Владимир Аренев - Магус

Теперь он видит, как магус лежит на кровати и, кажется, дремлет. Ничего особенного, ничего, что могло бы вызвать подозрения. Вот Обэрто переворачивается на бок, протяжно вздыхает, снова переворачивается, наконец встает и, наклонившись, шарит рукой под кроватью, видимо, в поисках ночной вазы. Каковую унесли и забыли вернуть (барабао, как вы понимаете, сей факт отметил особо и с досадой).

Недовольно покряхтев, Обэрто накидывает плащ и торопливо выходит из комнаты. Барабао пускает нить, которая сопровождает магуса в продолжение всей его прогулки к отхожему месту и вслед за ним возвращается обратно в комнату. Разумеется, нить следует за Обэрто незаметно, прокладывая себе путь в щелях между досками, протискиваясь в мельчайшие отверстия и так далее.

По мнению барабао, магус ведет себя предсказуемо, причин для беспокойства нет. Намного интереснее понаблюдать не за ним, а за этой соблазнительной служанкой, которая только что столкнулась с Обэрто в коридоре. Ишь ты, даже корзинку уронила, а оттуда… клубки покатились во все стороны! Барабао мысленно вздыхает: вот бы кто начал вязать!.. Уж он, барабао, не упустил бы своего!

Но приходится отвлечься: Обэрто помог служанке и идет в свою комнату, где снова ложится на кровать, теперь лицом к стене — и засыпает. Похоже, надолго.

Барабао переключает внимание на служанку, которая зашла в соседнюю с Обэрто комнату и оставила там корзинку. Следом за служанкой является некая госпожа, она только недавно поселилась на постоялом дворе и, перекусив после путешествия, намерена провести время за рукодельем. О да, это именно то, о чем страстно мечтает наш барабао уже несколько дней подряд!

Он выпускает одну из нитей, чтобы та незаметно вплелась в клубок…

Вот они, особенности физиологии! У барабао нет разделения на мужские и женские особи, каждый из них, в сущности, не «он», а «оно». Но это не значит, что барабао чужды утехи плоти, о нет! Напротив, барабао — величайшие сладострастники, просто их способ получить наслаждение — иной, нежели у людей.

И по иронии судьбы, наивысшее блаженство им доставляют именно люди.

…Отросток, выпущенный барабао, уже вплелся в клубок, скользнул по нити в ушко иглы и теперь следует за стальным стерженьком, направляемым тонкими пальчиками госпожи. То, что мы могли бы назвать туловищем барабао — плотный шерстяной комок, расположившийся на чердаке, сейчас легонько подрагивает от возбуждения; исходящие от него нити змеятся, испытывая неземное блаженство.

В этом состоянии оставим-ка барабао одного. Нужно же иметь какое-то уважение к частной жизни, вы согласны?

Но и магус, мирно спящий на кровати, вряд ли будет нам сейчас интересен. Проследим лучше за Сильвестро и Арнольдо — бравыми парнями, до сих пор скучающими в нижнем зале «Стоптанного сапога». Жалко их, горемычных: тяжела судьбина костехранителя. Работа у них непыльная, без приключений, выстрелов, скачек на взмыленных конях и прочих, столь милых сердцу читателя атрибутов. Сиди себе, за урной приглядывай, чтоб не разбилась или не уволок кто… хотя, какой безумец на нее позарится, увидев две этакие-то рожи?! Не нужно быть великим физиогномистом Бартоломео Кокле, чтобы понять: изысканной беседы от Сильвестро с Арнольдо не жди! И вообще, лучше выметывайся отсюда, иди, куда шел. И даже не оглядывайся!

Вот и скучают парни друг с дружкою да с урной Папы Карло. Хлюпик Раффаэль, Vox larvae , — и тот примостился за другим столом, нос воротит, будто не с ними в компании пришел. Заметил пышногрудую служанку, увязался следом, локтем ее локотка касается, в ухо что-то ласковое мурлычет — так и ушли вдвоем.

Костехранители переглядываются, Арнольдо пожимает плечами: пусть идет. Папа потом, если что, скажет свое веское слово. А до тех пор — блуди, «голосок», давай.

Презрев правила приличия, увяжемся, читатель, за Раффаэлем и его новой подружкой. Мы бы, может, и оставили их наедине, но смущает совпадение: служанка — та самая, с которой столкнулся в коридоре Обэрто.

Да и маршрут, которым следуют эти двое, — необычный. Ну что, скажите на милость, делать двоим едва познакомившимся молодым людям в квартале ювелиров? Рановато еще для обручальных колец, не находите?

И все-таки «голос» уверенно ведет служанку к одной из ювелирных лавок — причем, судя по вывеске и обстановке внутри, не самой бедной!..

Вы, проницательный читатель, уже догадались, в чем дело, верно? А вот наивный барабао только сейчас заподозрил неладное.

У него, сердечного, вообще дела идут хуже некуда. Обычно-то, поразвлекшись, барабао незаметно выскальзывает из шитья и убирается восвояси. Но на сей раз, едва он попытался покинуть узор, в который вплели его умелые руки безымянной госпожи, как обнаружил, что ткань держит крепко, да и настоящие нити не спешат отпускать его на свободу. Тут уж не до сладострастий, тут, господа, у барабао начинается самая настоящая паника, потому что отросток, застрявший в шитье, это не рука в кувшине с узким горлышком, это, скорее… а впрочем, обойдемся без дерзких сравнений, добавим лишь, что никогда прежде барабао в такие переделки не попадал, вообще не мог вообразить, что кто-то способен пленить его столь подлым образом. И поэтому вполне справедливо подозревает в случившемся участие неких зловредно настроенных сил. Как минимум — сил недружелюбных.

Подозрение переходит в уверенность, паника — в обреченное «попался!», когда барабао посредством других своих отростков наблюдает происходящие с магусом метаморфозы. Все это время Обэрто, укрывшись плащом и повернувшись лицом к стене, мирно похрапывал, как и положено добропорядочному больному, но вот теперь он заворочался во сне, плащ съехал, лицо перекосилось, как будто нос, брови, уши, глаза — все это было изготовлено из теста и от движения целостность картинки нарушилась. Нечто подобное наблюдал уже Фантин — причем здесь же, в «Сапоге»!

Только теперь вместо мужского лица проявляется женское — ну да, разумеется, той самой служанки, которая несколько аве-марий назад вошла в ювелирную лавку маэстро Тодаро Иракунди.

— Маэстро занят, — роняет без малейшей тени почтения мальчик, встретивший «голос» и его спутницу у входа в лавку. Собственно, как видим, это не совсем лавка: здесь живут, изготавливают разнообразные предметы (ювелир работает и златокузнецом, при необходимости может изваять скульптуру или подготовить проект внутреннего убранства какого-нибудь палаццо); здесь также продают то, что делалось не под заказ или же не было выкуплено владельцами. Выбор готовых изделий невелик: пара солонок, подсвечники да вазы…

Здесь не нуждаются в средствах, не гонятся за заработком. Поэтому могут позволить себе мягко, но настойчиво указать на дверь клиенту не слишком богатому: маэстро занят, досадно, а что поделаешь! Заходите в другой раз (когда поднакопите деньжат) — и дверь перед носом захлопнут. Вежливо.