Джейн Рейб - Падение

Так пролетело около часа. В пещере становилось все темнее, и барабанная дробь дождя по камням снаружи стала казаться Несуну чуть ли не угрожающей. Он чувствовал себя как перепуганный кролик, забившийся в глубокую, темную нору, и вообразил, что капли дождя – это шаги троллей, пастухов из Облачного Холма или гномов из Долины Хаоса, которые пришли, чтобы отнять у него драгоценные глаза, украденные с деревянных лиц.

– Не люблю, когда так темно, – пробормотал кобольд себе под нос. Несмотря на свое необыкновенно острое зрение, позволявшее видеть в любой темноте, Несун терпеть не мог ночь. Ему казалось, что, когда солнце садится, в любых вещах пробуждается новая, жуткая сущность. – Надо развести огонь, – решил кобольд. – Я разведу костер, и сразу станет тепло и уютно. А еще он осветит эту ужасную пещеру, – Он поежился и подумал, что, даже несмотря на непривычно жаркое лето, высоко в горах все равно холодно. – Тепло, уютно и светло… – повторил Несун.

Он обошел пещеру в поисках чего-нибудь, что могло бы гореть, – от троллей уже почти ничего не осталось.

Но алтарь был сделан из черного, наверняка драгоценного, камня, который был гладко отполирован и навряд ли мог загореться. Кроме того, на ощупь камень казался слишком холодным, и это кобольду не нравилось – представлялось каким-то неестественным. Его хупак был деревянным, но Несун не имел никакого желания сжигать его. Оружие ему досталось от кендера, с которым кобольд некогда был дружен. Правда, он сам и убил этого кендера, когда однажды они не смогли поделить украденные сокровища. Подумав еще немного, Несун решил поджечь одну из колонн, ту, на которой были вырезаны гномские женщины-воины. По его мнению, эта колонна была не такая красивая, как остальные, лица на ней не были украшены драгоценностями, а вот гореть она может очень даже хорошо.

Усевшись перед колонной, он присмотрелся к фигурам уродливых ведьм, которые, должно быть, имели больше мускулов, чем мозгов, если так легко удерживали друг друга на плечах. Кобольд еще раз бросил взгляд в сторону ниш, а затем начал выпевать магическую мелодию, первое заклинание, которому научил его Мэлдред, и самое любимое. Прислушиваясь к себе, он искал внутри крошечную искорку, которая и составляла сущность магии. Мэлдред говорил, что он нашел Несуна, почувствовав эту искру, – они тогда встретились в дикой, пустынной местности, где на много миль вокруг больше никого не было. Отыскав искорку, он запел громче, выдав замысловатую руладу, которая не была частью заклинания, кобольд добавил ее просто для красоты. Он ощутил прилив магической энергии, зародившийся в его груди и хлынувший к рукам, в пальцы, а из них – в лицо деревянной фигуры.

– Дай-ка мне немного света, – сказал Несун женщине. Через мгновение резная фигура занялась огнем. Сначала это было слабое тление – огонь не мог справиться со старой плотной древесиной. Но кобольд был упорен. Он начал раздувать пламя, как делал всегда, когда разжигал походные костры, и вскоре огонь разгорелся. Удовлетворенный, Несун немного отошел от полыхающей колонны и сел, наслаждаясь светом и теплом.

«Подумаешь, всего одна колонна, – подумал он, глядя на весело потрескивающее пламя. – Остается еще пять, чтобы отдавать должное ушедшему гномскому Богу. Как там Дамон его назвал? Роке? Нет, Рорк?»

Кобольд поднялся и начал вышагивать вокруг колонны, протягивая к огню руки и запрокидывая лицо, чтобы поймать побольше живительного тепла. То и дело его взгляд падал на дальнюю стену, по которой плясали неверные блики пламени, освещая вырезанные в камне лица. Сполохи словно оживляли их, и казалось, что каменные гномы смеются. Несуну это показалось очень веселым, и он присоединился к смеющимся лицам. Давясь от смеха, кобольд пустился в пляс, изображая, будто возносит молитвы гномскому Богу. Он вообще любил танцевать, но никогда не делал этого, если рядом был Мэлдред. Танец был слишком легкомысленным занятием, а при своем большом друге и наставнике кобольду хотелось казаться серьезным и благоразумным. Но сейчас Мэлдред не мог его видеть, и Несун танцевал все быстрее и быстрее, пока не начало жечь в груди от усталости и нехватки воздуха.

Задыхаясь, он приблизился к смеющимся каменным лицам и заметил, что тени на некоторые из них падают по-другому и тогда лица кажутся грустными. Чтобы хоть чем-то заняться, он пробежал пальцами по барельефу и тут же придумал новую игру – принялся давать имя каждому лицу, которого касался.

– Веселый Ларс. Веселый Дреч. Веселая Рики, – приговаривал Несун – Грустный Мо. – Он коснулся лица, которое, казалось, взирало на него с невыразимой печалью.

Наигравшись, кобольд подошел к черному алтарю и снова принялся колдовать. На этот раз он творил заклинание, которое позволяло ему изменять свой облик я принимать вид других существ. Несун сосредоточился, и через несколько минут его лицо превратилось в лицо Веселого Ларса, но покрытое ярким здоровым румянцем: кобольд решил, что гном при жизни должен был выглядеть именно так. Потом он снова изменился и принял облик Веселого Дреча, но, чтобы получилось забавней, оставил лицо серым – цвета камня.

Но и эта игра быстро ему надоела. Тогда Несун снова вернулся к пылающей колонне. Огонь уже достиг самого верха и теперь лизал потолок пещеры.

Кобольд решил, что старое дерево, сгорая, пахнет намного приятней, чем плоть троллей, и уж значительно лучше, чем духи, которые так любила Рикали. Несун фыркнул и попытался вообразить, что испытывает поросенок, поджариваясь на костре, но у него ничего не получилось. Бросив это бесполезное занятие, кобольд стал просто смотреть в костер, который зачаровывал его все больше и больше.

– Мэлдред говорит, что я слишком часто играю с тобой, – сказал он огню. – Но я так не думаю. Просто ты мне очень нравишься.

Через мгновение он отправился к соседней колонне и, остановившись в дюйме от нее, воззрился на лицо старика-гнома с глубоко прорезанными морщинами и раскосыми глазами. На этой колонне тоже не было никаких ценных украшений.

– Не смотри на меня так, – сказал Несун. – Ах, ты не слушаешься? Хорошо, тогда я и тебя сожгу.

Он снова принялся выпевать заклинания, нащупывая в себе магическую искру, и довольно ухмыльнулся, когда колонна запылала.

Мэлдред и Фиона медленно, тщательно ощупывая дорогу, спускались по лестнице, которая то мягко изгибалась и шла полого, то делала резкие повороты и становилась крутой. Казалось, дороге во тьме не будет конца. Ступени были скользкими, стесанными временем и множеством ног, которые некогда, должно быть, проходили по ним. Путь вниз занял больше часа. Силач и девушка останавливались на отдых в нишах, где стояли деревянные и каменные статуи Реоркса. У ног изваяний находились керамические чаши с пожертвованиями. Их содержимое от времени стало ломким, и невозможно было определить, что это такое. Продолжая спускаться, Мэлдред и Фиона каждый раз пытались определить, как глубоко они уже зашли относительно верхней пещеры.