Татьяна Стекольникова - Здравствуй, Гр-р!

— Ну, ты в чем?

— А… Почти ни в чем — халат и все…

— Какой халат?

— Вовка, ты что? Поиграть в секс по телефону захотел, так я щас…

Я увидела, в какой позе стоит женщина, и бросила помаду на стол, чтобы картинка пропала. Громов хмыкнул.

— Нет, нет! Не надо… — засуетился Шпиндель. — Просто скажи, какого цвета халат…

— Ну, Вовка, ты все испортил… Да голубого, голубого… Под цвет глаз… Так ты придешь?

— Придет, придет! — громко сказал Гр-р. — Вот только рожу ему начищу — и придет…

— Вовчик, это кто там у тебя?

Но Вовчик уже повесил трубку.

— Гриша, мы же взрослые люди… Ссориться будем из-за бабы? А ты сам тогда сказал, что она тебе не нужна…

— И ты пять лет скрывал, что она ушла к тебе?.. Пять лет мне врал! Пять лет — изо дня в день!

Громов замолчал, схватил меня за руку и потащил на первый этаж, а потом на улицу.

Пока мы сидели у Шпинделя, пошел снег, и его нападало столько, что я остановилась на крыльце: как я в своих туфельках пойду — снега по колено! Ну и ладно, решила я, всего-то пять шагов… И тут Гр-р, ни слова не говоря, легко подхватил меня на руки, отнес к джипу, смахнул с капота снег и посадил меня. Открыв двери, он также легко снял меня с капота и закинул в машину. Всю дорогу до дома мы молчали. Я боялась, что Гр-р не поднимется ко мне — будет переживать в одиночестве. Но нет — он на руках донес меня до моей двери, и мы вместе поудивлялись чудачествам Морковки, когда вошли: она научилась висеть на своей башне вниз головой.

1. Я узнаю кое-что о Громове.

Утро было белое-белое и тихое-тихое. Снег так дивно падал ночью, так светила луна, что мы не стали задергивать шторы. Теперь вместо окна — картина, зимний пейзаж. Отпускать от себя Громова мне не хотелось. Я вспоминала, как особенно нежен был сегодня Гр-р… Как можно предпочесть ему Шпинделя — не понимаю. Деньги что ли бабе были нужны? Шпиндель в этом смысле Громова явно обскакал. Но не все же меряется деньгами… Конечно, мне хотелось узнать, что произошло у них пять лет назад. Но с вопросами сейчас приставать нельзя. Захочет — сам расскажет… А не захочет… Тайное всегда становится явным — хотим мы того или нет. Надо только подождать — пять лет, например… или сто лет… А Шпиндель сам виноват — поверил бы мне, и не было бы этого опыта с помадой. Но Громова страшно жалко — крушение иллюзий — это очень больно.

— Гришань, а я сейчас буду тебя любить…

Я заползла на сонного и горячего Гр-р и стала смотреть на его лицо: между черными бровями появилась незнакомая черточка.

— А я — тебя… Изо всех сил.

Теперь Гр-р сверху смотрел в лицо мне — и я закрыла глаза.

Завтрак прошел так себе — у Гр-р не было аппетита. Ну, нет, это никуда не годится… Так и до депрессии недалеко… Хоть бы в конторе какое-нибудь занятие нашлось — но там тихо, одна рутина — оформление наследства, купля-продажа — как там они говорят? — объектов недвижимости… Вряд ли кто-нибудь со стоящим делом сегодня явится…

— Громов, хочу тебя попросить…

— Да, моя радость…

— Найди мне экстрасенса…

— Зачем? Ты и сама…

— Понимаешь, не знаю я, что могу. Не знаю, как надо работать… Вопросы у меня, понимаешь, на которые только такие люди могут ответить.

— В Интернет залезь…

— Да лазила я… Там фуфло одно — непонятно, не похоже на правду… А мне надо знать наверняка…

— Ну, хорошо, я посмотрю, что можно сделать…

Я не сразу отошла от двери — слушала, как Гр-р сбежал по лестнице, как открыл и закрыл дверь своей квартиры. Тишина… Морковка описывала круги возле моих ног.

— Девочка, ты тоже голову потеряла из-за этого мужчины?

С Морковкой на руках я постояла у всех окон, и везде одно и то же — зима. Заставила себя сесть за компьютер. Некоторые страницы пришлось перечитывать — голова занята другим.

От работы оторвал звонок городского телефона — Шпиндель на проводе. Чего извиняешься, расскажи лучше, что там случилось — пять лет назад… Как, оказывается, все просто: Сонька была с Гришкой, потом совратила Вовку (а Вовка вообще ни при чем — под зонтиком рядом стоял, можно подумать). Гришка узнал, что Сонька ему изменяет, но с кем — не стал выяснять. Любил ее, но не простил. Расстался с ней. А она с тех пор с Вовкой. Да, все пять лет прятались. А как ему было сказать?

— Володя, а что ты хочешь от меня? Чтобы я повлияла на Гришу, убедила его, что он сам виноват, а ты белый и пушистый, и Соня эта — тоже не при делах?

— Все зло от баб… — сказал Шпиндель и бросил трубку.

А еще Джоплина играет… Как такое может в одном человеке уживаться?

Минут десять я думала, стоит ли рассказывать Гр-р о звонке Шпинделя. Решила, что стоит. Пусть лучше от меня узнает, чем от того же Шпинделя. Я набрала номер "Грома". Трубку взяла какая-то девица — вот не знала, что у Гр-р секретарь завелся:

— Григорий Романович поехал к клиенту…

Так, у Гр-р работа… Я отправила ему эсэмэску с описанием разговора со Шпинделем и вернулась к Феде. Федька работать не хотел — ему передалось мое настроение. Нет, Федя, надо… Надо, Федя, надо… И я углубилась в описание какого-то фестиваля акынов, принес их черт на мою голову…

2. Мы отправляемся в город Карасик.

Часа в четыре снова звонок. На этот раз — Гр-р:

— Нин, собирайся, только быстро — шуба, валенки. Ну, свитер можно. Да, галифе не забудь — ехать долго.

Причем тут галифе? Ехать долго — так тепло же в джипе, обогреватель, кондиционер — все включается. И валенки я только в кино видела, да вот в Энске на бабушках. Ну, раз Гр-р велел… Я напялила на себя свитер, теплые брюки и любимые зимние ботинки и даже успела заварить чай, налить его в термос и насовать в пакет еды — мало ли…

Громов поднялся за мной сам — не стал звонить, чтобы я спускалась. Критически оглядел меня, сказал, годится, и мы сели в джип.

— Гриша, а почему я должна была быть в галифе?

— Ну, в шароварах… Я не знаю, как называются эти ваши теплые штаны…

— Гамаши что ли? Так это не совсем штаны…

— Шпиндель тебе что говорил?

Видали, какой переход? От бабских штанов — к бывшему другу. А что бывший — это ясно, как божий день. Не простит Громов такого предательства.

Я передала Гр-р наш со Шпинделем разговор, ничего не умалчивая.

— Ты же мою эсэмэску получил?

— Получил… Хотел в подробностях узнать. И что ты об этом думаешь?

Я сказала, ЧТО. Гр-р ждал, что я буду спрашивать, что это за Соня, да как у них все складывалось… Не дождется! Не буду я спрашивать! Мало ли, какие бабы у него были! Тогда — это тогда, а сейчас — это сейчас. И даже не поинтересуюсь, как он к этой Соне в данный момент относится. Нельзя мужикам такие вопросы задавать — ты ее все еще любишь? Ты ее больше не любишь? Или — а меня ты любишь? Мужик, чтобы ответить, должен задуматься. А когда мужик задумывается, он начинает сомневаться, и вы можете получить совсем неожиданные ответы. Скажите ему лучше: "Я тебя люблю", и услышите: — "И я!". Интересоваться можно только его работой: