Ричард Адамс - Бездомные псы

— Ты просто морочишь мне голову! — крикнул он, повернулся и побежал обратно, вниз по ручью. Но он ничего не мог поделать со своим любопытством, которое пробудила в нем эта скрывающаяся в папоротниках таинственная незнакомка! Он остановился под обросшей лишаем низкой скалой, долго лакал воду, после чего снова крикнул: — Я ухожу! Слышишь?

— Слышу. — Ответ прозвучал, словно эхо, в двух шагах сзади.

Шустрик подскочил на месте и обернулся. Незнакомка стояла совсем рядом. Задрав заднюю лапу, она почесала за ухом, после чего, поскольку она была собакой большего размера, подошла к Шустрику и обнюхала его. Тот стоял, замерев. Нос ее показался ему ледяным и до странности сухим.

«Все верно, — подумал Шустрик. — У нее отняли запах. Вот подлецы! Все-то им позволено, белохалатникам!»

— Что ты здесь делаешь? — спросил Шустрик, когда собака кончила обнюхивать его и села рядом.

— Сторожу.

«Что? — подумал он. Ответ заполз ему в голову, словно некий звуковой туман. — Надо бы собраться с мыслями, а то она подумает, что я дурнее, чем есть на самом деле».

— Что? — спросил он. — Что ты сказала?

— Сторожу.

— Что сторожишь? Собака ничего не ответила.

— Прости, — извинился Шустрик. — Не подумай плохого, но мне кажется, мы оба примерно в одном положении. Я тоже сбежал от белохалатников, но они вскрыли мне голову, видишь, я не всегда хорошо слышу, да и смотреть не могу прямо. Мне очень жаль, что они отняли у тебя…

Тут он запнулся. Лишь теперь ему пришло в голову, что этот его товарищ по несчастью, быть может, не желает, чтобы ему напоминали о том, что его лишили средств общения, выражения страха, агрессии, приязни и почти всего прочего.

«Считай, что ослепили, — зло подумал Шустрик. — Грязные скоты!»

— Видишь ли, до сих пор я просто не встречал собак вроде тебя. Дай-ка я поню… то есть дай-ка я погляжу на тебя. Ой, мамочка, они морили тебя голодом! Или это здесь ты так отощала? Ты что, не можешь найти еду?

И снова собака ничего не ответила. Она и впрямь была страшно тощей. Ребра так и выпирали наружу, глаза запали столь глубоко, что глядели, казалось, из самой глубины черепа.

— Пойдем со мной, милая, — предложил Шустрик. — Что с тобой? Ты, наверное, думаешь, что я все равно ничем не могу тебе помочь. Но раз уж ты завела меня в такую даль, отчего молчишь? Что с тобой стряслось — ну, я имею в виду, кроме того, что и так понятно?

Внезапно ощутив дурноту, Шустрик осел на мох. А когда жужжанье у него в голове немного утихло, он услышал, как собака говорит:

— …мой хозяин, поэтому я и осталась тут.

— У тебя был хозяин? — спросил Шустрик. — У меня тоже был, а вот у Рафа, товарища моего, никогда не было хозяина. Впрочем, быть может, в конечном итоге так оно и лучше…

Медленно, как бы через силу, собака повернулась и пошла прочь.

— Ты уходишь? Быть может…

Помимо чудовищной худобы, было в поведении этой собаки, да и в самом ее появлении, нечто столь жуткое, что Шустрика вновь охватили дурные предчувствия.

— Ты куда?

— Хозяин, я сказала, мой хозяин! Ты что, не слушал меня?

— Твой хозяин? Откуда, где он? Здесь же его нет!

— Я тебе говорила! — В голосе собаки слышался не столько гнев, сколько отчаяние.

— Я очень извиняюсь, — смиренно сказал Шустрик. — Понимаешь, у меня с головой не все в порядке, со мной случился один из моих приступов дурноты. Боюсь, меня покалечили почти так же страшно, как и тебя. Расскажи еще раз, теперь я, кажется, в порядке.

— Мой хозяин покалечился.

— Он где-то здесь?

— На той стороне озера. Мы шли по гребню, а он поскользнулся и упал. Я спустилась к нему, но он покалечился. Он не может двигаться.

— Вот беда! — посочувствовал Шустрик. — Плохо дело. А кричать он может? Или, скажем, рукой махнуть? Люди часто ходят по гребню, так лис говорит. Да я и сам бывал там, там полно брошенных пакетов. Наверху должны быть люди, они спустятся вниз и помогут…

Ничего не ответив, собака неуклюже перепрыгнула через ручей, в котором отражалась желтая луна.

«Не очень-то она вежливая, — подумал Шустрик. — Впрочем, тут не самое подходящее место для хороших манер, да и я, пожалуй, не самая подходящая фигура, чтобы показывать их. Она рассказывала о своем хозяине, а я, наверное, почти все пропустил. Но что же делать, раз в башке моей столько дыр, сколько в пироге с синицами! Как же ей помочь? Разве что сходить сказать кому? Наверное, это не пришло ей в голову. А если и приходило, то она ведь так подавлена… Что-то вроде помешательства. Значит, если я пойду к людям в долину, они… Бр-р-р! Нет уж, лучше я схожу и сперва посмотрю на ее хозяина».

Шустрик догнал собаку, и дальше они пошли вместе — по болоту, вокруг низкого восточного берега озера. Обогнув его, собака отклонилась от берега и побежала быстрее, и вскоре они оказались среди нагромождения камней у основания Голенастого. Здесь они вошли в тень — почти полная тьма, — и Шустрик остановился, давая глазам привыкнуть к темноте.

Он глянул наверх, на отвесные скалы.

«Мамочка моя! — сказал он себе. — Неужели ее хозяин упал оттуда? Должно быть, он сильно разбился! А эта несчастная дура бродит вокруг да около, вместо того чтобы быть рядом и сделать для него что-нибудь. Но почему он не может кричать? Наверное, это случилось только сегодня и никого другого на гребне еще не было. Не иначе как он совсем замерз. О!.. Если мне удастся помочь ему, как знать, может, он возьмет меня — меня и Рафа! — к себе домой, когда, конечно, поправится?»

— А может, твой хозяин… — Шустрик осекся. Почти в полной темноте собака смотрела на него таким мрачным, грустным и жутким взглядом, что инстинктивно он отшатнулся. И ни звука вокруг… Наконец Шустрик робко сказал: — Прости. Я просто… то есть, где твой несчастный хозяин?

Собака повела его дальше, за скалу, стоящую в нескольких ярдах от подножия высоченной скальной стены. Шустрик шел следом, гремя мелкими камешками, и вскоре увидел темную фигуру человека, который лежал ничком подле кустиков болотного мирта. Шустрик подошел вплотную и ткнул человека носом в плечо.

Одежда была мокрой, холодной, как камень, и почти всюду сгнившей. Но самое ужасное, что она оказалась пустой, в ней не было ничего твердого, плотного, она напоминала какую-то пустую сумку. Несмотря на охвативший его ужас, Шустрик ткнул носом посильнее, без особой надежды на то, что его страхи не оправдаются и что под курткой он встретит здоровое сопротивление живой плоти. Из длинной прорехи торчал серый конец сломанной кости. В то же мгновение съехавшая набок мятая шляпа упала в сторону и открыла череп, на пожелтевшей коже которого еще сохранились редкие пряди волос. На Шустрика смотрела черная пустая глазница, стиснутые зубы застыли в страшной гримасе. Даже падалью уже не пахло. Невдалеке Шустрик увидел разбросанные кости руки — наверняка их разбросали тут канюки, когда дрались между собой из-за добычи.