Елена Хаецкая - Нелегал

— Возможно, у меня тут есть одно дело.

— Вот и я так подумал. И не называй меня больше «Этиго». Мое имя — Евтихий. Помнишь? Евтихий.

Авденаго перевел взгляд на Деяниру. Девушка знала, что рано или поздно этот момент наступит, и подготовилась. Она встретила взор светлых глаз чужака холодно и надменно. Авденаго хмыкнул.

— Твой спутник — невежда, но ты должна простить его, прекрасная дама: он увидел меня и просто потерял голову.

Девушка созерцала его, стараясь не утратить высокомерного вида.

— Меня зовут Авденаго, — продолжал молодой человек. — Этиго… То есть, Евтихию следовало меня представить — так, кажется, это делают в приличных домах Лондона?

Она вздрогнула всем телом, как будто он ее ударил.

— Меня зовут Деянира, — произнесла она после долгой паузы. — Говори, что тебе нужно, и убирайся, пока я не позвала стражу. Учти, я — уважаемая мастерица гильдии гобеленщиков, и если ты…

— А, да брось ты, красавица, — развязно ухмыльнулся Авденаго. — Твой милейший Евтихий тебе не объяснял, кто он такой — и кто такой я?

— Возможно, — сказала Деянира.

— Мое имя тебя не пугает? — Авденаго насмешливо погрозил ей пальцем. — Неужели гильдия гобеленщиков так могущественна?

— Неужели твое имя более могущественно, чем гильдия гобеленщиков? — парировала Деянира.

— Отлично! — воскликнул Авденаго, потирая руки. — Она не разбирается в именах, и это меня возбуждает. А, Этиго? Тебя это не возбуждает?

— Прекрати, — с трудом выговорил Евтихий. Присутствие Авденаго как будто душило его, не позволяло глотнуть воздуха.

— Хорошо. Прекращаю. Видите вот эту гробницу, дети мои? — Авденаго указал на здание посреди площади. — Мне нужно забраться внутрь.

— Это кощунство, — сказала Деянира.

— Знаю, — кивнул Авденаго. — Но мне очень нужно. Я не прошу вас идти со мной, но… Этиго… То есть, Евтихий… Раз уж мы так удачно с тобой встретились, — не согласился бы ты посторожить? Если появится стража, отвлеки ее, пожалуйста. Любым способом. Ну хоть подерись с этой милой дамой. Как ты полагаешь, если ты начнешь бить госпожу Деяниру, а госпожа Деянира при этом начнет лупить тебя, — стражники заинтересуются?

Евтихий сжался. В его груди как будто начал расти огромный, ледяной камень.

— Ты уверен, — произнесла Деянира отчетливо и без всякого страха, — ты уверен, Авденаго или как там тебя, что в лучших домах Лондона принято драться с прекрасными дамами?

Авденаго молча взял ее лицо в ладони. Несколько мгновений он всматривался в ее глаза, потом чмокнул в нос и весело произнес:

— Стало быть, вы оба согласны!

— Погоди, — хрипло выговорил Евтихий. — Кто ты на самом деле, Авденаго?

— Два вопроса, — Авденаго растопырил два пальца и указал ими на Евтихия, точно делая ему «рога». — Почему ты спрашиваешь об этом? И почему ты спрашиваешь об этом теперь?

— Я до сих пор не знаю, кто ты такой… а сейчас ты опять появился и требуешь, чтобы я что-то делал для тебя, — сказал Евтихий. — Я ведь могу и отказаться!

— Но не отказался и не откажешься, — уверенно ответил Авденаго. — Я уже говорил тебе, кто я. Я человек — но только по крови. И намерен воспользоваться этим обстоятельством на благо моему истинному народу.

— Где ты был все это время?

— В Гоэбихоне, как и ты.

— Я нашел себе жилье, работу… — продолжал Евтихий, явно осмелев. — А ты? Я же знаю, что в Гоэбихоне нет постоялых дворов.

— Я тоже это знаю! — засмеялся Авденаго. — Ладно, крестьянская морда, расскажу тебе мой самый главный секрет. Человек вполне может проспать пару ночей под мостом и пару дней ничего не есть. Он от этого не умрет. Вообще никак не пострадает. Я — лучший солдат, чем ты, Евтихий. Ты слишком заботишься о сохранности своего тельца. Это в тебе от мелкого собственника. Постарайся избавиться от подобной озабоченности, потому что когда-нибудь она может тебя погубить.

— Тебя тролли этому научили?

— Люди, Евтихий, люди… Хватит болтать о троллях, да еще на ночь глядя. Ты напугаешь даму.

Деянира фыркнула, всем своим видом показывая, что напугать ее не очень-то просто.

Авденаго щелкнул пальцами и направился к гробнице.

Тьма была вязкой. Ее приходилось раздвигать руками, разрезать ножом. И еще Авденаго ощущал некое удивление, исходившее от этой субстанции. Десятилетиями ни один человек не осмеливался войти сюда. Никто не тревожил покой, создаваемый в гробнице. Здешняя тишина сгущалась год за годом. Она была желанной. Она была почитаемой.

Авденаго оказался первым за много лет, кто проник в гробницу.

Он ослеп и оглох. Мрак облеплял его, как будто он погрузился в банку с черным желе. Двигаться приходилось наугад. Где-то здесь лежит истлевшее тело. Впрочем, не исключено, что оно вовсе не истлело, а напротив — сохранилось в неприкосновенности.

«Странными способами люди могут почитать своих героев, — думал Авденаго. — Взять тот же мавзолей Ленина. Целый институт завели, чтобы труп не разваливался. А бабушку сожгли и в вазочке сунули в стенку колумбария. Клумба такая, с покойниками. С их пеплом. Да ну, лучше пусть вообще прах развеют. И вообще, какое дело покойнику, как его похоронят».

Тьма набивалась ему в глаза, в рот, в ноздри. Авденаго обтирал лицо рукавом, но это ему не помогало. Он и без того был совершенно слеп. Комки приклеивались к его пальцам, и он утрачивал осязание — последнее из пяти чувств, что связывали его с действительностью.

Спустя некоторое время он понял, что уже вечность барахтается в гробнице. Как и Кохаги с его деревянной ногой. Вечность без просвета, без надежды, без выхода.

А потом тьма набросилась на него.

— Что он говорил о троллях? — спросила Деянира, беспокойно поглядывая на гробницу.

— Это я говорил о троллях, — уточнил Евтихий. — Ничего особенного.

— Авденаго — он ведь твой бывший хозяин…

— Сейчас это не имеет значения, — ответил Евтихий. — Он больше надо мной не властен.

— Он у тебя вот здесь, — она коснулась пальцем его лба. — Ты не в силах избавиться от него.

— Не имеет значения, — повторил Евтихий. — Особенно после того, как он умрет.

— А как он умрет?

— Очень просто — я убью его.

— Ты сможешь убить человека?

— Он не человек, Деянира. Он ведь сам признался — ты же слышала! Он тролль.

Авденаго никогда не подозревал, что боль может терзать сразу отовсюду. Незримые зубы впивались в его тело, грызли его кости, мусолили мясо, острые иглы впивались в глаза, в уши. Волосы слиплись на голове, их как будто пытались вырвать из скальпа. Он даже не мог кричать: тугие кольца перехватили горло, тысячи крохотных иголок вошли в кожу.

Хрипя, Авденаго повалился на колени. Превращенная в оружие, субстанция утратила свою вязкость и позволила человеку упасть. Она тотчас навалилась сверху, давя на грудь и живот.