Елена Хаецкая - Новобранец

— Смелыми? — предположил Хатра осторожно.

— Смелыми? Мужланы тоже бывают не робкого десятка! — Эопта коротко хохотнул. — Нет, все по-другому…

Он не договорил: туман колыхнулся мощной волной, подался назад — и разродился целой толпой троллей.

Они были пешими, но оттого не менее страшными: низкорослые, с невероятно широкими плечами, с тяжелыми, будто каменными руками. Их покатые лбы, маленькие глаза, мощные челюсти — все говорило о том, что это не воины, а работники.

Каста воинов выглядела иначе — те более высоки и их лица куда привлекательнее, на человеческий взгляд.

Эти же выглядели как звери, по какой-то причине наделенные зачаточным разумом.

Они обступили обоих друзей, схватили их каменными ручищами, стянули с седел, бросили на мокрую землю, начали бить и пинать, а затем взяли за волосы и волоком потащили за собой. Они урчали и глухо переговаривались, хлопали себя по плечам и груди, гулко шлепали плоскими босыми ступнями по глине, и сквозь все эти шумы прорывался пронзительный звук, почти нестерпимый для человеческого слуха, царапающий и раздражающий. И только потом Эопта понял, что это кричит его товарищ.

Их путь сквозь сырость и темноту длился вечно и закончился глубоким беспамятством.

Эахельван не ошибся. Вот первая мысль, которая явилась Эопте, когда он открыл глаза и увидел себя в плену у троллей. Старый ученый во всем оказался прав. Прекрасная женщина с пустым лицом молча смотрела на пленника. Он лишь скользнул взглядом по ней и перевел взгляд дальше, на залитую светом поляну, и увидел вдали сверкающие на солнце белые шатры.

Женщина коснулась пальцами его лица. Он сердито дернул головой, ему неприятно было ее прикосновение. Она огорчилась, отвернулась, закусила губу.

— Прости, — сипло произнес Эопта.

— Ты.

Это простое слово она произнесла с таким усилием, словно тысячу лет не размыкала уста для самого обычного разговора.

— Кто ты? — спросил Эопта. — Я.

— Где мой друг?

— Он.

— По крайней мере, ты еще что-то помнишь о людях, — сказал Эопта и постарался взглянуть на нее поласковей.

Она действительно была хороша, как и говорил Эахельван. Высокая. Немного худовата, но это дело поправимое. Эопта прищурился, прикидывая — какой она будет, когда немного наберет вес и станет более округлой. Да, это будет очень недурно. («Крестьянские мысли! — мелькнуло у него. — Крестьянин не умеет любоваться женщиной бескорыстно, он всегда будет обдумывать, каким образом ее можно пристроить к делу…»)

Женщина внимательно смотрела на него, силясь что-то понять. Она как будто вспоминала давно забытые вещи, но они никак не давались ей, ускользали и растворялись в мучительном небытии.

Ее черты не были правильными. Нос, пожалуй, длинноват, овал лица чересчур вытянутый. Но весь ее облик, в совокупности, можно было определить словом «прелестный». Вполне аристократическое слово, не крестьянское. Эопта был собой доволен.

Затем он услышал шаги, и перед ним появился второй собеседник — тролль. Этот, в отличие от захвативших Эопту с Хатрой, несомненно, принадлежал к воинской касте: ростом чуть ниже обычного человека, крепкий, кривоногий, с плоским, бесстрастным лицом. Лицо это было белым, лишенным цвета, а черные глаза глядели умно, проницательно — и без всякой злости.

Тролль присел перед женщиной на корточки и взял ее за колени. Она опустила голову, посмотрела вниз. Он потянул ее, и она опустилась рядом с ним прямо на траву. Тролль быстро пробежал пальцами по ее плечам и запустил руки в ее волосы.

Она зажмурилась. В первое мгновение Эопге показалось, что тролль хочет причинить ей боль, но — нет, он ласкал ее, как домашнее животное, и она охотно принимала ласку.

Потом он выпустил ее и легонько подтолкнул, показывая, чтобы она уходила. Она поднялась и ушла, пошатываясь на ходу.

Эопта проводил ее взглядом, а когда повернулся к троллю, то обнаружил, что тот глядит холодно и строго.

— Кто ты? — спросил тролль, с поразительной правильностью выговаривая слова.

— Эопта.

— Это имя?

— Да.

— Кто ты?

— Я солдат.

— Зачем ты пришел сюда?

Эопта показал в ту сторону, куда ушла женщина:

— Я пришел за ней.

— Зачем она тебе?

— Я кое-что о ней знаю, — ответил Эопта, не видя смысла скрывать это. — Мне рассказал друг.

— Кто он?

— Эахельван.

Тролль внезапно расхохотался. Эопта удивленно уставился на него.

— Эахельван? — переспросил тролль. — Твой друг? Ты уверен?

Он не переставал смеяться, и выглядело это жутковато: все тело тролля содрогалось, округлые, как у девушки, гладкие щеки тряслись, рот раскрывался все шире, только глаза оставались внимательными и холодными.

— Эахельван — мой друг, — подтвердил Эопта, нарочно стараясь сохранять спокойствие. — Во всяком случае, у меня не было повода подозревать обратное.

— Докажи! — Тролль утер губы, от смеха он весь забрызгался слюной.

— Эахельван показал мне новый путь в жизни. Эахельван рассказал мне о женщине, которая уже много лет живет с вами. Эахельван говорил и о Моране Джуриче…

— Моран! — выкрикнул тролль. — Моран Джурич! Везде Моран Джурич! Эахельван не говорил тебе, часом, что Моран Джурич — ему родня? Он не говорил тебе, что и я — ему родня?

— Ты? — выдавил Эопта и поперхнулся этим коротким словом. Проклятье, что случилось с обычными человеческими словами за туманной границей? Каждое из них так и норовит задушить!

— Я тебя вижу, — объявил тролль.

Он потер лицо Эопты шершавой, мозолистой ладонью, как бы впитывая в кожу память о его внешности.

— Я вижу тебя, — повторил он, — в тебе живет предатель, и это хорошо. Ты знаешься с троллями и не боишься нас. Ты знаешься с Эахельваном, а он нам родня. Эахельван прислал тебя к нам, это хорошо. Много хорошего. Очень много хорошего!

— Эахельван — тролль… — пробормотал Эопта. — Но это невозможно. Насколько я знаю, замок охраняется каменными зверями, и ни один тролль не останется в живых, пройдя воротами или забравшись по стене… Как же Эахельван выходил из замка, а потом возвращался в него?

— Вероятно, есть еще один проход, — сказал тролль, жадно облизываясь. — Это не приходило тебе в голову?

— Пришло бы, если бы у меня было время подумать! — огрызнулся Эопта. — Я ведь не знал о том, что Эахельван — твой родственник. Знал бы — поразмыслил бы над этим, да хорошенько.

— Дело сделано, — заметил тролль.

Он вытащил тесак и одним точным, сильным ударом перерубил веревки, стягивающие запястья Эопты.

— Идем.

— У меня ноги связаны, — Эопта показал на свои щиколотки.

Тролль мельком глянул ему под ноги, хмыкнул, но ничего не ответил. Просто повернулся и пошел прочь по поляне, направляясь к белым шатрам.