Татьяна Зубачева - Мир Гаора

— Они какие?

— Зелёные.

— А ещё?

Гаор пожал плечами.

— Бывают коричневые, в крапинку.

— А ещё?

Остальные слушали, не вмешиваясь, фыркая сдерживаемым смехом.

— Мокрые.

— А ещё?

— Холодные.

— А ещё?

— Пучеглазые.

— А ещё?

— Ну, противные.

— А ещё?

Гаор пожал плечами и честно признался.

— Не знаю.

— Гладкие они! — заржал Чалый, — понял теперь? И холодные, и мокрые, и противные. Одно им слово — лягвы!

И вокруг все заржали так же радостно и весело.

Гаор медленно кивнул. Да, теперь он понял. То, что было предметом гордости: гладкость кожи, чтоб ни волоска на теле, чтоб волосы на голове не длиннее ногтя, а ещё лучше наголо, бритьё дважды в день, даже на фронте, здесь это… Всё правильно. Тогда, когда их пятёрку вывезли из Чёрного Ущелья на смену, первое, что услышали:

— В душ марш. Как дикари обросли! Волосатики!

И они не обиделись, сами мечтали об этом больше, чем о еде. И в душе брились сначала, потом мылись и снова брились, снимая всё до волоска, и предстали перед начальством ещё в прокопчённом мятом, кое-как заштопанном обмундировании, но гладкие, как и положено… чистокровным. А здесь значит… похоже, ему даже повезло, что волосы и щетина, похоже, чистокровных здесь крепко не любят. А как же Седой?

Он посмотрел на Седого, и тот улыбнулся ему.

— Привыкай. А! Вот и везут всё-таки.

Тележка была, похоже, та же самая, но Гаор об этом не думал, стоя в очереди за пайком. Как и вчера вечером кружка с питьём и четвёртка хлеба и ещё кружок в палец толщиной чего-то напоминающего ливерную колбасу. Подражая Седому, он надорвал хлеб, выгреб и съел мякиш, засунул кружок в получившийся карман, размял, чтобы размазалось, и уже тогда съел., управившись как раз к приходу надзирателя за кружками. Паёк был, конечно, мал, но даже получше, чем на гауптвахте или в училищном карцере.

Многие, поев, улеглись досыпать. Наверху, судя по доносившимся словам и звучным щелчкам по лбу, играли в чёт-нечёт. Ну, ему, пока лоб не зажил, играть нельзя — это понятно. А чесался лоб отчаянно. Настолько, что он встал и огляделся в поисках занятия, чтобы отвлечься от зуда.

Гаор подошёл к решётке и, встав в углу, попробовал выглянуть в коридор.

— Мотри, влепят! — предупредили его.

— Не, — сразу возразил Чеграш, — слепой что ли, видел же кто седни.

— Тады да, — согласились с Чеграшом.

Чеграш подошёл и встал рядом.

— Это надзиратель? — спросил Гаор.

— Ну да, — кивнул Чеграш. — Есть тут такой. Он не вредный. Если начальства нет, петь дозволяет. Вчера слышал, не давали? Ну а при нём можно.

И вдруг, отступив на шаг, дёрнул Гаора от решётки. И только тогда он услышал приближающиеся шаги. Шли трое. Вот притихли в соседней камере. Мимо их решётки, не поглядев в их сторону, прошли трое: два лейтенанта и майор — сразу определил Гаор. Вот остановились, лязгает отпираемая дверь.

— У блатяг это, — шепнул Чеграш.

Гаор кивнул, напряжённо прислушиваясь. Всё правильно, есть труп — надо разбираться. Бьют? Не слышно. Да и не должны чины сами мараться. На гауптвахте била охрана, не выше сержантов. Говорят, но слов не разобрать. Закрывается дверь, идут обратно.

— Стандартная ситуация предполагает стандартное решение.

— Да, естественный процент, оформите списание и не тяните.

— Пока процент в рамках естественной убыли…

Смеясь и разговаривая, они проходили мимо камер, и те начинали обычный шум по мере их удаления.

Гаор почувствовал на спине чей-то взгляд, обернулся и встретился глазами со Слоном.

— Чегой там? — требовательно спросил Слон.

Будто он меня в разведку посылал — мысленно усмехнулся Гаор и ответил:

— Говорят, что процент в рамках естественной убыли.

— Это как понимать?

Гаор пожал плечами.

— Не будут метелить нас? — объяснил ему вопрос Зима.

— Не знаю, — ответил Гаор. — Майор сказал, чтоб не тянули.

— Значит, блатяг седни и отсортируют, — кивнул Слон.

— А нас? — сразу спросил самый молодой, мальчишка совсем по виду, которого все называли Мальцом.

— Им не до нас будет, — ответил Седой. — Ты, Рыжий не высовывайся так.

— Всё равно ни хрена не видно! — засмеялся Чалый.

Гаор вернулся к нарам и сел.

— А ещё клейма есть?

— Есть, — кивнул Седой. — Квадрат с волной это убийца и насильник, маньяк, и квадрат с косым крестом, пленный и изменник Родины. Но я о них только слышал, ни разу не видел. О твоём тоже… у тебя первого такой. Может, и ещё есть, но их давно не применяют.

Гаор кивнул.

— А сортировка… это что? — спросил он Седого.

— Определяют продажную категорию и цену, — спокойно ответил Седой. — И решают. На аукцион, или по заявке. Желающие приобрести раба посылают заявки, и когда поступает, — Седой усмехнулся, — соответствующий контингент, их извещают. Приезжают, смотрят, договариваются о цене и забирают.

Гаор кивнул.

— Понятно. А что смотрят?

— Здоровье в первую очередь. Ну и… перспективы использования.

— Со слов или по документам? — задумчиво спросил Гаор.

— По документам. На тебя при оформлении и регистрации заводят карточку. Номер на ошейнике. Ты обращённый, и в твоей карточке записано, и за что обращён, и чем ты до обращения занимался, всё, что ты умеешь. Как тебя можно использовать.

— Ясно, — кивнул Гаор и невольно усмехнулся, — так-таки и всё?

— По-разному, — ответно улыбнулся Седой. — Ну, блатяг, обычно, отправляют на шахты и другую тяжёлую неквалифицированную работу. Ценятся они дёшево. Иногда в палачи попадают.

— Куда? — потрясённо переспросил Гаор.

— Ну, пороть там, — вступил Чалый, — у нас в посёлке, я помню, был такой. С кубиком.

— Лютовал? — заинтересовался Малец.

— Поначалу шибко, а потом ему укорот дали, — Чалый хохотнул. — Аккуратненько. Ну и не дурак, сообразил. Мочилы, они умные, и жить любят.

— А ты не любишь? — тут же поддели Чалого под общий смех.

Усмехнулся и Гаор, ответив вместо Чалого.

— Жить все любят.

— Ага.

— Точненько.

— Жизнь тошна, а милее смерти.

Гаор с невольным удивлением посмотрел на сказавшего. Такого он не слышал, но до чего ж здорово сказано!

— Ты чо, паря, — удивлённо ответил на его взгляд тот самый лохматый, что вчера рассказывал о Таргуйском отстойнике, — не слышал разве?

— Не слышал, — ответил Гаор и улыбнулся, — а здорово сказано.

— Ну, Бурнаш могёт, — засмеялись вокруг.

— Давай, Бурнаш, поври чего.

— Поскладнее, а?

Бурнаш горделиво взъерошил обеими руками бороду, почесался, взлохматив волосы.

— А чо ж?

Гаор со всеми приготовился слушать, но тут раздался стук дубинки по решёткам.

— Камеры к уборке!

Слон подзатыльниками назначил уборщиков. Но подзатыльники, как сразу заметил Гаор, были не всерьёз, удар только обозначался. Через окно выдали ведро с водой и тряпки. Дело для всех было явно привычное. Потеснившись, остальные сели на нарах, подобрав ноги и молча — надзиратель стоял у решётки, наблюдая за уборкой — переждали, пока вымоют пол. Гаор потихоньку, стараясь не привлекать внимания, растирал себе ноги. Но Зима заметил.