Майк Кэрри - Мой знакомый призрак

Джулиет повернулась к Дамджону, и. мельком взглянув на нее, я все понял. В живых она его оставила не по случайности или небрежности, а потому что решила забрать с собой. Чувственные губы улыбались в предвкушении нечестивого удовольствия.

Сжав в кулак остатки воли, я двинулся к Розе и фактически лег на нее, загородив собой. Лучше зажмуриться и глаза не открывать: все-таки участвовать в жутком ритуале спаривания и поедания – это одно, а наблюдать за ним – совсем другое. Стоны Дамджона раздавались довольно долго, потом он затих и мы услышали удовлетворенный вздох Аджулустикель. Лишь когда снова воцарилась тишина, я выпрямился. Здоровый глаз Розы смотрел на меня с мольбой и страхом. Медленно, не оборачиваясь к суккубу, я начал развязывать кляп. Над узлами кто-то поработал на совесть – даже зацепиться не за что. Да еще тело от напряжения стало как ватное, руки не слушались, а левое плечо то и дело пронзали болевые спазмы, от которых пальцы сводила судорога.

Волосы на затылке встали дыбом: я каждую секунду ожидал прикосновения Джулиет. Сейчас схватит, повернет к себе, а поскольку вкусы у нее разносторонние и весьма извращенные, я надеялся, пока меня пожирают, Роза успеет убежать.

Увы, не повезло.

– Посмотри на меня, – прошептала Аджулустикель.

С огромной неохотой я повернулся. Она стояла там, где совсем недавно был распростерт Дамджон. Тела Гейба, Арнольда и двух громил на месте, а вот Лукаш бесследно исчез.

– Ты меня освободил. – В голосе суккуба трещал мороз. Ткнув в нарисованный на груди знак, я многозначительно пожал плечами: извини, мол. Сердце будто превратилось в телеграфный аппарат: через каждые два удара спотыкалось и запиналось. Джулиет разглядывала кривоватую пентаграмму так, будто только что ее заметила. Вытянув руку, она нарисовала в воздухе огромный минус, и Гейбово заклятие рассеялось, будто его и не накладывали. Я понял это сразу, услышав свое прерывистое дыхание.

– Вы, мужчины, любите играть: то сажаете на цепь, то отпускаете, – на прекрасном лице читалось чуть ли не физическое отвращение. – А ты смеешь играть со мной!

Ну что тут скажешь? Я смог лишь снова пожать плечами. Аджулустикель ведь по-прежнему обладала бесконечной властью надо мной, а такой веский фактор, как ее полная нагота, мешал здраво мыслить. Суккуб повернулась к Розе, которая смотрела на нее, как кролик на удава. Кляп так и остался во рту: я успел развязать его только наполовину. Несчастная отчаянно замычала, умоляя меня, бога или Джулиет: развяжите.

– Что собираешься делать с этой женщиной? – прерывая тяжелое молчание, спросила Аджулустикель.

Я заставил себя ответить: голос больше всего напоминал хриплое карканье.

– Освободить, а потом отвести к сестре. Неумолимо-суровая, Джулиет обдумывала услышанное.

– К другой связанной? Той, которая томилась в подвале?

– Да, именно. Хотел, чтобы они увиделись. Смогли попрощаться. Так лучше…

Закончить помешало гневное рычание Джулиет.

– Я говорила, мужчинам нравится играть: то давать женщинам свободу, то отнимать по малейшей прихоти, а вовсе не о том, что незнакома с правилами этой игры. Смертный, тебе кажется, я неразумное дитя?

Аджулустикель медленно приближалась ко мне: шаг, второй, третий. Вот она совсем рядом, а я замер, словно кролик под ослепительным прожектором ее взгляда. Я опустил голову, как и в прошлый раз, с огромным усилием. Какая-то часть души жаждала одного: смотреть, смотреть на нее, пока не умру от желания или остановки сердца.

Джулиет наклонилась вперед: теперь убийственно прекрасное лицо еще ближе.

– На тебе моя метка, – утробно зарычала она. – Стоит свистнуть – бросишь к моим ногам тело и душу и будешь на коленях умолять, чтобы взяла. Я сковала тебя невидимой, неразрывной цепью.

Не поднимая глаз, я кивнул, а потом долго, минуты три-четыре стоял с опущенной головой. Каюту накрыла тишина, зато мускусный запах понемногу слабел. Когда перестал его чувствовать, когда легкие полностью освободились от феромонов, я решил рискнуть. Аджулустикель ушла.

Я судорожно выдохнул, осознав, как долго не мог нормально дышать. Итак, я снова двигался и, не обращая внимания на многочисленные жалобы шеи, спины, плеч и щек, повернулся к Розе и во второй раз попробовал отвязать кляп.

Ушло еще минут пять. Когда все узлы наконец распутались, вместе с насквозь пропитанной слюной тканью девушка выплюнула, казалось, все известные ей ругательства. К счастью для моих нежных ушей, по-русски я не говорю, так что с равным успехом девушка могла читать молитвы. Я освободил ее руки, привязанные к спинке стула синей нейлоновой веревкой, и ноги, стянутые чуть ли не тысячей витков изоленты. Розино тело сводили судороги, так что встать она смогла лишь с моей помощью. Медленно, с бесконечным терпением я водил ее по каюте, дожидаясь, пока кровоснабжение придет в норму. Каждые несколько секунд из девичьей груди вырывался всхлип, стон или очередное ругательство, а потом и вовсе пришлось сесть: онемевшим мышцам требовался отдых. Не зная, что сказать, я молча наблюдал за Розой. Через некоторое время она подняла на меня глаза, в которых читалось открытое подозрение.

– Почему она тебя не убила? – холодно спросила девушка. Вопрос вполне закономерный, только отвечать совершенно не хотелось.

– Понятия не имею, – честно признался я. – Вероятно, если в этом есть какой-то смысл, потому, что пожалела тебя. Тебя и Снежну. – Услышав имя старшей сестры, Роза вздрогнула, здоровый глаз стал круглым от изумления. – Или потому, что она была в том же положении, что и вы. Ну, тебя же привязали к стулу веревками и изолентой. Снежна и после смерти оказалась привязана к той комнате страхом, горем и беспокойством за любимую сестру. Получается, цепочка на лодыжке Джулиет играла аналогичную роль. Думаю, она вполне могла убить меня за то, что освободил ее саму: для Джулиет это не менее унизительно, чем пленение. Но потом на ее глазах я попытался развязать тебя, а еще раньше она видела, как я хотел дать свободу Снежне. Вот Джулиет и подумала: какого черта, вернуться и прикончить меня можно в любой момент…

Объяснял я не столько Розе, сколько самому себе, на ходу осмысливая сказанное. Да, особого смысла не просматривается. Впрочем, сопоставлять поведение демонов с человеческими нормами бесполезно, все равно ничего не получится.

Роза встала, и, поскольку, не считая остаточной хромоты, ходила она почти нормально, мы вышли на палубу. Прохладный ночной воздух был что благодать. Господня. Девушке пришлось немного подождать: я вернулся в каюту, чтобы забрать инструменты и все то, на чем могли остаться мои отпечатки пальцев.

Роза провела в одиночестве не больше минуты, но моему возвращению очень обрадовалась. По лестнице между палубами мы спускались осторожно, словно пенсионеры со второго этажа раскачивающегося автобуса.