Ричард Байерс - Руины

Он замаскировал свой обтянутый кожей череп подобием жизни, и заглушил запах разложения, исходящий от него, но даже при этом многие его последователи при встрече нервничали. Возможно, они боялись, что он подслушал их жалобы на недостаток удобств, долгие часы трудной работы, или нетерпение и неблагодарность Священных, для которых они трудились.

Он им сочувствовал. Хотя лич не испытывал таких потребностей, он, конечно, помнил, как живые хотят иметь вкусную, изобильную пищу, тепло, сон в мягкой кровати, и развлечения в конце трудного рабочего дня.

К сожалению, культ торопливо построил стены этого анклава, окружившие скопление низких, ветхих строений с крышами из дерна, в холмах к северу от степей, называвшихся Райд. Отдаленность от цивилизации гарантировала, что враги заговорщиков не обнаружат и не разрушат его, как это они сделали со многими другими, но также вынуждала жить в примитивных условиях.

Неумолимое развитие бешенства требовало долгих, изнурительных работ. Проклятие продолжало усиливаться и скоро станет настолько опасным, что даже Саммастер больше не будет в состоянии сдержать его действие на разум отдельных драконов. Он должен был создать достаточно драколичей и исполнить пророчество Магласа до того, как это свершится, потому что, потеряв рассудок, оставшиеся цветные не захотят переродиться.

Что касается высокомерия и сомнительного юмора рептилий — это же были драконы. Они были величественнее, чем самые боги, но могли также вести себя как злые, раздражительные, эгоистичные дети. Если приглядеться, то даже старейшие из них были в конечном счете незрелыми и несовершенными. Только как нежить они раскрыли бы полностью свой потенциал.

Поэтому, когда Саммастер находил одного из подчиненных в минуту слабости или колебания, в первую очередь он стремился поднять его дух. Рассмешить его, похвалить, вдохновить, описывая великолепный мир, или соблазнить обещанием награды. Но если такие меры терпели неудачу, он не имел иного выбора, как прибегнуть к угрозам, и если даже этого оказывалось недостаточно, к наказанию.

Служители культа просто обязаны были продолжать работать. Даже если они начинали ненавидеть и бояться неестественных созданий, которым они поклонялись как богам. Даже если их служение начинало походить на изгнание или рабство. Даже если оказалось, что будущее не вознаградит их ничем, кроме знания того, что они играли роль в исполнении судьбоносного плана. Потому что, в конечном счете, его завершение было единственной вещью, имевшей значение.

Конечно, именно на Саммастере лежала ответственность за создание нового Фаэруна, и временами, когда его злобные, завистливые противники мешали какому-нибудь из его планов, это висело на душе как камень. Иногда неудачи заставляли его чувствовать себя беспомощным, и он жаждал передать это бремя другому. Но никого больше не было, а даже если бы был, Саммастер точно знал, что это было его призвание, которое избрало его и дало ему силы. Оставь он эту цель и свою магию — и он уподобился бы жалкой негодяйке Мистре, Аластриэль и другим, кто воспользовался им и предал.

Грохот и рев оторвали его от размышлений.

Он обернулся. Сплетясь вместе, атакуя когтями, кусаясь и хлеща друг друга хвостами, Чус, зеленый дракон, и Ссаланган, белый, катились и разрушали здание кухни. Культисты торопились убраться подальше. Другие драконы наблюдали, собравшись вокруг.

Саммастер подумал, что могло быть и хуже. Разрушение кухни, духовок, очага, и кладовой создаст людям трудности, но если бы драконы уничтожили одну из святынь или мастерских, вовлеченных в Священную Работу, их драка могла бы задержать процесс на декады.

Это еще может случиться, если он не вмешается. Он взмахнул своим посохом и крикнул: «Остановитесь!» От усиленного волшебством звука голоса содрогнулась земля.

Ссорившиеся драконы отпустили друг друга и замерли подальше от разваленной кухни и раздавленных, неподвижных человеческих тел, видневшихся внутри. Снова драконы напомнили Саммастеру детей. Детей, пойманных на шалости.

— В чем дело? — спросил он.

Чус cплюнул, заливая воздух ядовитым, жгучим дыханием.

— Этот мелкий бледный тритон утверждает, что он и те паразиты, что летали с ним, заслуживают права переродиться раньше остальных.

— Да. В последние несколько месяцев, пока они ничего не делали, мои товарищи и я выполнили жизненно важное задание. Поэтому мы заработали право стать драколичами первыми.

Саммастер снова задался вопросом, чего Ссаланган и другие белые достигли, или не достигли во время их «жизненно важного задания». Рептилии утверждали, что они закончили покорение Большого Ледника для Ираклии, потеряв при этом Зетриндора и нескольких других, но были туманны в деталях. Саммастер подозревал, что, опасаясь его недовольства, они рассказывали не все.

Такое упрямство удручало, но он чувствовал, что нельзя давить слишком сильно. Он мог творить их судьбу, но, в конце концов, он был их служителем. Кроме того, тысяча других дел требовала его внимания.

Таких, как этот глупый инцидент.

— Мы уже решили, в каком порядке вы подвергнетесь ритуалу, — сказал он. — Вопрос не требует дальнейшего обсуждения.

— Проклятье! — прорычал Ссаланган. Кровь, сочившаяся из ран от когтей, пятнала его алебастровую шею. — Это несправедливо!

Другие белые зарычали и зашипели в знак согласия.

— Я прошу вас потерпеть, — сказал Саммастер. — После месяцев подготовки, мы наконец готовы начать. Я обещаю, что к концу года вы все будете драколичами.

— Я даже не хочу быть нежитью, — проворчал Ссаланган. — По крайней мере, еще в течение сотни лет. Я делаю это только потому, что ты и эти жалкие люди клянетесь, что безумие никогда не кончиться. Если бы я думал…

— Что ты чувствуешь, когда смотришь внутрь себя? — сказал Саммастер. — Бешенство терзает твой разум весь год. Оно ослабевает, или же становится еще сильнее?

Белый заворчал и отвернулся, неспособный опровергнуть очевидное, но и не желающий признать. Саммастер улыбнулся, насколько на это еще было способно его иссушенное лицо, и в этот момент мир вспыхнул красным цветом и словно взорвался ударом громадного колокола.

Или, по крайней мере, так это было для него. Казалось, никто больше не ощущал ничего необычного, да и не было для того причин. Он создал оберег, чтобы предупредить только себя самого.

— Я должен уйти, — сказал он. — Вернусь, как только смогу.

Он произнес заклинание и ударил концом посоха по земле. В тот же миг мир вокруг него разрушился и создался заново.

Как и ожидалось, заклинание перенесло его к арочному окну одной из сторожевых башен, из которого открывался вид на фасад эльфийской цитадели. Это нарушенное заклинание искажения пространства активировало предупреждение. Те, кто сделали это, стояли перед барбаканом и до сих пор поздравляли друг друга с успехом.