Татьяна Зубачева - Мир Гаора

Стиг читал, а он хрустел коржиками и печеньем, молотя всё подряд, не разбирая вкуса от охватившего его такого же, что и перед атакой, волнения. Тогда, чтобы не сорваться раньше времени, они тоже молотили и энзе, и доппайки. Да и… что нельзя унести, съедай на месте. Старая заповедь.

Стиг дочитал, опустил блокнот и потрясённо уставился на него.

— Ты… ты понимаешь, что это?

— А что? — лукаво подмигнул ему Гаор. — Хороша мина?

— Не то слово. Да если этому дать ход, от Крайнтира Таррогайна даже мокрого места не останется. Но, Гаор, это же ещё надо…

— Знаю, Жук, это слова, а надо доказать. Номера дел и точные даты должны быть в архиве юстиции. Сделай это, Жук, ты сможешь.

— Пересмотр дела? Найти повод для кассации…

Гаор помотал головой.

— Судебное решение обратной силы не имеет, ошейник не снимается, Жук, я даже не знаю, жив ли сейчас Яунтер Крайгон, номера его рабского я не знаю, так что… но чтоб эта сволочь на его крови не жировала.

— Сделаю, — серьёзно кивнул Стиг и заново, уже по-деловому, просмотрел текст. — Ладно, ещё одно. Твоя подпись.

— Зачем?

— Анонимы не публикуются, — насмешливо блеснул очками Стиг.

— Я теперь никто, Жук, — Гаор с сожалением оглядел опустевшие пачки и пакет из-под коржиков. — Пусть в "жёлтом доме" сами решат, кто закончит, под его именем и публикуют. Мне уже…

— Ты не имеешь права так думать о них, — вспылил Стиг, — чтобы кто-то там присвоил твою работу…

— Мг, скажи ещё, что там не голозадые, чтоб свово обижать.

— Что?

— Так, присловье рабское.

— Подпиши, — протянул ему блокнот Стиг, — не хочешь именем, возьми псевдоним.

— Ладно, уговорил.

Гаор взял блокнот и ручку и твёрдо поставил подпись: "Никто".

— Держи, доволен? Так и не иначе. А в остальном пусть там сами решают. Ты только осторожнее, Жук, не лезь на рожон, не рискуй зря.

— Не учи.

Гаор ещё раз оглядел обёртки от печенья и коржиков и встал.

— Спасибо, Жук, всем спасибо, коржики совсем потрясные, а сигареты я не возьму, найдут на обыске, посчитают за вора — мало не покажется. Не может быть таких сигарет у раба. Да, чего я чинил тебе? Меня же за этим сюда отправили.

— Ничего, — развёл руками Стиг, — это был только предлог.

— Тьфу! — даже сплюнул от досады Гаор, — чего мне смотрителю врать, если спросит?

— Он не спросит, — небрежно ответил Стиг, убирая блокнот.

— Что? — оторопел Гаор, — так он…? Он, ну, я знал, что не самая сволочь, но чтоб…

— Ты заткнёшься? — перебил его Стиг. — Тебя это не касается. И вообще, меньше знаешь… — он сделал выразительную паузу.

— Дольше живёшь, — закончил за него Гаор. — Всё, понял. Жук, ты не слишком рискнул? Ну, когда сюда…

— Кто не рискует, того Огонь не любит, — блеснул в ответ очками Стиг. — Маме я твой отзыв о коржиках передам. Бумаги… сделаю.

— Всем привет, — Гаор ухмыльнулся совсем по-тогдашнему, — и пожелание ко мне не попадать. Хреново здесь.

— Тебе… очень плохо? — неуверенно спросил Стиг.

— По-всякому, — пожал плечами Гаор, — ладно, Жук, давай прощаться, а то слишком долго мы тут вдвоём, подозрения начнутся.

— Да, — Стиг посмотрел на свои часы и кивнул, — да, ты прав. Да, что я могу сейчас для тебя сделать? Денег дать?

— Чаевые за несделанный ремонт? — весело хмыкнул Гаор. — Давай, на фишки поменяю, сигарет куплю и пожрать в дорогу. Мне сейчас гнать, чтоб в график войти, из графика выбьюсь — выпорют. Не вздрагивай, Жук, здесь это обычное дело.

Стиг достал бумажник.

— Держи.

— Ошалел?! — изумился Гаор. — Ты чего мне сотенную суешь, чаевых больше пяти гемов не бывает.

— Но что можно купить на эти деньги?

— В рабском ларьке? Всё, что нужно. Во, мелочь давай, как раз. Всё, Жук, а то меня сейчас опять развезёт.

Гаор крепко обнял Стига, легонько встряхнул и, оттолкнув от себя, выскочил в коридор.

Оставшись один, Стиг рванулся к окну, совсем забыв, что оно выходит в узкий проход между корпусами и что именно поэтому было выбрано как место встречи, чтоб никто даже случайно не подсмотрел. Стиг торопливо сгрёб обёртки, рассовал по карманам нетронутые пачки сигарет и выбежал из мастерской, захлопнув за собой дверь. По коридору к внутренней лестнице в гостиницу, на второй этаж, снова коридор, чёрт, он же уходя запер номер, а теперь ключ не лезет в скважину, чёрт…. Он вбежал в свой номер, бросился к окну и увидел…

У ворот стоял фургон, и рядом, положив на капот руки и расставив ноги, в характерной для обыска позе водитель. Ветер треплет рыжеватые волосы. Вот охранник охлопал его по карманам и пнул прикладом автомата. Водитель выпрямился, повернулся к охраннику, взял что-то и залез в кабину. Фургон резко рванул вперёд.

— Прощай, Друг, — беззвучно шевельнул губами Стиг.

Как фургон миновал ворота и куда свернул, он не видел. Потому что плакал, уткнувшись лбом в подоконник и по-детски всхлипывая.

Выскочив из мастерской, Гаор бегом бросился в кассу поменять монеты на фишки.

— Чего так долго? Сложный ремонт, что ли?

— Да, господин смотритель.

Спасибо Огню, отвязался, не стал дальше выспрашивать. Эх, Жук, зря ты на их честность рассчитываешь. Что смотрители, что надзиратели — сволочи из сволочей, им только дай зацепку.

Получив две синие фишки, опять бегом в рабскую зону, в ларёк.

— Есть не будешь? — окликнула его Мать.

— Некогда, Мать, из графика вышел, — крикнул он на бегу.

Дело было не в графике. Ему просто надо сейчас немедленно умотаться отсюда, далеко, как можно дальше, чтобы… чёрт, опять обыск. Теперь к фургону. Как здесь? Спасибо Тягуну — машина помыта, заправлена, вода, масло… в порядке… А чёрт, снова обыск. Ну, вот и прощальный пинок прикладом.

— Вали, волосатик.

"Пошёл ты", — мысленно отругнулся Гаор, бросаясь к рулю. И с места почти на форсаж. Ну, вперёд.

Каким чудом он ни во что не врезался и не попался в этой сумасшедшей гонке дорожной полиции… Обошлось и ладноть. Окончательно он пришёл в себя уже в лесу на полпути в первый по маршруту посёлок.

Гаор помотал головой, словно просыпаясь, остановил фургон и вышел. Сыпал мелкий почти неощутимый дождь, вернее, в воздухе стояла мелкая водяная пыль, будто… будто Мать-Вода его по лицу погладила. И под этой почти невесомой водяной тяжестью медленно осыпалась листва. Раздвигая кусты своим телом, осыпаемый каплями и листьями, Гаор вошёл в перелесок.

Он брёл без тропы, наугад, гладил мокрые стволы, пригибал и отпускал ветви, ерошил ногами палую листву. И говорил. Не слыша и не очень даже понимая своих слов. Он благодарил набольших матерей и просил их помочь, прикрыть его друга на пути в Аргат, дать тому довезти бумаги, обещал любую жертву за Жука, вы, Матери, вы всё видите, если что, то пусть меня, а не его… А потом, уже придя в себя и вернувшись к машине, сидел на подножке фургона и курил, разглядывая серую дорогу, пёстрый лес вокруг и серое небо над головой.