Татьяна Зубачева - Мир Гаора

— Ко мне никак? — остановила она его. — Так время вышло. Чего случилось?

Гаор перевёл дыхание.

— Матуха велела чуньки, — выговорил он почти сразу, — у тебя попросить.

— Никак ноги повредил? — удивилась Матуня.

— Застудил я их давно, — стал снова объяснять Гаор, — мёрзнут теперь легко.

— Ага, — кивнула Матуня, — поздно уж седни, завтра приходи, а я за день подберу тебе.

Гаор поблагодарил и пошёл в свою спальню. Махотка по-прежнему валял дурака с девчонкой, пугал её, что затащит, а она фыркала по-кошачьи и отбивалась от его рук, но не уходила. Гаор еле протиснулся мимо них в дверь мужской спальни.

После рассказа Гаора о зачистке посёлка, Махотка почти до утра проревел, а Плешак в тот же день рассказал, что и рабские поселки, случалось, вот так исчезали, слышали они о таком. Как послал управляющий кого по делу какому, или в лес, скажем, по ягоды девки-малолетки пошли, а приходят, а ни домов, ни следов, ни скотины, пепелище голое.

— Мы-то думали, поблазнилось, — рассказывал Плешак, утрамбовывая в контейнер пакеты с электроодеялами, — ну померещилось, значит, или ещё что, а оно вона как выходит. Сказки даже есть такие, про огненных змеев, что как дохнут, так посёлка и не бывало. А ты, значитца, в ясность все привел. Сказки они древние, а не брехня выходит.

— Видно, в старину тоже спецвойска были, — усмехнулся Гаор, берясь за контейнер, — везу?

— Вези, и в левый угол заткни.

— Понял.

Заталкивая контейнер в указанное место, Гаор подумал, что ведь и в самом деле, выжигание непокорных — давняя традиция дуггуров. Просто заучивая на уроках истории хронику покорения Великой Равнины, он не задумывался, как в действительности выглядело Огненное Очищение. Наверное, так же, только следы не шин, а копыт. Не гильзы, а наконечники стрел, а в остальном… и ещё…

Идя за следующим контейнером, он напряжённо вспоминал слышанное и читанное и впервые пытался посмотреть на это с другой стороны. Даже боли не замечал.

И сейчас, лёжа на койке и слушая привычную с детства команду отбоя, он думал не о чуньках, да и ясно, что это, скорее всего, какая-то тёплая обувь, и тем более не о проступающих на спине и ягодицах синяках, ну поспит задницей кверху ещё две недели, велика важность, а о внезапно повернувшейся другой стороной всей истории. И почему Плешак как-то странно посмотрел тогда на него, когда он сказал: "Мы дуггуры". Хотя… говорил же Седой, как он сказал? Кровь перемешалась, а память нет. Чёрт, а ведь он действительно, не помнит, вернее, помнит, что ни в одном учебнике дикари, жившие на Великой Равнине и покорённые дуггурами, как-то назывались. Дикари, аборигены, або… За або могут и врезать. Тоже сказал Седой. Похоже, с этим надо ещё осторожнее. Открыть папку, достать чистый лист бумаги и написать. Дуггуры — Люди — Чистокровные. Вторая строчка. Дикари — Аборигены — Або. Нет, не так, зачеркнём, а ещё лучше замажем мазилкой, удобная штука, если бумага плотная, тетрадная промокала. Не отвлекайся. Первая строка прежняя, а новая теперь так: под словом "Люди" пишем Дикари, под словом Чистокровные — Аборигены. А под дуггурами ставим вопросительный знак. От Чистокровных и аборигенов делаем соединительную скобку и пишем "полукровки". Он мысленно перечитал получившуюся запись, вложил лист в папку и завязал тесёмки. Всё, теперь спать. Пусть лежит, пока он не получит новой информации. Сколько у него листов в папке? Про Седого — раз, про отстойники, пепел и душевые — два, это третий. Спать.

…Чуньки оказались просто толстыми короткими носками с пришитой к ним войлочной подошвой. Тепло, мягко и удобно. На удивлённые взгляды он кратко отвечал, как научили.

— Матуха велела.

И больше его уже ни о чём не спрашивали, и никак не высказывались. А, ожидая у Матуни, пока она подберёт подходящие ему по размеру, он спросил у неё, какому заклинанию она его учила, там в душевой.

— Запомнил? — обрадовалась Матуня, — а ну повтори.

Он послушно повторил.

— Вода-Вода, обмой меня, унеси горести прошлые, принеси радости будущие.

— Правильно, — кивнула Матуня, — и повторяй про себя, если что. Оно от многого помогает.

— Спасибо, Матуня, а значит оно что? Ну, слова эти.

— Ох, — Матуня с сомнением посмотрела на него, — на чужом-то языке оно и действовать не будет.

— Я буду правильно говорить, — сказал Гаор, — но чтоб не сбиться, я же понимать должен. Помоги, Матуня.

— И то правильно, — кивнула Матуня, — вот эти примерь. Дурак когда без ума заговор читает, он тоже силы не имеет. Ну, слушай. Это ты воду просишь. Чтоб обмыла тебя, — и она слово за слово перевела ему заклинание на дуггурский.

Уяснив и заучив заклинание по-новому, уже "с понятием", Гаор уточнил, что лучше всего его читать, когда умываешься родниковой водой, что вода из земли матёрая, самая сильная, значит, здесь вода из железки, мёртвая, но и она помочь может.

— А что, — напоследок спросила его Матуня, — ты по-нашенски совсем ничего не знаешь?

Гаор засмеялся.

— Теперь уже много знаю, а пришёл когда, только поздороваться мог. Меня в камере в отстойнике научили, — и повторил. — Мир дому и всем в доме.

— Правильно, — кивнула Матуня, — вижу, с понятием говоришь, не болбочешь попусту. А чего ж не поздоровался?

— А меня сразу бить начали, — весело ответил Гаор.

Невольно засмеялась и Матуня.

…Так же просто решилось и с гимнастикой.

Вечером, после ужина, Гаор встал между койками и для начала сцепил руки над головой в замок и потянулся вверх.

— Рыжий, ты чего? — немедленно спросили его.

— Матуха… велела… чтобы… правильно… срослось… — ответил он между потягиваниями.

— Матуха, она знат, — уважительно сказал Полоша, наблюдавший за ним со своей койки. — Ты в большой проход выйди, паря, тесно тебе здесь.

Гаор выждал с долю и, не услышав протестов, вышел в центральный проход между койками и начал разминку. Конечно, ещё болело, поэтому тянулся он бережно, опасаясь неосторожным движением повредить себе. И ограничился небольшой растяжкой и слегка по суставам, а вот пройдёт все… Странно, на работе ему хватает и тяжести, и бега, а вот начал и так и тянет на полный комплекс.

— Эк в тебе сила играет, — засмеялся, глядя на него, Тарпан, — а был совсем плох.

— Мг, — ответил Гаор, осторожно пытаясь прогнуться на мост.

Нет, это ещё больно, оставим на потом.

А уже на следующий день он попробовал отжиматься от пола. Сил хватило на десять раз. А раньше он до сотни свободно доходил. К тому же на десятом отжиме он обнаружил, что рядом на корточках сидит и пытается заглянуть ему в лицо Тукман. Гаор сразу встал и ушёл в умывалку.

Тукман остался сидеть на полу, обиженно глядя ему вслед. Старший и Тарпан переглянулись, и Тарпан велел Тукману на сон укладываться, поздно уже.