис. Ему не хотелось идти одному.

— Я? — Арилье задумался с таким удивленным видом, как будто идея послушать менестреля раньше никогда не приходила ему в голову. — Я, пожалуй, тоже. Вдруг захотелось музыки. Странный у нас разговор получается.

Они еще раз обошли смотровую площадку на башне. Звезды в небе сместились, свет немного изменился — луна повисла над горизонтом и начала наливаться бледно-зеленым: верный признак приближающегося рассвета.

— Расскажи еще про свои сны, — попросил Арилье, нарушая молчание.

— Это тихие, красивые картины, — сказал Денис. — Девушка, деревья, трава.

— А небо в твоих снах есть?

Денис углубился в воспоминания. Он вдруг сообразил, что Арилье прав: неба в его снах почему-то не было.

— Это истинные сны, — произнес Арилье. — Земные сны никогда не лгут. Другое дело — небесные. В небесных снах слишком много такого, чего ни человек, ни даже эльф понять не в состоянии…

Денис давно не был в саду, хотя, казалось бы, замок — замкнутое пространство — не так уж и велик. Тем не менее дороги Дениса по этой территории уже определились: общий зал, где всех воинов ожидала добрая трапеза, небольшая комната, где у Дениса имелся собственный угол, конюшня, тренировочное поле под стенами замка, дозорные башни… Для того, чтобы прохлаждаться в саду, у него больше не было времени.

Арилье, однако, вполне серьезно отнесся к идее послушать музыку вместе с другом. Прихватив кувшин с разбавленным вином (Арилье, улучив момент, все-таки вызволил кувшин из винного погреба), приятели отправились в сад и устроились на широкой каменной скамье.

Снаружи сад казался совсем маленьким — крохотный пятачок цветов и зелени среди сплошного камня, — но внутри он производил совершенно другое впечатление. Это была целая вселенная, со своими загадками и скрытыми закоулками, где так хорошо прятать сердечные секреты, со своей парадной, выставленной напоказ торжествующей красотой и потаенной прелестью, мелькающей в полумраке, среди разноцветных пятен солнца и тени.

Маленькие гроты тянули к свету каменные ладошки. Крохотный фонтан, питавшийся водой из речушки, тихо журчал среди листвы.

Округлые кусты были покрыты пышными цветами: самые яркие из них были белыми, а прочие — розоватые, сиреневые, палевые — как будто нарочно оттеняли эту триумфальную белизну, от которой, если долго смотреть, начинало ломить глаза.

Друзья поставили кувшин на скамью между собой, чтобы удобнее было пить по очереди.

— А где?.. — начало было Денис, но тут, словно отвечая на его невысказанный вопрос, зазвучала музыка.