Николай Романецкий - Конь в малине

Я поднял ее на руки и отнес в спальню. Положил на кровать, укрыл одеялом.

– Полежи! Я быстренько пожарю картошки, разогрею бифштексы, и мы поедим.

Ее продолжало трясти.

– Не уходи! Боюсь!

Я приложил руки к холодным щекам:

– Теперь нечего бояться, малышка. Ты не одна, и я никому не дам тебя в обиду! Просто лежи. Помнишь, как мы однажды провалялись битых два часа, всего лишь глядя в глаза друг другу. Ты потом даже заплакала.

– Помню. – Катины глаза наполнились слезами, но это не были слезы горя. – Я заплакала от счастья, от того, что ты так хорошо меня понял.

Мы еще некоторое время поворковали, вспоминая те или иные случаи, что происходили между нами до… всего. Постепенно дрожь перестала сотрясать Катино тело.

– Иди. Я перестала бояться. И, кажется, хочу есть.

Я вновь укрыл ее одеялом. Вышел на кухню. Закончил приготовление ужина. А когда вернулся, она спала.

Будить ее я не стал. Поужинал в одиночестве. Мысли текли легко и быстро. В душу мою возвращалась решимость. Ведь ничего еще не закончилось. И Катя в определенном смысле стала мне обузой.

Я спрятал остатки ужина в холодильник, спустился на улицу, протопал три перекрестка, зашел в уличный таксофон на углу четвертого, набрал номер.

Инга оказалась дома.

– Алло!

– Молчи, – сказал я. – И не вздумай завтра выходить на работу. Ты заболела! – И повесил трубку.

Потом на всякий случай прошел еще пару кварталов и вновь вошел в таксофонную будку. Набрал выуженный у Инги номер.

Раскатов ответил после второго гудка.

– Это Арчи Гудвин, – сказал я. – Мне стало известно, что вы заинтересовались некими шкатулками, которые достались по наследству от доктора Виталия Марголина некоему частному детективу.

Он попытался что-то вякнуть в ответ, но его не слушал.

– Завтра в одиннадцать я буду с ними в офисе на Семнадцатой линии при условии, что вы не устроите там засаду.

Я знал, что меньше всего надо опасаться засады, но Пал Ваныч не должен был догадаться об этом знании. Для него я должен был выглядеть загнанным зверем.

– Если вы попытаетесь что-либо предпринять, у меня есть на всякий случай страховка.

В трубке раздалось неясное бормотание – похоже, Пал Ваныч, прикрыв ладонью микрофон, отдавал приказы.

Я повесил трубку и вышел из будки.

Утром я разбудил Катю, покормил в постели завтраком. Когда она поела, я вогнал ей в плечо шприц-тюбик с лошадиной дозой снотворного, приобретенный вечером в ближайшей аптеке, и укрыл одеялом.

На Семнадцатую линию я поехал общественным транспортом. И в половине одиннадцатого оказался возле офиса.

– Кто? – спросил говорящий замок голосом Пал Ваныча, когда я нажал кнопку у дверей.

– Арчи Гудвин.

Замок щелкнул.

Я шагнул внутрь, отклеил бороду, бросил в сумку.

В офисе сегодня никого не было – ни охранника у дверей, ни секретарши перед кабинетом. Поливанову-Раскатову не нужны были лишние свидетели. Мне – тоже…

Я перекинул сумку в левую руку, достал из кобуры «етоич» и постучал рукояткой в дверь кабинета.

– Входите, Арчи Гудвин!

Я снял пистолет с предохранителя, привел мышцы в боевую форму и распахнул дверь.

В лицо мне смотрел маленький черный зрачок, предвестник мгновенной смерти.

– Бросайте оружие, Арчи Гудвин!

Раскатов, как и ожидалось, был один.

Мы стояли друг против друга, готовые нажать на спусковые скобы и продырявить другу мозги. Ситуация патовая… Я бы на его месте притаился за дверью, но он был слишком самоуверен для этого. Еще бы – весь последний год ему везло!..

– Бросайте оружие, Метальников!

– Я без шкатулок, господин хороший!

Он мгновенно оценил ситуацию – убивать меня становилось бессмысленно.

– Какого же черта вы приперлись?!

– На рандеву, Пал Ваныч, на переговоры, с вашего позволения… Но вести их под дулом пистолета я не намерен. Так что бросайте оружие вы! Мне терять нечего!

Он опять просчитал ситуацию.

– Вы без шкатулок, а я без денег. – Он аккуратно положил пистолет на стол. Шкатулки ему были нужнее, чем мне деньги. Поэтому он и должен был рисковать.

– Отойдите в угол!

Он послушно, не делая резких движений, переменил позицию.

Я поставил сумку на пол, приблизился к столу, взял за ствол хозяйское оружие, открыл один за другим ящики.

Денег и в самом деле не было. С его точки зрения ситуация по-прежнему оставалась патовой, если бы ни одно обстоятельство, о котором, по его мнению, я и не догадывался.

Ногой я отодвинул от стола кресло для посетителей, угнездился в нем.

– Поговорим? Кстати, можете сесть.

Он усмехнулся, вернулся за стол. Но остался стоять.

– Раз шкатулок нет, разговаривать не о чем! Вы только отнимаете у меня время.

– Да, время начальника питерского РУБОП дорого стоит! – Я достал сигареты, закурил. – Садитесь, поговорим. Шкатулки со мной. По крайней мере одна. Я сблефовал. Садитесь, только руки держите на столе.

Он сел:

– Покажите!

Я подтянул ногой сумку, поставил на колени, расстегнул молнию, показал уголок хрустального ларца, подаренного мне женой «марсианина».

– Шустрый молодой человек! – Раскатов выдержал удар с достоинством.

– Ваша наука, дорогой Пал Ваныч! А я всегда был неплохим учеником.

Он опять усмехнулся:

– Представьте, мне было известно, что вы живы. И что рано или поздно придете, я тоже знал. – Ему казалось, будто он отвечает ударом на удар, но я не стал усмехаться: главный удар еще был впереди.

– О том, что я жив, вам сказала Альбина Паутова. Разумеется, вы отыскали ее после моих отчетов…

Он не вздрогнул. Лишь прошипел сквозь зубы:

– Оказывается, вы немало знаете…

– О том, что вы отыскали Паутову, я не знаю, а только догадываюсь. Зато знаю много чего иного. Я прочел дневник Марголина.

– Этот идиот и дневник писал?

– Еще как писал! Там изображены все ваши совместные похождения. И я этот дневник нашел!

– Резвый молодой человек, – повторил Раскатов. – Увы, от многих знаний многие печали. Репортер Бакланов уже имел возможность убедиться в этом. Только не говорите мне, что вы с ним не встречались и не просили о помощи!

Я смерил его взглядом:

– Тюрьма по вам плачет, господин генерал…

Раскатов хмыкнул:

– Она по мне еще сто лет плакать будет. Доказать-то вам ничего не удастся. Дневник Марголина – это сюжет фантастического рассказа. Марголин собирался написать такой, рассказывал мне как-то. Сам Виталий мертв, Альбина Паутова будет молчать. Ну а вам, дорогой мой, просто никто не поверит. Скорее уж в психушку снарядят…

– Тут вы правы…

– А я очень редко бываю не прав. – Он хотел сложить руки на груди, но мой пистолет легонько дернулся, и руки неторопливо вернулись на стол, легли, чуть подрагивая. Все-таки Раскатов нервничал – даже зная то, о чем не должен был догадываться я…