Александр Дорошенко - Стрелы и пули

Несколько раз, повернув медный краник против часовой стрелки, старик толкнул крышку бочки от себя, и та послушно отошла в сторону.

— Прошу вас, господа.

Подземный ход, оказался действительно очень узким. Он был вырублен в сплошной скале, по нему можно было идти только гуськом, дыша в затылок, друг друга.

— Это, наверное, было очень выгодное предприятие? — не отставала Марта.

— Разумеется. Сотни паломников, приезжали посмотреть на чудо. Для тех, что побогаче, построили несколько гостиниц, ну а простолюдины, останавливались на крестьянских дворах или просто в чистом поле.

— А что делали с водой?

— Продавали. Бутылочка объемом в три напёрстка, стоила империал, в шесть — два ну и так далее. Небольшой серебряный кувшинчик, запечатанный личной печатью господина барона, стоил целый цехин.

— Ничего себе. Да, ради такого дела стоило потрудится, копая эту крысиную нору. Наверное, барон очень жалел, что Чаша не размером с бочку.

— Именно так. Её постоянно полировали изнутри, с каждым годом стенки становились всё тоньше. Если по-молодости, чтобы её наполнить мне хватало одной фляги, и вода ещё оставалась, то последнее время, приходилось ходить два раза.

— Бедняга, — рассмеялся я. — А что там находиться сейчас, вы видели?

— Да. Вся часовня, заставлена какими-то колдовскими машинами. Они гудят и светятся. Не знаю, каких демонов призывают эти нечестивцы…

Мы шли еще, наверное, минут десять, пока, наконец, не остановились на крошечной площадке.

— Вот дверь, господа. Для того чтобы войти, вы должны повернуть ручку. Учтите, снаружи нет ни рычага, ни замочной скважины, так что если вы её случайно захлопните, то уже не сможете снова открыть.

— Ясно.

— Этот клин, рекомендую подсунуть под дверь, тогда она не захлопнется. За ней — короткий коридор в конце которого, справа — Зал Чаши, слева — спуск в катакомбы. Пленники находятся на верхнем ярусе, но перед дверьми камер стоит стол, за ним всегда сидит стражник. Это всё, чем я могу вам помочь.

— Спасибо, господин Рудольф, возвращайтесь назад, дальше мы сами.

— Удачи вам. И позаботьтесь о моём внуке.

Старик развернулся и скрылся в темноте.

— Интересно, он там не убьется, без света? — обеспокоилась Марта.

— Не думаю, он столько лет здесь ходил что, наверное, знает каждый выступ наизусть. Ну, ты готова?

— Да.

Я потянул за рычаг, и дверь бесшумно отворилась. Марта подсунула под неё деревянный клин.

— Порядок. Подожди секунду, сначала изменим внешность.

Спустя непродолжительное время, я превратился в Гения, а моя спутница, в его рыжего телохранителя. Мы прошлись по коридору и начали спускаться вниз по узкой винтовой лестнице, вырубленной в камне, стараясь не споткнуться на неровных ступеньках.

Сидящий за столом охранник не спал. Увидев нас, он потянулся, было к кнопке тревоги, но затем замер, изменившись в лице. Судорожно застегнув верхнюю пуговицу мундира, бедняга начал лихорадочно поправлять фуражку. У него, явно сработал условный рефлекс на начальство, только через несколько секунд, парень, сообразив, что Гению нечего делать здесь посреди ночи, вновь потянулся к кнопке. Марта остановила его, метнув молнию. Незадачливый страж откинулся на спинку стула и обмяк.

— Ищи ключи, — скомандовал я, снимая с пояса охранника наручники.

— Он не очнётся до утра.

— Бережёного, бог бережёт.

Сковав ему руки за спиной и заткнув рот кляпом из носового платка, я расстегнул его кобуру и вынул тяжёлый армейский пистолет. Машинка оказалась что надо — с обоймой на двадцать патронов и возможностью стрельбы короткими очередями.

— Хорошая штучка, — сказал я, загоняя патрон в ствол.

Ключи обнаружились в ящике стола вместе с тремя запасными обоймами. Я подошёл к первой двери, дрожащей рукой открыл замок, потом, решительно шагнул внутрь. Камера оказалась пуста.

— Чёрт! — мы кинулись ко второй двери, открыли… И здесь пусто!

Внутри помещений всё было так, как описывал старик — две кровати, тумбочка, небольшой стол. В углу параша, отгороженная ширмой. Отсутствовали только люди.

Марта длинно и заковыристо выругалась. Раньше, помнится, меня приводили в растерянность её пассажи вроде: "проклятый паралелепипедный наноимплантант", потом я привык. Ну, любила она использовать в ругательствах всякие труднопроизносимые слова, чего уж тут поделаешь.

— Ты можешь определить, как давно их отсюда забрали, — наконец спросила она.

— Сейчас попробую.

Я уселся на краешек кровати, закрыл глаза и позволил своему астральному облачку, слегка высунуть свой любопытный носик. Мне очень трудно объяснить, как, но через несколько секунд я уже знал ответ.

— Примерно две с половиной недели назад. То есть ещё до нашего приезда сюда, — сказал я, вернувшись в реальный мир.

— Похоже мы с тобой, два вислоухих идиота. — Марта тяжело вздохнула и уселась на соседнюю койку. Потом внезапно подскочила.

— Смотри, на стене что-то написано.

Я подошёл к ней, присел на корточки и посмотрел. На неровном камне, каким-то острым предметом были нацарапаны неразборчивые письмена.

— Похоже на эльфийский алфавит.

— Ты можешь прочесть?

— Нет. Символы знакомые, но вот диалект…

— На этой койке, наверное, лежал Иотар.

— Вполне возможно.

Я вернулся ко второй кровати, но там стенка оказалась чистой. Тогда я заглянул под койку и увидел надпись, сделанную по русски: — "Писал Виталий Скородумов, Мастер Проводник. Со мной Иотар, Диана Краузе и Кай Голдериан. Нас предал Питер Келлог, будьте осторожны. Олег, Марта, если не сможете меня найти, позаботьтесь о Марине".

Марта всхлипнула. — Гады! Я их голыми руками придушу!

— Успокойся. Он верит в нас, мы должны продолжать поиски. Давай, осмотрим соседнюю камеру и поднимемся в зал. Поглядим, что это за лаборатория.

В соседней камере, судя по всему, обитали Кай и Диана. Мы не нашли там ничего, что могло бы помочь расследованию, и потому не стали долго задерживаться. Миновав стол с лежащим без сознания охранником, мы поднялись по лестнице и вошли в зал. Он был огромен, тёмен и пуст. Сквозь узкие стрельчатые окошки, пробивался слабый лунный свет. Пол оказался завален обрывками бумаги, битыми стёклами и прочим хламом. Сделав несколько шагов, я чуть не споткнулся о каменную чашу изумительной красоты, доверху набитую окурками, и невольно рассмеялся. Священный сосуд, похоже, использовали в качестве гигантской пепельницы, какая ирония. Кроме чаши и мусора, в зале больше ничего не было.

— И здесь опоздали! — горько воскликнула Марта.

— Пустышка. Всё это одна большая пустышка. Не понимаю, чего же они тут охраняют?

Я нагнулся и поднял с пола целый лист бумаги. На нём отпечатался след грубой подошвы, сам же листок, оказался исписан какими-то уравнениями.