Юлия Васюкова - Девять жизней одной Кошки

— Она жива? — Чуть изогнула бровь, насмешливо взирая на его полное негодование лицо.

— Да. как ты можешь жить, совершая такие проступки? — Он скривился и сплюнул на пол.

— Хренов моралист, — усмехнулась и подошла ближе. Теперь я стояла и смотрела прямо ему в глаза. — Ты ежедневно отправляешь на смерть от пыток и издевательств сотню людей и не видя их легко рассуждаешь о том, что они виновны и достойны того, что с ними происходит. Ты не смотришь в их глаза и не видишь, как они корчатся от боли. И счастлив. Ты называешь меня тварью, но кто большая тварь: тот, кто это делает и видит, или тот, кто рассуждает о том, что это правильно, никогда не видя, что творят с пленными?

— Ты…

— Я такая, какая я есть, Алан, — сказала, как отрезала и вышла в коридор, сделав ему знак, следовать за мной. Он не смог проигнорировать и остаться там, двинулся следом за мной. Ия знала, что он слушает, в любом случае. — Она жива?

— Да, что ты хочешь делать с ней дальше? — Спустя пару секунд ответил начальник стражи.

— Вывести её, — усмехнулась, почувствовав, как он дёрнулся. — О, Алан, ты же знаешь, я и раньше проделывала такое. Одним пленником больше, одним меньше… Никто и не узнает, тем более, если ты подтвердишь, что она была мертва, и вы уничтожили её согласно протоколу.

— Думаешь она сможет жить дальше, после того, что они с ней сделали? — в его голосе слышалось искреннее негодование.

— Сможет. Если сильная, — хмыкнула, заходя в камеру, где лежала без сознания покалеченная девушка. Найти нужную по запаху и глумливому смеху не составило труда.

Стражники, заметив меня, невольно дёрнулись к стене. Бояться… Правильно делают. Если бы это не предусматривало моё дело и личный интерес, то они за такие поступки давно были бы мертвы.

Но я поиграю с ними позже, не сейчас.

Мягкой походкой приблизилась к телу девушки, взяла е на руки и без особых усилий подняла, с удивлением отметив, что весу в ней, как в малом котёнке. Не говоря ни слова, вышла вместе с Заларой из камеры, напоследок сделав Алану отмашку, что бы он занялся мальчиками. Почему-то мне расхотелось оставлять их в живых.

Я вышла из стен тюрьмы Экмейнт со странным чувством вины, но не позволила себя задуматься над этим даже на секунду. Просто с помощью заклинания навесила на себя и девушку невидимости, после чего, одним большим прыжком оказалась на ближайшей крыше. Двигаться быстро с такой ношей не очень удобно, поэтому я просто шла, лишь к концу дома слегка ускоряясь, что бы в новом прыжке оказаться на следующем.

Вот так, то медленно, то быстро, я добралась до своего особняка и именно на его крышу приземлилась в последний раз. Сколько прошло времени? Этот вопрос как сама вечность, неизменен для меня, но видимо ещё слишком рано, так как Гиттера внизу нет.

Усмехнувшись, медленно слевитировала Залару вниз, на крыльцо дома и стала ждать, устроившись в позе лотоса на краю крыши.

Закрыла глаза, тем не менее, внимательно прислушиваясь к происходившему вокруг. Нельзя расслабляться, пока что нельзя.

Вот раздались едва слышные, крадущиеся шаги. Мои губы тронула улыбка. Пришёл. Не выдержал ожидания и пришёл раньше. Что ж, за это ему подарок, пусть и с кровью.

Вскрик, плач, стоны девушки и проклятья в адрес судей и тюрьмы. Всё закономерно. Всё так… Предсказуемо.

Вздохнула и сгорбилась, перестав на мгновение быть сильной, понимающей, эгоистичной… Такой, какой меня видели многие. Они сотню раз смотрели на меня, но никогда не видели настоящей Шелары, только одну из тысячи масок, служащих мне.

Воспоминание — это часть нашей жизни, от которой мы всегда бежим. И некому сказать: "Стой! Оглянись! Увидь себя со стороны!"

Загубленные души. Мёртвые глаза убитых мною по чужому приказу. Мёртвые глаза тех, кого убили для меня, из-за меня, по моей воле. Никто не знал, что я помню всех, никто не видел, как от этого больно, никто не узнает, почему я ненавижу воспоминания.

Смешно.

Судья, страдающий сожалением о прошлом. Кошка, жалеющая мёртвых. Человек, не желающий помнить. И кто-то ещё, страстно оберегающий свою душу от боли.

Кто я на самом деле и есть ли настоящая я?

Неизвестно.

Одинокая слезинка скатилась по моей щеке. Я даже не стала смахивать это проявление слабости, человечности. Но медленно открыла глаза, взирая на зарево рассвета. Там, вдали, солнце всходит, что бы подарить кому-то новый, яркий и красивый день, полный счастья и любви.

Но для меня — это всего лишь ещё один день, прожитый не мной.

Поднялась на ноги и тихо скользнула вниз, на балкон. Нужно отдохнуть, хоть немного. Завтра предстоит нелёгкий день.

Он по-прежнему не видел.

Это становилось понятно, если посмотреть в застывшие глаза. Либо его ударили сильнее, чем я предполагала, либо он хорошо притворяется. Но магии на его теле не заметно, значит, можно всё же склониться к первому варианту: силу удара явно не расчиталаи. Жаль я не смогла понаблюдать за тем, как Алан убивает этих стражников.

С другой стороны, тогда я не получила бы всю ту информацию, что сейчас лежала передо мной на столе.

Молчание затягивалось.

Алексан просто сидел на стуле и даже не пытался начать говорить, а я обдумывала то, что узнала и старалась разложить всё по полочкам, что бы увидеть картину в целом. Пока получалось плохо, мне казалось, что что-то всё время ускользает от моего внимания.

— Почему ты молчишь? — Наконец не выдержал он, склонив голову на бок в ожидании ответа.

— А что я должна сказать? — Насмешливо протянула, продолжая сидеть в расслабленной позе и изредка сцеживать в кулак зевок. Подремать мне так и не удалось, хотя я прекрасно знала, что нужно было отдохнуть. Однако, не объяснять же собственному начальству что ты новью встречалась с криминальным авторитетом, затем измывалась над его любимой, а после вынесла её из тюрьмы. Не думаю, что они оценят такое служебное рвение, стоившее им двух стражников и одного пленника.

— Ты даже ничего не спросишь? — В его голосе слышалось искреннее удивление.

— А ты ответишь? — Рассмеялась, легко и непринуждённо. — Я слишком много знаю о тебе теперь, Алексан, что бы задавать ещё и какие-то вопросы.

— Мне кажется, что я тебя откуда-то знаю, — задумчиво протянул пленник.

— Знаешь, — подтвердила, снова читая бумаги, полученные от Гиттера. В который раз — не знаю, но надо же себя хоть чем-то занять. — Скажи мне, Алексан, неужели оставить своего сына в одиночестве, в этом жестоком мире, приемлемая цена работы на Отступников?

— Что ты можешь об этом знать? — Моментально ощетинился мужчина. — И что ты знаешь обо мне?!

— Достаточно, дорогой мой, — вздохнула и прикрыла глаза. Жутко болела голова, и не было никакого желания разговаривать с кем-то. Особенно — с ним.