Владимир Аренев - Магус

Подмастерье уже настолько привык отваживать «мелочевку», что теряется, когда девица, не обратив внимания на его слова, пересекает узкое помещение магазинчика, по-хозяйски толкает дверь, ведущую в мастерскую, и входит туда.

— Но… — только и успевает пискнуть мальчик. Мысленно он уже прикладывает лед к своим ушам, которым — эх! — достанется от маэстро.

— А вам чего? — насупленно роняет он «голосу». — Тоже?..

— А я на улице подожду, — тот с неожиданным смирением улыбается и действительно выходит на улицу. Вот пойми ж ты этих, свихнутых!..

Мальчик выжидает немного, чтобы убедиться: гость не обманывает; но следить за ним все время никак нельзя, нужно скорее бежать в мастерскую и если не упредить, то хотя бы уменьшить гнев Тодаро Иракунди. Однако, едва мальчик берется за дверное кольцо, маэстро по ту сторону раздраженно рычит:

— Больше ко мне никого не впускать! И сам не смей входить, слышишь?

— Да, маэстро.

Он прижимается ухом к замочной скважине, обмирая от любопытства и ужаса быть застигнутым за этим занятием. И слышит, как некий мужчина (кто таков? откуда взялся?!) спрашивает:

— Вы могли бы изготовить точно такой же?

Далее следует ругань маэстро — отборнейшая, мальчик уже и не помнит, когда Иракунди в последний раз так свирепствовал.

— Отойди, — велит ему «голос», который вернулся и теперь стоит у входа в лавку. — Некоторые разговоры сходны с медленно действующими ядами, этот — из таких. Отравишься — рано или поздно умрешь. Налей-ка мне лучше вина. — И он, взяв табурет, усаживается на улице у входа в лавку с твердым намерением не пускать сюда никого, пока мессер Обэрто не закончит беседу с маэстро Тодаро.

Когда вошедшая в мастерскую женщина вдруг превратилась в мужчину (аккурат в то же время, когда застрявший в шитье барабао узрел метаморфозы, произошедшие с псевдо-Обэрто в «Стоптанном сапоге»), в первую минуту Тодаро Иракунди изрядно струхнул. Хотя, видит Мадонна, никто в этом городишке не рискнул бы утверждать, что маэстро — робкого десятка! Те, кто в этом сомневались, либо успели вовремя (и прилюдно!) отказаться от своего мнения, либо раньше срока узнали правду об устройстве Ада и Чистилища.

И все-таки он перепугался.

За долгие годы Тодаро нажил не одну чертову дюжину врагов: все эти вдовы, сыновья, лишенные отцов, и прочая, прочая. Прежде-то сам папа (не Карло — римский) покровительствовал маэстро; по правде сказать, было за что: чеканы для монет, несколько талантливо выполненных медалей, дароносицы, реликварии… всего не перечислишь. Да и в стеклодувном ремесле маэстро разбирался не хуже венесийских мастеров — зря, что ли, учился у некоего искусника с острова Мурано?!.. Словом, пока Тодаро оставался при папском дворе, он был защищен от нападок недоброжелателей.

Однако и восседающие на престоле Петровом — смертны: и вскорости после кончины покровителя маэстро Иракунди пришлось в спешном порядке оставить Ромму, а также позабыть на какое-то время о Фьорэнце, Венесие и прочих крупных городах. А впрочем, в Альяссо тоже жизнь на месте не стояла!

Здесь Тодаро взял под свою опеку местный Папа. Власти у него, пожалуй, было больше, чем у покойного Евгения Упорствующего, но и ко всякого рода вольностям призрак «крестного отца» относился не в пример суровее. Маэстро пришлось научиться обуздывать свой взрывной темперамент: единожды дав согласие сотрудничать с Папой, он уже не мог пойти на попятную. Да и некуда было ему бежать: нынче за мертвого Тодаро Иракунди во всех прочих местах платили больше, чем за живого. Сам Карло и дал ему понять, что к чему; но он же без обиняков заявил: «Пока ты со мной, твои враги — мои враги». И велел костехранителям показать Тодаро содержимое холщового мешка, принесенного вместе с Папиной урной.

Тодаро узнал головы тех троих. При жизни они считались лучшими брави Фьорэнцы, то бишь наемными убийцами.

В тот день Иракунди и Папа заключили договор, который ни одна из сторон не нарушала все эти годы.

(Маэстро никогда не узнал: был еще четвертый браво, которому накануне встречи с Иракунди Папа велел сидеть у себя в номере и «ждать вестей». После встречи браво предложили покинуть Альяссо, на выбор: в каюте отплывавшей галеры или же в трюме оной, бездыханным и в мешке. Можем только предполагать — впрочем, с достаточно высокой степенью вероятности, — какому из двух способов отдал предпочтение браво-везунчик.)

Сотрудничество с Папой не требовало от Тодаро чрезмерных усилий или топтанья обеими ногами по горлу своей песни, чем так любят стращать доверчивый люд монахи-моралисты. До встречи с «крестным отцом» маэстро случалось выполнять разные заказы, в том числе не совсем сочетающиеся с представлениями о профессиональной чести. Маэстро давно решил для себя одно: гений и злодейство несовместимы — в том смысле, что первый априори делает невозможным второе (в собственной гениальности он никогда не сомневался).

Жизнь покамест не спешила опровергнуть его убеждения. Скорее, наоборот — подтверждала.

Что же до наемных убийц, то Папа Карло исправно соблюдал договоренность: пустоголовые молодчики, падкие на звон монет и не гнушающиеся замарать руки кровью, более не тревожили покой маэстро.

То есть до сегодняшнего дня не тревожили.

Тодаро с досадой думает о невнимательности своего патрона и заодно ищет взглядом боевой кинжал, который только что лежал же рядом! — для таких случаев и куплен, и обычно носим был на поясе, но сегодня, как назло, маэстро Иракунди снял его на минуточку, когда работал над восковой моделью статуи одного славного кондотьера, — снял и куда-то положил — и вот, теперь-то что делать?! Гость явно не из пугливых да еще магией владеет.

— Я пришел к вам с мирными намерениями.

Ну да, поверили ему, как же! Не сосчитать, для скольких простецов эти слова были последним, что они услышали.

А все-таки игру поддержать надо: время потянуть, с мыслями собраться.

— Чем могу служить, сьер?..

— Мое имя вам ни о чем не скажет.

(Кто бы сомневался!)

— Но имя человека, приславшего меня… — (Маэстро отыскивает наконец взглядом кинжал. Теперь он одновременно размышляет, как бы добраться до дальнего угла мастерской, и вспоминает, кому в последнее время мог насолить — или кто мог бы столь долго помнить обиду; это ведь его, заказчика, имя…) — …полагаю, вам известно.

Простота и натиск — вот успешнейший из приемов; маэстро Иракунди прыгает на гостя, отталкивает и мчится туда, к заветному кинжалу!

— Дон Карло говорил, что с вами непросто найти общий язык, — невозмутимо подытоживает гость. — И все-таки он рекомендовал мне обратиться именно к вам.

Маэстро оборачивается: в руке — оружие, в глазах — растерянность, быстро сменяющаяся пониманием.