Татьяна Стекольникова - Здравствуй, Гр-р!

— Скучала, моя маленькая, скучала, моя рыбка, скучала, моя птичка… — Гр-р чесал Морковку за ухом, и оба были в полном восторге от процесса.

— Ты, Громов, все-таки определись, кто на тебе сидит… — проворчала я, копаясь в сумке.

Приходится признать, я ревную Гр-р ко всему, что шевелится…

Я оставила Громова дожидаться меня на диване и дремать под телевизор, а сама закрылась в ванной, чтобы с маской на физиономии отмокнуть в соленой воде, — женщина в моем возрасте не должна манкировать косметическими процедурами. Зеркало, в которое я посмотрелась, чтобы убедиться, что мои старания по улучшению внешности не напрасны, запотело. Я собралась протереть его, и, глянув на стекло сбоку, увидела буквы, будто написанные дождем: ТЮНЯ. Вот, значит, как моего домового зовут… Из-за полотенца подсматривала мохнатая рукавичка. Ну, что ж, Тюня, будем жить вместе… Оказывается, бывают домовые — девочки.

Но Громову о Тюне знать не надо — у меня и без нее странностей хватает.

1. Гр-р рассказывает о своих впечатлениях от моей прабабушки.

Утро воскресенья. Гр-р заявил, что хочет экзотический завтрак — на шкуре и возле камина. Я согласилась — в обмен на его раскаяние.

— В чем это я должен раскаиваться?

— А кто мою прабабку трахнул?

— Фи, мадам, какие слова…

— Так трахнул же!

— Это была ты!

— Опять двадцать пять! Говорю тебе — это была Анна.

— Нет, так не пойдет. Я есть хочу! Сначала ты мне, как обещала, устраиваешь завтрак на шкуре. А потом, может быть, я и раскаюсь в чем-нибудь…

Трепло…

Пока Громов разводил огонь в камине, я жарила оладьи с яблоками. Омлет с шампиньонами был уже готов, когда Гр-р заглянул на кухню:

— Ну, что?

Я вручила ему поднос:

— Иди, только не слопай все по дороге…

Завтракать на шкуре было прикольно. Морковка таращилась на нас из угла, но не подходила. У нее на хвосте снова торчала рукавица — только теперь не серая, а зеленая, как весенняя травка.

— Кис-кис, иди сюда, чего-то дам! — Гр-р, лежа на пузе, зазывал Морковку.

Кошка еще шире раскрыла глаза, но с места не сдвинулась…

— Громов, ты наелся?

— Мы-гы…

— Тогда начинай каяться…

— Да мне не в чем — я вообще ангел…

— Ты насильник и надругатель!

— О-о-о! Слово-то какое выдумала! Еще скажи — сексуальный маньяк…

— Конечно, маньяк! Растлитель прабабушек…

Как можно заставить женщину замолчать? Да поцеловать, конечно…

— Почти прощаю… Начинай…

— Когда ты мне рассказывала о своем первом посещении 1909 года, я думал, что мы имеем дело с ясновидением — по крайней мере, с этим я уже встречался. Тот же Карп, например, не зря же к нему толпами ходят… И то, что ты называла "была в прошлом", я считал информацией, каким-то образом полученной тобой из 1909 года. Увидела же ты Витька с собакой… Или вчера — нашла же ты журнал… Прости, я самоуверенно не принял всерьез твоих утверждений, что ты действительно БЫЛА в прошлом — была Анной, то есть своей прабабушкой. Я допускал, что ты каким-то образом видишь прошлое. И не понимал, зачем ломать комедию, делая вид, что ты — это не ты. Я даже подыгрывал тебе, но до последнего считал, что ты валяешь дурака с этим перемещением… До тех пор, пока не…

— Пока… что? — я-то знала, ЧТО.

— …пока не лег с тобой в постель. Можно целый день быть в образе, играть роль Анны из девятьсот девятого года — и ни разу не проколоться. Но зачем притворяться Анной, когда я тебя раздевал и… и… Это было бы цинично — а ты на такое не способна, это я знаю точно. Иначе я бы с тобой просто не был… Тогда остается два варианта — или ты ненормальная, или это и вправду была не ты.

— А почему ты просто мне не поверил? Ты же видел стену вместо Тюниной двери… И Тюня пропала…

— Эту чертову дверь и эту чертову фантомную квартиру я вообще выбросил из головы! Нет ее — и все! Возможно, когда-нибудь это можно будет объяснить. С Тюней проще — ушла, уехала, раз ей надо… Никто не заявил о пропаже, значит, нашла себе где-то место…

Конечно, нашла — у меня, стала моим домовым… Я это выяснила вчера.

— Почему ты замолчал? Как я понимаю, самое интересное впереди?

— Я дурак, что не послушался тебя…

Кто бы сомневался…

— Она позвонила… Я сейчас так говорю — она, — потому что теперь уверен, что тогда со мной была не ты — несмотря на твои руки, губы, грудь… Так вот, она позвонила около трех дня — а голос-то твой, только интонация чужая и речь, слова… Но зная твою любовь к словам, я не очень удивился. Она — или ты — сказала: "Я Анна. Нельзя ли нам встретиться?" Я поднялся к тебе и позвонил. Ты не открыла. Я испугался — вдруг с тобой опять что-нибудь стряслось, и открыл дверь своим ключом. Ты стояла посреди коридора в своем зашибенном платье и молча смотрела на меня. Я спросил: "Нина, что случилось?" А ты: "Нельзя ли мне выйти? Я хочу посмотреть на Энск. Не смогли бы вы проводить меня?" Я сказал — да, хорошо, сейчас только оденусь — и вышел. Я вернулся через пару минут — ты по-прежнему стояла там, где я тебя оставил. "Ты чего не одеваешься?" — спросил я. "Я не знаю, в чем тут принято ходить". Ну, ладно, затейница, подумал я, поиграем… Я достал из шкафа твою куртку, ты повернулась спиной, чтобы я помог тебе ее надеть. "А платье, — спросил я, — тебя не смущает?" — "А что не так с платьем?" — "Ну, оно не совсем для прогулок по городу…" Тут ты явно рассердилась: "Я же просила вас помочь мне с одеждой!" Я подвел тебя к шкафу, вытащил твои любимые джинсы и мой любимый полосатенький свитерок, в котором ты так соблазнительно выглядишь. "Теперь уйдите", — сказала ты. Ой-ой-ой, а что такого-то? "У вас мужчинам принято присутствовать, когда женщина переодевается?" — "Мужчина, если с женщиной спит, может и присутствовать…" — "Вот оно что! Значит, вы мужчина, с которым я сплю? Но все равно уйдите…" Я ждал тебя в коридоре и от нечего делать звал Морковку — куда-то она делась, а ведь всегда встречала меня, стоило мне у тебя появиться…

— Это потому, что коты ЗНАЮТ, кто перед ними, они умеют смотреть сквозь телесную оболочку… Морковка спряталась от Анны. В тысяча девятьсот девятом Маркиз тоже меня не принял — я же не была Анной по сути.

— В общем, стою я в коридоре, а ты кричишь из спальни: "Григорий Романович, раз уж мы спим вместе, зайдите, я не знаю, как с этим справиться…" Ты не могла снять платье и очень удивилась, когда я расстегнул молнию сбоку. Пришлось выдать тебе еще и трусики по погоде, а также показать, как правильно снимать и надевать колготки. Колготки вообще вызвали у тебя дикий восторг — ты сказала, что не представляла, что их можно надевать на голые ноги…

— Еще бы не восторг: в девятьсот девятом женщины носили вечно съезжающие чулки на подвязках… Моя прапрабабка не разрешала своим дочерям даже резинки с застежками — пажи, считая, что это делает девиц похожими на падших женщин.