Александра Верёвкина - Осколки вечности

Астрид по достоинству оценила широту и гибкость моей фантазии, а посему шокировано обегала глазами оранжерейную прихожую и с любопытством вглядывалась вглубь квартиры, резонно полагая, что одним лишь коридором я, конечно же, не ограничился. Декорированию подверглась ванная и спальня. Остальные комнаты я затрагивать не собирался, дабы впоследствии не мучиться многочасовой уборкой.

— Это…это все для меня? Астры, верно? — недоверчиво переспросила малышка, довольно нагло срывая со стены метровую ленту лихо сплетенных бутонов.

— Верно, астры, — расцвел я искренней улыбкой. — И нет, это исключительно ради себя любимого. Подумываю на досуге заняться гербарием.

Девочка заливисто расхохоталась, демонстрируя зашкаливающее за отметку повседневной радости настроение, накинула мне на шею цветочную композицию и жадно притянула ближе к себе. Награда превзошла мои ожидания по всем параметрам, такого мягкого и искрящегося любовью поцелуя эти губы мне еще не дарили.

Небрежно сбросив с ног обувь, я почти вслепую снял с девушки полусапожки, зашвырнул их в дальний угол, не особо заботясь о порядке, и с нечленораздельным 'мм' оторвал Астрид от пола. Никакой звериной страсти — это я пообещал себе изначально. Лишь нежность, которой за восемьдесят пять лет жизни у меня накопилось в избытке.

До спальни мы добрались на удивление быстро, поэтому пришлось выпускать малышку из рук, давая ей возможность осмотреться по сторонам. Если честно, после прихожей опочивальня особого впечатления не производила. С десяток зажженных толстых восковых свечей, расставленных на прикроватных тумбочках, те же цветочные изыски, на сей раз обвивающие столбики кровати, и непроизвольная атмосфера интимности из-за слабого освещения мерцающими огоньками. Постельное белье, как и задумывалось, поменяли на истинно шелковое, вот только оттенок остался для меня загадкой. То ли пурпурное, то ли аметистовое, что, впрочем, не имело принципиального значения. Гораздо больше меня восхитил срывающийся от счастья писк молодой особы, не оставшейся равнодушной при виде свечей.

— Как же я люблю тебя! Как же безумно я все-таки люблю тебя, Джей! — почти в самое ухо провизжала взбалмошная девчонка, намереваясь задушить меня в жарких объятиях. — Ты самый-самый-самый лучший!

— Я бы сказал уникальный! — игриво повел я бровями, силясь добраться до акустической системы. Последний штришок, приглушенная инструментальная музыка. Меломан из меня никакой, но, думаю, творчество Энигмы придется кстати. Их песни с несуразными текстами как-то особенно влияли на подсознание, во всяком случае, на мое. — И, знаешь, что? Я тоже тебя люблю.

Удивительное дело, но говорить о своих чувствах с иронией мне было проще, нежели натягивать на лицо траурно-серьезную мину. Да и момент выдался подходящий. Я действительно ощущал в себе потребность в выражении этих нелепых, но искренних слов.

Казалось, девушка с минуты на минуту рухнет в обморок от концентрации восторга. Такой суетной, живой, безостановочно хохочущей и поистине парящей на выросших за спиной крыльях, я ее прежде не видел и сейчас ни под каким предлогом не собирался отводить взгляд. Она будто расцвела изнутри и стала еще красивее.

— Астрид, — пропел я ее имя, непроизвольно начиная двигаться в такт музыке. — Моя Звездочка. Мой Цветочек.

Необходимость использования слов отпала за ненадобностью, когда я погрузился на глубину изумрудных глаз. И это добровольное растворение в одном только взгляде дало мне все то, чего я сознательно лишал себя раньше. Теплота. Простая, человеческая, согревающая. Моя вторая половинка, недостающая частичка души.

Как же здорово было прижимать ее к себе, гладить, вдыхать аромат волос и ни о чем не думать. Потому что средоточие моих помыслов рядом, ласково трется щекой о плечо и что-то тихо мурлычет себе под нос, словно маленький ребенок, увлекшийся новой игрой. А я меж тем понимаю, что физическая составляющая сегодняшней ночи ничто по сравнению с этой минутой и этим мгновением. Вот оно, мое удовольствие, неразбавленное наслаждение, услада для мертвого сердца и награда за прошлые мучения.

За всеми мыслями я как-то позабыл о еще одном участнике запоминающегося в мельчайших деталях вечера — гормон нетерпеливости. Девочке довольно скоро наскучили мои пуританские ласки, и она как бы невзначай расстегнула сначала одну пуговицу на рубашке, затем вторую, третью, скользнула пальчиками по кубикам брюшного пресса, прижалась губами к шее и сладко втянула ртом воздух, трепетно щекоча кожу зубами. Я блаженно опустил веки и теснее прижал к себе юную обольстительницу, зарываясь ладонью в шелковистые локоны. Немного повозившись с мелкими застежками, Астрид без труда одолела запонки на манжетах, с гордостью стянула с меня сорочку и в порыве дикости, ничтоже сумняшеся, бросила ее на пол. Столь небрежного отношения к любимым вещам я стерпеть не смог и обрушил на бунтарку свой праведный гнев, выраженный в безрассудном поцелуе поистине ненасытного характера. Задевая кончиком языка самые чувственные участочки, жадно вдыхая терпкость бархатных губ и перебирая пальцами прядки волос, я неспешно избавился от мешающей кофточки, стянул с плеч тонкие бретельки бюстгальтера и очертил ладонями каждый невероятно соблазнительный изгиб, прежде чем расправиться с немудреной застежкой нижнего белья. Девочка сдавлено застонала, когда я бережно обвел рукой контуры мягкой, упругой и сказочно нежной груди, а затем вполне ощутимо впилась ноготками мне в поясницу, чувственно поднимаясь выше наперекор прошедшей вдоль позвоночнике жаркой волне удовольствия. Чертовка! Но, должен признаться, дьявольски сексуальная чертовка!

С неохотой разорвав наш пламенный поцелуй, за короткие десять минут превратившийся в кровопролитную войну за инициативу, я совершенно по-звериному облизал губы и подтолкнул девушку к кровати, по пути отыскивая крохотную собачку на молнии юбки. Малышка податливо попятилась назад и через мгновение шумно провалилась в объятия шелковых простыней и пуховых перин, изрядно позабавив меня комичными взмахами рук. Желая во славу насладиться великолепием ее обнаженной груди, я присел на корточки и медленно, сантиметр за сантиметром, стал стягивать с будоражащих воображение ножек джинсовую ткань. Втянутый, интенсивно сокращающийся от частых вдохов животик, кружевная резинка трусиков, трогательные бантики по бокам, плотный черный материал закрытых шортиков, гладкие, манящие, стройные бедра оттенка легкого загара, судорожно прижатые друг к другу круглые коленки…что мне сразу не понравилось. Воспользовавшись свободной рукой, я ласково расцепил неуместную хватку и завел избитую пластинку: