Александр Дорошенко - Льды и скалы

Мы стояли перед коричневой железной дверью. Дом был огромен. Он уходил на непостижимую высоту в чёрное небо, тянулся гигантской лентой вправо и влево, казался бесконечным как горный хребет. Я почувствовала себя крохотной букашкой, словно как тогда, во дворце Первовластителя. Захотелось забиться в какую-нибудь щель, спрятаться… Пространство под крыльцом показалось очень привлекательным.

— Стой, ты куда? — Олег перестал копаться в карманах и с подозрением посмотрел на меня.

— Можно я не пойду с тобой, а переночую прямо здесь? Тут такая уютная пещерка…

— Слушай, ну хватит уже на сегодня глупостей. Стой на месте, иначе буду сердиться!

Пришлось ждать, пока учитель откроет дверь. Мы вошли в ярко освещённую комнату, с обшарпанными, грязными стенами, покрытыми многочисленными рунами, явно магического свойства.

— Чёрт, опять грузовой не работает! — бросил Олег таинственную фразу, после чего нажал на красную кнопку в стене, рядом со странной, двойной дверью. Что-то загудело, потом дверь внезапно открылась. За ней никого не было, только крошечное помещение, с большой лужей на полу.

— Заходи, чего стоишь, только смотри, не вляпайся… У, сволочи, ноги им поотрывать!

Я осторожно вошла в комнатку. От лужи неприятно пахло. Понятненько…

— Ты здесь живёшь? Но тут даже сесть некуда!

Учитель застонал и нажал на одну из кнопок на коричневой стене. Двери шумно закрылись, комнатка дёрнулась и поехала куда-то вверх. Я настолько устала пугаться, что даже не вздрогнула.

— Это лифт, — пояснил Олег. — Подъемник. Сейчас мы едем на четырнадцатый этаж. Не спрашивай меня, что это такое, просто прими к сведению.

Дверь с лязгом открылась, мы оказались в той же комнате, с которой начинали. Хотя нет, стены здесь были чище и рун значительно меньше. Как местные обитатели во всём этом разбираются, ума не приложу. Миновав ещё одну дверь, мы, наконец, вошли в квартиру… Странное название, нужно запомнить. Вспыхнул яркий свет.

— Раздевайся. Одежду на вешалку. Сапоги тоже снимай, сейчас достану тапки.

Я огляделась. Рядом стоял огромный шкаф на всю стену, с зеркальными дверцами и небольшая вешалка, на которой висело несколько разноцветных камзолов. Олег присел на корточках около плетёной корзины, достал из неё пару войлочных башмаков и бросил на пол.

— Вот тапочки. Давай, одевай, не спи.

С большим сожалением, я сняла свои прекрасные сапожки и надела тапочки. Они оказались очень неудобными и постоянно сваливались. В конце концов, мне это надоело, я отнесла их назад и зашлёпала босиком.

— Пол холодный, смотри, простынешь, — сказал Олег.

Его слова были настолько нелепы, что, я не выдержав, засмеялась. Он посмеялся вместе со мной, потом серьёзно сказал:

— Ладно, ученица, приветствую в своём доме. Надеюсь тебе здесь понравиться. Если возникнут вопросы, спрашивай, не стесняйся.

Я смущённо опустила голову и тихо сказала:

— Знаешь, мне очень, очень надо обратно в этот… как его… лифт.

— Зачем?

— По делам. Я скоро вернусь!

— О господи… Знаешь, милочка, у нас, нормальные люди, делают это совсем в другом месте!

(Мир Ириан, Вольный город, Олег — 25 лет, Марта — 17 лет).

— Послушай, ведьма, почему ты так упорно называешь свою клячу Шустрой? Мне кажется, её родители были черепахами!

Карл Блюмгост недовольно посмотрел на меня. Я сочувственно улыбнулась.

— Я покупала её на последние деньги. Дешевле были только овцы.

— Думаю, если б ты купила вместо неё овцу, повозка шла бы быстрее.

Мне оставалось устало пожать плечами. Спорить не хотелось, атаман разбойников в своих обидных словах был не совсем прав. Конечно, Шустрая, никогда не взяла бы первое место на скачках. Скажу больше, второе, третье, равно как и остальные призовые места, ей тоже не светили. Слишком уж она была меланхолична и рассудительна. С другой стороны, трудно ожидать высокой скорости от лошадки, не отдыхавшей три дня. Овёс кончился вчера утром, так что ко всему прочему бедняжка была ещё и очень голодна. А если учесть, что разбойники навалили в телегу большую часть трофеев, я удивлялась, что она вообще согласилась идти дальше.

— Долго нам ещё?

— До вечера доберёмся.

Очень оптимистическое заявление. Мы шли почти час по лесу, узкой тропой, постоянно огибавшей деревья и валуны, постепенно поднимаясь, всё выше в гору. Ледяной ветер хлестал в спину безжалостной плетью жёсткого, колючего снега. Я бы, наверное, совсем заледенела, если б "людоед" — Бьорк, проявив галантность, не отдал один из трофейных плащей. В нём оказалось значительно теплее, а подсохшие кровяные пятна меня совсем не смущали.

Вообще-то Бьорк оказался отличным парнем, несмотря на свою пугающую внешность. Он явно сознательно изображал из себя тупого громилу, лишённого интеллекта, что надо сказать неплохо получалось. Но даже короткой беседы было достаточно для того, чтобы разглядеть под маской недалёкого тупицы, умного, ироничного человека.

— Так что у тебя случилось с Лобо? — с любопытством спросил беловолосый Скельди. Я покосилась на болтливого мальчишку и нехотя ответила:

— Ничего особенного, шла по улице, никого не трогала, тут он выкатывается из трактира, пьяный в сосиску…

— У нас говорят — "пьяный, как осенний медведь", — встрял в беседу Бьорк.

— Почему осенний и почему медведь? — удивилась я.

— Медведи осенью, любят жрать паданцы лесных медовиц. Это такие ягоды размером с яблоко, очень сладкие, из них варят сахар и гонят чудесное пойло — звёздовку.

— Звёздовку?

— Ага. Она настолько крепкая, что после пары стаканов, можно увидеть звёзды.

— И вы поите ею медведей?

Бьорк расхохотался, потом помотал головой.

— Нет, ещё чего не хватало, самим мало… Просто паданцы, полежав на солнце несколько дней, начинают сами по себе бродить, как пиво в бочке. Их ещё называют "весёлыми ягодками". Я в детстве очень любил их собирать.

— Ещё бы, представляю, веселенькая, наверное, была работёнка!

— А то. Короче, мишки нажравшись ягодок, становятся…

— Хватит болтать, Бьорк, — недовольно прервал его атаман. — Достали уже твои байки! Так что там с Лобо?

— Да ничего. Сцапал меня и давай лапать. Конечно, сама дура, нужно было его просто незаметно усыпить, благо с пьяным это выходит на "раз, два, три", но я шла такая злая, после визита к "святому-целителю", да еще эта несчастная курица на глаза попалась… одним словом, не удержалась.

Разбойники заржали так, что Шустрая вздрогнув, слегка прибавила шаг, потом, опомнившись, вновь поплелась с прежней скоростью.

— А ты я вижу наш человек! — Карл звонко хлопнул меня по плечу. — Мы тут все зуб имеем на его светлость, особенно Расмус. Верно, я говорю, Расмус?