Екатерина Соловьёва - Хронофаги

«Сейчас… сейчас…»

Симбионты и хозяева слились в единый мощный организм, раздирающий время и пространство в неистовом желании отыскать цель. Он летел по Земле, жадно вглядываясь во всякую подозрительную точку, но на каждое движение нужно столько сил, столько сил…

Бертран помнил, что челюсти свело судорогой, а кисти закололо: Хесус и Джамал, не выдержав, упали в корчах. Кардинал почувствовал металлический привкус крови на языке и увидел сквозь слепящий свет две длинные серебристые нити, указующие куда-то в глобус.

Фома обрюзг, разжирел. Потерял былые навыки и стал брать в два раза больше «за вредность». Когда-то он мог за пару минут определить, о ком идёт речь, но Валентину понадобился час, чтобы описать внешность девушки, и ещё час, чтобы «архивариус» назвал имя и координаты.

Иветта Ивановна Маркина, тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения, незамужем, детей нет. Живёт в съёмной квартире одна, на Карла Маркса, первый подъезд, третий этаж налево.

Валентин шагал во дворах по усыпанному листьями тротуару, засунув руки в карманы. Его всё ещё грызла злость, которая требовала выхода. Возвращаться к прежнему ремеслу неудачливый вор не желал, памятуя о том, что Харя и Прыщ загремели по статье 162 УК РФ, а для «щипача» у него слишком грубые руки.

«Карманник — музыкант, дирижёр, — любил повторять Колпак. — А ты, Валет, разве играешь? С клиентом надо работать нежно, как с женщиной (здесь Лом и Герыч всегда хихикали, вспоминая, как Колпак насмерть забил битой свою жену, заставшую его с любовницей)».

«Музыкант», — презрительно хмыкнул Валентин и снова расстроился.

Нечто волнующее таилось для него в этом слове, нечто грустное и одновременно радостное, дорогое. Но что именно — он вспомнить не мог.

Ночной город давно уснул, зевая свистом прибывающих к вокзалу поездов дальнего следования. Фонари сеяли неверным светом, рассыпающимся в подступившем тумане. Мужчина вышел к пересечению двух главных улиц, подслеповато щурясь на вывески круглосуточных магазинов, плотные ряды таксистов и редких прохожих.

«Город работяг-металлургов… Не для честного вора…»

Изредка мимо проносились оголтелые лихачи. Светофор подмигивал жёлтым глазом, табло под ним сообщало, что сейчас один градус тепла и полтретьего ночи. С пруда задуло осенней стынью и Валентин поспешил к одному из автомобилей с шашечками.

Он устроился на заднем сиденье чёрной «Сузуки» и приказал:

— Вези в «Ермак».

Идя на дело, он решил выпить для храбрости.

Занималось субботнее утро. Смеженные веки Веты трепетали, на лице цвела безмятежная улыбка. Ей снилась та самая музыка. Живая, настоящая…

И вдруг в колдовские грёзы ворвался звук, короткий и резкий, как жужжание осы, пролетевшей над ухом. Девушка перевернулась на другой бок, но назойливое «бзз! Бзззз!» не отставало. Издав стон разочарования, Иветта открыла глаза.

«Кого там черти принесли? Катерина Петровна вроде уже приходила за деньгами…»

Думать о «серых» не хотелось совсем. Набросив зелёный махровый халат, она влезла в тапочки и прошлёпала в прихожую. Глазок показывал нечто невысокое и расплывчатое. Девушка вздохнула и открыла дверь.

На площадке, чёрно-жёлтой от тусклой лампочки, сгорбилась полуголая девочка лет десяти, завёрнутая в простыню. Подростка трясло от холода, и светлые пряди мелко дрожали в унисон с телом, напоминая золотистый шафран под ветром.

— Чё надо? — грубо рявкнула Вета. — Иди к родителям.

Ребёнок поднял голову на худой шее и, преодолевая озноб, радостно улыбнулся. Девушка раздражённо хмыкнула и уже потянулась, чтобы закрыть дверь, но вдруг остановилась. Девочка громко шмыгнула, суча босыми ногами. Простыня спала и на груди проступили глубокие впадины ключиц.

Вета застыла. Гостья напомнила ей саму себя лет семь назад, когда отец выпорол её и выгнал босиком на площадку за то, что она нечаянно разбила его хрустальную награду «За волю к победе». Тогда она сидела в грязном углу, сжавшись в комок, и тряслась на холодном бетоне, глотая слёзы и думая:

«Я бы никогда не выгнала свою дочь в холодный подъезд».

А мимо неодобрительно топали собаки на поводках, сапоги и ботинки соседей…

Вета подобрала простынь и набросила на узкие плечи подростка.

— Да ты вся горячая! Так… иди сюда…

Впустив гостью, хозяйка щёлкнула замком и спросила:

— Как зовут?

Девочка так дрожала, что смогла выдавить сквозь сведённые судорогой челюсти:

— Ррх… рремм…

— Римма?

Она опустила голову, тряхнув золотистыми локонами.

— Ну, Римма, так Римма. Вши, чесотка, грибок есть?

Округлив большие лазоревые глаза, Римма испуганно помотала головой и тут же пошатнулась от слабости.

— Ладно. Всё равно потом хлоркой всё мыть… Иди пока в ванную, я тебе сейчас что-нибудь подберу… И не разлёживайся там, у тебя температура…

Все они были такими разными, каждый умел нечто такое, чего не мог другой. Макджи первым выдвинул предположение, что Старик разлучён с конгрегатором. Он и возглавил группу, которая двинулась на поиски жизненно важного аппарата, назначив Бертрана командующим поимкой Хозяина Часов.

Первые сведения пришли от угрюмого Михала, он сообщал, что вор молод, быстро засёк их и ловко уходит. Братья несколько раз пытались окружить его, но грабитель будто чуял их приближение, всякий раз останавливая время, чтобы вновь ускользнуть. Определение местонахождения конвегатора здорово измотало симбионтов, приходилось рассчитывать только на себя, хорошо ещё, что кольца верно держали сигнал. Спустя пару дней, когда беглец устал, удалось окружить его в номере римского «Моргана». Вопреки приказу Макджи дождаться пяти утра, запальчивый Али подбил Чана напасть сразу, в полночь, зная, как честолюбив китаец. Вор, сильно поранившись, сбежал через окно, снова оставив их с носом, а потом начались серьёзные помехи. Голоса братьев сильно искажало какое-то поле, а затем эфир разорвал отчаянный крик Макджи, который не спутаешь ни с чьим другим.

Им же самим везло не больше: прибыв в Демидовск, весь расчерченный серыми линиями, они неделю безуспешно рыскали по подвалам и крышам. Джамал и чернокожий новичок Абдул беспрерывно вызывали Старика кольцами, Олег и Герхардт сканировали всех седых бородатых мужчин, а Мартин с Бертраном тщетно пытались выйти на связь с пропавшей группой. А драгоценное время утекало, как вода сквозь пальцы.

Первым погиб дотошный Герхардт. Он хотел выяснить, что случилось с Джамалом, который не выходил на связь вот уже два часа. Последним, что услышал командир, было:

— Untier! Untier! Main Gott!![Чудовище! Чудовище! Боже мой! (нем.)]

Прибыв на место, тело так и не нашли. Только ветер швырял в переулке картофельные очистки и пакеты от чипсов. Джамал матерился на хинди, симбионт послушно переводил, Олег что-то бубнил о вселенском заговоре, Абдул потерянно молчал. Разве мог знать ошалевший Бертран, приказавший не разъединяться, что новичок посмеет ослушаться? Кардиналы обыскивали семнадцатый квадрат и уже покинули территорию старого завода, как вдруг все кольца отчётливо передали хрип отставшего креола: