Александра Верёвкина - Осколки вечности

Я сжалась в тугой комочек нервов, когда потерявший остатки разума парень кинулся к висящей на стене картине с изображением моложавой темноволосой девы, отодвинул помпезную бронзовую раму в сторону, за которой прятался сейф, и после недолгих манипуляций выудил из недр несгораемого монстра толстую папку, швырнув ее вампиру в лицо. Тот изловчился и поймал любопытный каталог, не рассыпав ни одной бумажки, а затем на долгих две минуты погрузился в чтение, перелистывание и рассматривание собранных воедино файлов. Длинные пальцы быстро перебирали черно-белые снимки, часть которых я уже видела ранее, — кадры, сделанные в моей нынешней комнате, с запечатленным на них обезображенным трупом Айрис Волмонд.

— Почему? — только и сумел выговорить Лео, зеленея на глазах. — Что произошло? Я…я ведь оставил ее совсем другой.

— Более целой, должно быть? — злорадно рассмеялся Джей. — Воссоздать для тебя подробности той ночи? Описать, что испытал я, когда вернулся в город, без промедления отправился в дом к любимой девушке, желая огорошить ее счастливой новостью, что все для нашего побега готово? Она не хотела за тебя замуж, а Мердок был непреклонен, он требовал от дочери беспрекословного повиновения и самолично назначил дату свадьбы: десятое июня. Айрис рассказала мне обо всем лишь в последний момент. О твоих низостях, преследованиях, двусмысленных намеках…Видит Бог, я считал тебя другом, но от того ножа, хладнокровно всаженного в спину, оправиться не смог. Ты действовал исподтишка, прекрасно зная о том, что она будет молчать! Не скажет мне ни слова из страха потревожить старые раны. Больше всего на свете ее страшила моя прежняя сущность, пугал тот, кого вылепила из меня армия. И мы решили уехать, начать новую, светлую, — он раздосадовано хмыкнул и просверлил взглядом вежливо-заинтересованную физиономию вампира, — жизнь с нуля. Окольными путями я раздобыл для нас обоих документы, нашел дом, продал магазин. Я готов был рискнуть всем, ради нее. И что же я вижу, когда вхожу в дом? Тебя, подпирающего перила лестницы на первом этаже. Ты уже успел разорвать мое сердце, но я об этом даже не догадываюсь. Хваленая интуиция замолкла, чутье хищника впервые меня подвело. Ты сбежал тогда, бросил меня в одиночестве на съедение непониманию, страху и бесплодным попыткам привести в чувство синеющий труп. Я просидел с ней на руках до рассвета, ровно до той минуты, когда в спальню вошел Волмонд, досрочно явившийся из гостей своего друга конезаводчика. И он, твою мать, знал! Знал, что произошло с дочерью! Знал, какая мерзейшая тварь скрывается внутри тебя за маской человека! Я до сих пор не могу поверить в это. Что ты ему наплел о себе? Клялся, будто никогда не обратишь? Уверял этого циничного, расчетливого старого ублюдка в собственной состоятельности? Кичился богатством, положением и дрянным жизненным опытом? Лучше не отвечай, иначе я за себя не ручаюсь!

Я моргнуть не успела, как потерявший самообладание Майнер пулей выскочил в коридор, из которого тут же послышались глухие звуки отчаянных ударов, сотрясающие стены. Не в силах усидеть на месте, я тихонечко скользнула за дверь вслед за парнем и застала его у входа в кухню, поддавшегося сосредоточенному занятию по разбиванию в кровь костяшек пальцев о гипсокартонные перегородки.

— Джей, — слабо зашелестел мой голос, — пожалуйста, не надо. Я понимаю, что…

— Астрид, — скрипучим от ненависти тоном перебил он меня, — оставь эти попытки душевных сеансов на более подходящее время. Я хочу побыть один. Пожалуйста, — для галочки добавил Джей, не желая скатываться до уровня базарного грубияна.

И я послушно вернулась обратно в зал, по возможности забившись в самый неприметный уголок просторной комнаты. Ущемленная гордость яро требовала от меня невозможного: натянуть заботливо принесенную одежду из дома и гордо удалиться восвояси, предварительно отходив наглеца по щекам. В принципе, какое мне дело до его прошлого? Почему я должна спокойно слушать грустные байки о предыдущей девушке и делать вид, будто меня это совсем не задевает? Он мой, черт возьми! И принадлежит мне, а не какой-то крашеной кошке, отъехавшей к праотцам задолго до становления Римской империи!

— Знаешь, солнышко, милые бранятся — только тешатся, — решил подбодрить Лео, отрываясь от тщательного изучения всего содержимого папки. — Не дуйся на него, только себе хуже сделаешь. Он не понимает всей истории, оттого и бесится. Айрис не любила его, и сия мысль посетила наш королевский ум только сейчас. Хочешь правду? Так сказать, в качестве извинений.

Непонятно, почему, но я вдруг отчаянно возжелала истины, пусть и от источника, которому вряд ли следовало доверять. Поэтому неуверенно кивнула и с опаской вжалась в мягкую спинку кресла, когда вампир лениво изобразил несколько тягучих шагов и уселся на корточки в непосредственной близости с моими ногами.

— Странная штука жизнь, — философски изрек он, вальяжно опираясь локтем и подлокотник и складывая поверх огромной ладони голову. — Ею правит множество факторов, не последним из которых является злодейка-судьба. Много лет назад я встретил женщину, счастливую обладательницу нежно любимых мной достоинств. Красива, умна, неприступна, горделива, заносчива и чертовски обаятельна. Ее можно было назвать роковой, потому что с тех самых пор мое существование изменилось до неузнаваемости. Вампир, изголодавшийся охотник за плотскими утехами, неутомимый приверженец головокружительных приключений…все это перестало иметь ко мне хоть какое-то отношение. Я в буквальном смысле потерял разум от любви. Не поверишь, даже стихи писал! А затем признался ей во всем, поведал о чувствах, своих гастрономических пристрастиях, свидетельством о рождении потряс. Не буду утомлять тебя подробностями, в итоге меня послали по известному адресу. Что, по-твоему, нестандартная реакция? Это сейчас с экранов благостно улыбаются ослепительные зубастики, мечта всех романтически настроенных барышень. В прошлом столетии вампиров боялись, их презирали, ненавидели, олицетворяли с Сатаной. Редкие энтузиасты пытались истребить нашу отнюдь не многочисленную популяцию, грезя о лаврах Ван Хельсинга. Никто не жаждал стать подружкой клыкастого, хоть у нас и нет этого бессменного атрибута фильмов ужасов пятидесятых. К чему я веду? Айрис была ее дочерью. Да-да, меня угораздило полюбить Одиллию, ее мать. Мы познакомились задолго до ее встречи с Мердоком, в одном из моих путешествий по Европе. Именно я впоследствии похлопотал об удачном замужестве будущей фрау Волмонд. С чванливым немцем меня свела жизнь еще в разгар Первой мировой, тогда я спас десятилетнего мальчишку, вытащив его из-под обломков взорванного дома. Его семья погибла при бомбежке, а сам он получил тяжелое осколочное ранение. На беду я выходил его и отправил в приют для детей-сирот. Если бы я только мог предугадать, кому выпадет честь жениться на Одиллии! Но прошлого не воротишь. И вот, спустя тридцать пять лет, я узнаю о ее смерти от запущенного рака легких. Все эти годы я жил одной лишь надеждой о ее счастье, безбедной старости в окружении детей, тогда как со мной она никогда бы не познала блаженства материнства. И вдруг выясняется, что Мердок не дал ей самого главного — внимания, заботы и любви, способных перебороть любую болезнь. Я написал ему письмо, представившись сыном того самого самаритянина, спасшего ничтожную жизнь, и попросил встречи, на которой собирался растерзать негодяя голыми руками. И он, воистину работа провидцев в действии, явился в указанные место и время с дочерью. Обезумевший от горя, растеряно прижимающий к груди рыжеволосую голову пятнадцатилетней девчонки. Я выглядел ничуть не лучше и окончательно лишился разума при виде глаз. Огромных, испуганных, затравленных очей неповторимого оттенка благоухающей осенней листвы. Та же сеточка едва различимых веснушек, тот же дикий огонь внутри, та же обезоруживающая улыбка и идентичные носогубные складочки. Айрис родилась точной копией своей матери.