Николай Романецкий - Конь в малине

– Опять впереди дорога в казенный дом, красавчик. И по-прежнему сохнет по тебе блондинка. Второй твой ребеночек будет здоровый и очень-очень счастливый. А опасаться тебя надо деве рыжей и зеленоглазой.

– Это верно, Земфира, – сказал я. – Опасаться ей ох как надо!.. А что там с казенным домом? Вернусь я из него?

– Не знаю, алмазный. – Земфира тряхнула жгуче-черными волосами. – Не вижу.

Я достал еще десятку, протянул ей.

Она оттолкнула мою руку :

– Не надо, бриллиантовый! Не вижу я. Честно говоря, и казенного дома не вижу. Так сказала, для красного словца.

– А что же ты вообще видишь?

– Вижу, что тебя очень изменило. Ребенок твой умерший с тобой. Он взял на себя твою смерть. Вот и все, что я вижу.

– Значит, соврала?

– Зачем соврала? Люди платят за приятное. За неприятное никто платить не станет. И во второй раз не придет. И ты бы только ради вопросов о рыжей не пришел.

– Пришел бы!

Земфира покачала головой:

– Не пришел бы. Ты ведь и так обо всем догадывался.

Она была права. В чем – в чем, а в психологии людской она разбиралась.

– Ладно, Земфира, – сказал я. – Не хочешь, значит, говорить о неприятном?

Цыганка вновь покачала головой.

– Не вижу я в тебе, алмазный, неприятного. И приятного тоже не вижу. Закрытый ты теперь от меня. И от рыжей той закрытый. Иначе бы тебя уже и в живых не было. У рыжей сила, которой у нас не бывает, но не по зубам ты ей.

Я понял, что ничего больше не добьюсь: либо Земфира не хотела говорить, либо и в самом деле была бессильна перед моим будущим.

– Прощай, гадалка! – сказал я. И ушел.

Замок в квартире Паутовых был все тот же, и справился я с ним за десять секунд. Осторожно потянул за ручку. Дверь открылась всего на пару сантиметров – оказалась запертой на цепочку. Опасаются дамочки незваных гостей…

Пришлось вернуть замок в исходное состояние и прибегнуть к помощи звонка.

– Кто там? – послышался голос старой ведьмы.

– Сантехник, – сказал я.

Прием кретинский, но он сработал. Звякнула цепочка, щелкнул замок.

Я рывком распахнул дверь, ввалился в прихожую. И тут же понял, почему сработал кретинский прием – в лицо мне смотрело черное окошечко стерлинга.

– Заходи, сантехник, – сказал его владелец, молодой парень лет двадцати. – Морду к стене, лапы на затылок.

Я повиновался.

– Татьяна Владимировна, закройте дверь.

Щелкнул замок, звякнула цепочка.

– Теперь, сантехник, на пол! Морду вниз, лапы в стороны!

Я повиновался, лег так, чтобы правая рука была ближе к нему.

– Татьяна Владимировна, вот браслет, наденьте ему на правую руку!

Я лихорадочно соображал, что делать. Вот вляпался так вляпался, Арчи Гудвин хренов!

Между тем старая ведьма наклонилась; чтобы было удобнее, оперлась коленом мне на спину. А может, хотела прочувствовать, что это такое – попирать коленями мужчину.

Другого такого шанса может и не быть. Резко катнувшись в сторону, я подсек старуху, подправляя левой рукой траекторию ее падения. В результате Паутова-старшая с визгом улеглась на меня, а я ткнул ей пальцем правой руки в расплющенную левую грудь и сказал, глядя парню прямо в глаза:

– Дернешься, пущу ей пулю в сердце.

Несуществующий пистолет был ему не виден, и он заволновался. А тут еще старая ведьма завопила:

– Володя, у него пистолет!.. Он мне пистолетом прямо в грудь!

– Мама, что случилось? – раздался из комнаты голос Альбины.

– Пусть дочка сидит, где сидит, – быстро сказал я. – Иначе прихлопну мамашу. Мне терять нечего!

Парень окончательно растерялся. Конечно, если бы стерлинг был настроен на игольчатый луч, охраннику не стоило бы никакого труда пальнуть мне в неприкрытую голову. Но, похоже, настройка была веерной, и он боялся зацепить заложницу. Ему, в отличие от меня, было что терять.

Я вдавил палец в рыхлое тело посильнее, и старая ведьма заверещала от боли.

– Мама! – Альбина вылетела из комнаты, как игрушечный чертик из табакерки.

Охранник схватил ее за руку:

– Куда вы? Назад!

Большего мне и не надо было. Левой рукой я схватил старуху за воротник халата, оторвал от себя, а правой выдернул из кобуры родимого «етоича». Мгновение, и дуло уперлось мамаше в левый висок.

Дальнейшее было просто. Увидев пистолет, Альбина застыла с расширенными от ужаса глазами. Повинуясь моим приказам, охранник положил стерлинг на пол, ногой отбросил оружие в дальний угол. Я стащил мамашу с себя, поднялся на ноги, галантно предложил пожилой женщине руку. Она, правда, моей галантности не оценила, встала сама, придерживая на груди оставшийся без пуговиц халат. Потом вся наша дружная компания проследовала в комнату, где я приложил охраннику рукояткой пистолета по затылку. Сдержанно приложил – убивать его вовсе не хотелось. Затем подтащил бесчувственное тело к батарее парового отопления и приковал браслетом к трубе. Все это время мамаша и дочка сидели на диване, вцепившись друг другу в плечи и с ужасом следя за моими боевыми действиями.

Разобравшись с охранником, я повернулся к ним:

– Ну вот, дамочки! Больше он нашей беседе не помешает.

И тут нервы старой ведьмы не выдержали. С воплем: «До-о-очушка, он убьет тебя! Беги-и-и!» – старуха бросилась на меня, норовя вцепиться скрюченными пальцами в лицо. Пришлось ударом по голове уложить на пол и ее.

– Мамочка! – завопила Альбина, вскакивая с дивана.

– Сидеть! – Я направил пистолет ей в лицо.

Она тут же угомонилась, забралась на диван с ногами, сжалась в комочек. Я опустился возле мамаши на одно колено, пощупал пульс на шее. Старая ведьма была жива.

– Ничего с нею не сделалось. – Я сел в кресло возле стола. – А теперь поговорим.

Как и в первую нашу встречу, Альбина быстро пришла в себя. Спустила ноги с дивана, сжала кулачки, пронзила меня бешеными глазами.

– Нам не о чем говорить!

– Вот как?.. А о детях, которых вы убили с помощью доктора Марголина.

– Это ложь! Я никого не убивала!

– Вот как?.. Тогда поговорим о «рубашках», которые вы с них сняли.

Лицо ее на мгновение перекосилось от страха. А потом она закрыла глаза и протянула в мою сторону растопыренные пальцы. Вздрогнула. Открыла глаза – в них вновь стоял смертный ужас.

– Как… Как вам удалось воспользоваться той «рубашкой»? Это же невозможно… Если только вы… вы… вы… – Ее заклинило: она все поняла.

– Да, я отец ребенка, которого вы с Марголиным убили год назад. Я муж Екатерины Савицкой.

Она вновь быстро взяла себя в руки.

– Муж объелся груш… Между прочим, ваша любезная Катя весь этот год наставляла вам рога.

Я усмехнулся:

– Мне это известно. Как и многое другое. Я прочитал дневник Виталия Марголина.

– Он вел дневник? Вот дурак!

Слово «дурак» прозвучало вовсе не как оскорбление: похоже, эта женщина все еще любила своего подельщика.