Шимун Врочек - Рим. Книга 1. Последний Легат

– Человека, который это сделал… испортил ваше имущество…

– Что испортил?

– Гм-м… – Цейоний несколько теряется. – Убил вашего раба, легат.

Несколько долгих мгновений я молчу.

Имущество.

И-мущество.

И-спортил. И-мущество.

«Всего лишь раб».

Всего лишь?! Все сдвигается. Темное. Красное. Блеск. В последний момент я сдерживаюсь, останавливаю себя. От чудовищного усилия в груди болит, комната вокруг кружится. Цейоний моргает.

– Хорошо, – говорю я хрипло. – Я хочу его видеть. Покажите мне этого человека…

Два преторианца приводят убийцу. Я молча смотрю. В нем нет ничего особенного, просто варвар. Германец, длинные светлые волосы, кажется, довольно молод. Они все здесь так похожи – для нас, римлян, что кажутся братьями-близнецами.

Молоденькая рабыня, это ее я видел с кувшином. Сейчас она стоит и нервно комкает передник.

– Кажется, он был чуточку повыше, – говорит служанка неуверенно. – Я… я не знаю…

– Посмотри еще, – предлагает Цейоний. – Ну же, не бойся. Этот варвар ничего тебе не сделает. Это он, тот, кого ты видела?

Рабыня смотрит и неуверенно кивает.

– Отлично. – Цейоний улыбается, физиономия совершенно мерзкая. – Умничка.

Не знаю, почему он меня так бесит.

Варвар угрюмо молчит. У него разбито лицо, и он постоянно облизывает распухшую нижнюю губу.

– Кто она? – спрашиваю я.

– Климентина, она работает на кухне, – поясняет Цейоний. – Она говорит, вы должны ее знать.

Я пытаюсь сосредоточиться. Ах да! Кажется, я ее знаю.

– Привет, Климентина, – говорю я. – Как поживаешь?

Рабыня нервно сжимает руки. Явная неуместность вопроса пугает и ее, и меня.

– Хорошо, можешь идти, – говорит Цейоний.

Рабыня кивает и убегает. Мы остаемся – я, Цейоний, два преторианца и пойманный варвар. Убийца Тарквиния. Варвар снова облизывает разбитую губу. Скоро у него лицо станет совсем черным.

– Где вы его поймали? – спрашивает Цейоний, причем, видимо, специально для меня.

– В переулке за домом. Пытался убежать, даже нож достал. Он ранил Квинта, – говорит преторианец. Глаза у него сверкают. – У-у, сволочь!

Воин замахивается дубинкой.

– Отставить! – кричит Цейоний так резко, что я вздрагиваю.

Проклятье, зачем же так орать. Преторианец в последний момент останавливает руку. Молча смотрит на префекта, скулы напряжены. Дубинка стиснута в руке. Преторианец сплевывает и выходит.

Ноги германца, босые и синие, скованы колодками.

– Мы будем его судить, – говорит Цейоний с явным удовольствием. – По римским законам.

Германец с трудом поднимает голову, я встречаюсь с ним взглядом. У варвара – заплывшие от ударов светлые глаза, почти уже щели. По его виску стекает струйка крови – черной.

В судебных покоях царит полутьма. Горят огни. Я смотрю на стоящего передо мной человека.

Белая тога, круглощекое лицо. Толстый. Я не могу оторвать взгляда от пухлой руки, унизанной кольцами. На одном из пальцев – кольцо из золота, знак римского всадника. Это самая скромная вещь из тех, что он носит. Вокруг этой золотой полоски – камни: сапфиры, жемчуг, коралл, изумруды и рубины. Томный блеск драгоценных камней. Все пальцы унизаны…

Это судья.

– Ликий Пизон, – представляется он. Со значением в голосе. Можно подумать, я всю жизнь мечтал с ним познакомиться. – Пропретор поручил мне рассудить это дело. Благородный и милостивый Квинтилий Вар настаивает, чтобы решение было вынесено как можно быстрее. В кратчайшее время.

– А справедливость? – спрашиваю я с иронией. Сегодня у меня отвратительное настроение. Ну, у меня есть причины…

Ликий Пизон улыбается. Благостно и фальшиво.

– А справедливость – не помешает.

Чиновники, думаю я. Они могут любого заставить плакать от бессилия.

В городской базилике собирается суд. Одетые в тоги квириты собираются разыграть чисто римское представление. Правда, зрителей маловато. Ну, это как раз понятно. Кому интересно убийство старого раба?

По римскому праву раб – рес, «вещь». За убийство раба положено возместить хозяину «вещи» убыток. Всего лишь.

А вот ранение преторианца – это уже интереснее. Это пахнет распятием.

Рассаживаемся. Чадят факелы. Горят сальные свечи и масляные светильники на высоких бронзовых канделябрах. Но света все равно мало. В Германии сегодня опять пасмурное небо, собираются тучи – поэтому световой колодец в потолке, в сущности, бесполезен.

Красноватый неровный свет лежит на всем. Дело не особо сложное – убит раб. Всего лишь. Сломалась вещь.

– Сочувствую, легат, – негромко говорит Тит Волтумий.

– Спасибо, что пришли, Тит, – пожимаем руки.

Он садится неподалеку. Мест хватает с избытком.

В зале негромкий гул голосов. Я оглядываю сидящих, встречаюсь взглядом с легатом Девятнадцатого Нумонием Валой, он кивает. Я киваю в ответ. Нумоний мне нравится. Я слышал про него много хорошего – человек необыкновенной храбрости и честности, он сражался в нескольких военных кампаниях и везде был отличен наградами. Кажется, у него два дубовых венка за спасение товарища в бою… Неплохо.

Когда все занимают свои места, судья дает знак. Распорядитель объявляет:

– Достопочтенный Ликий Пизон будет судьей и вынесет решение по делу об убийстве раба, принадлежащего легату Семнадцатого легиона Гаю Деметрию Целесту. Убийца – некий Хирем, свободный человек из племени фризов. Просим богов даровать нам ясность разума и помочь вынести решение согласно божественной справедливости… Введите варвара!

Поднимается шум, тут же стихает. Мы слышим неровные шаги. Легионеры приводят германца, оставляют его в центре зала. У варвара на шее и на ногах – деревянные колодки. Лицо черно-желтое от побоев. Жалости к нему я не испытываю. Спасибо, нет.

Распорядитель продолжает:

– К вышеназванному германцу Хирему была применена пытка, полученные показания будут вам сейчас оглашены.

Присутствующие оживляются. Национальное римское развлечение – суд – началось. Даже театр и выступления мимов нас так не увлекают. Потому что театр с его песнями, хором, трагическими случайностями и длинными монологами – это одно, мимы с их простонародными ужимками и непристойными шутками – другое, а суд – это все вместе. К тому же здесь, как в цирке, можно делать ставки и болеть за своего кандидата.

Я замечаю в зале еще несколько лиц – я видел этих граждан на играх в свою честь. Теперь вижу на суде. Тоже, видимо, в мою честь.

«А он тут откуда взялся?» – думаю я. Гортензий Мамурра, легат Девятнадцатого, – с лицом таким, словно ему пришлось съесть ложку пшеничной каши и он теперь не знает, что с этим делать. Все-таки еда простонародья тяжела для аристократического желудка.