Татьяна Зубачева - Мир Гаора

Сторрам замолчал, и какое-то время они ехали молча.

— Совсем недавно он был свободным, — тихо сказала женщина.

— Да, и что меня удивляет, так это то, как легко он приспособился к жизни раба. Видимо, потому, что он полукровка. Но дорогая, на свободе, он был пехотным сержантом, а как они относятся к женщинам и интимным отношениям… пожалуй, я бы назвал тут рабов более нравственными, они, по крайней мере, не заявляют, что все женщины шлюхи, а молча пользуются тем, что удаётся урвать.

Женщина брезгливо поморщилась.

— Ты действительно так думаешь или дразнишь меня?

— И то, и другое, дорогая. Меня всегда восхищал в тебе твой ум, холодный, здравый, умение подчинять чувства разуму. И вдруг… что с тобой?

Она вздохнула.

— Не знаю. Ещё не знаю. Когда пойму, то скажу тебе первому. Он хороший шофёр?

— Дорогая, — Сторрам стал серьёзным, — если тебя потянуло на волосатую экзотику, а время от времени такое поветрие проносится по женским умам, я ничего не имею против. Возьми, сколько надо, и купи себе на торгах любого приглянувшегося. Но уверяю тебя, ты быстро разочаруешься. Как только ты выйдешь из спальни и оставишь его одного, он быстренько оприходует твою горничную или рабыню-уборщицу, причём с ней ему будет намного комфортнее, чем с тобой. Да, да, дорогая. Физиология безусловно важна, но тебе, моей умнице нужно большее. Не так ли? А этого… оставь его. Мне он нужен шофёром. Пока шофёром.

— А в будущем?

Сторрам одобрительно кивнул.

— Думаю, через несколько лет, это будет вполне приличный Старший. Нынешний к тому времени состарится, и мне не придётся ломать устоявшиеся связи и системы. Я недооценил его, отправив на склад, придётся купить туда другого, за полгода старый кладовщик подготовит себе смену, и я обновлю состав. А Рыжий… его надо пропустить через все службы.

Машина съехала с шоссе на боковую обсаженную старыми каштанами даже не дорогу, а аллею.

— Дорогая, ты сама отлично водишь, а шофёр-раб — это не столько роскошь, сколько проблемы.

Они проехали мимо загона, где по первой весенней траве бродили ухоженные лоснящиеся лошади, и другого, поменьше, с небольшой отарой тонкорунных овец и лежавшей на солнечном пригорке чёрно-белой овчаркой. Показался просторный усыпанный гравием подъездной двор, ослепительно белый, украшенный нежно зелёным плющом дом.

— Ты не останешься на обед?

— Нет, отец, — она улыбнулась, — у меня назначена встреча. Передай мой привет матери Наследника. И наилучшие пожелания.

— Обязательно. Она очень хорошо к тебе относится.

— Я знаю и ценю её отношение, отец. И спасибо за беседу.

— И тебе, — Сторрам улыбнулся. — Кто ещё оценит меня не как дельца, а как просветителя, — и комично вздохнул.

Они одновременно рассмеялись. Машина плавно остановилась точно напротив крыльца, Сторрам вышел и захлопнул дверцу, шутливо козырнул, хотя был в штатском. За лобовым стеклом качнулся в ответном приветствии леопардовый тюрбанчик, и машина уехала. Сторрам повернулся и, не спеша, стал подниматься по белым, отмытым до блеска ступеням к приветливо открывающейся перед ним двери.

Сигареты не шибко понравились. Большинство их сочло слишком слабыми.

— Трава травой.

— За что только голозадые такие деньжищи за них отваливают.

— Ага, я в зале видел. Цены-ы… обалдеть, не встать.

Гаор, понимая, что обидеть его никто не хочет, он сам давно привык к дешёвым "солдатским" сигаретам, на дембеле первое время удивлялся, за что такие деньги платят, только со временем научившись различать сорта дыма, а потому молча слушал, попыхивая сигаретой: он курил четвёртым и мог докуривать, как хотел.

— Ладноть вам, мужики, дарёному коню в зубы не смотрят.

— А это чего? — сразу спросил Гаор.

Ему со смехом перевели на дуггурский. На его счастье, как он хорошо понимал, его незнание большинство смешило, а то бы солоно пришлось. Чужаков нигде не любят. Как на фронте тогда издевались над непонятно как попавшим в строевую часть хилым очкастым парнишкой, а когда узнали, что дурак сам, добровольцем пошёл… Дурачок был не в его, в другом отделении, вмешиваться он не мог, а затюкать очкарика просто не успели: попали под бомбёжку на марше, многих не досчитались потом. Может, из-за того дурачка, что всем и всему верил — крикнули ему: "А ты стой!", — он и остался стоять живой мишенью вместо того, чтобы со всеми сигануть в кювет, вот и остался лежать на дороге в ожидании "трупняков" — похоронной команды, он и к Туалу тогда в первый раз в редакции отнёсся… не шуганул по-армейски. А потом уже понял, что когда Туал говорит, ему надо только слушать и запоминать, и благодарить за науку, когда Туал вместо Кервина, а бывало и такое, брался "крестить" его заметки. Кервин ему по дружбе кое-что и спускал, и не хотел "портить самобытность", а Туал был беспощаден. Да они все возились с ним. Кервин, Туал, Арпан, даже Моорна. А то ей, кроме него, спутников не было, да и художественные галереи, спектакли, концерты — Моорна о них, в основном, и писала — туда женщина могла и в одиночку ходить. Поздно понял, дурак, что это она его "приобщала к художественным ценностям", да ещё старалась, чтобы он не обиделся. Дураком был, таким, видно, и останется, всё до него как до жирафа из анекдота доходит.

Время уже обеденное, гасятся и растираются в пыль окурки, встают, отряхивая, оправляя комбезы. Гаор ещё раз оглядел пустую пачку.

— А то попробуй, — сказал Волох, — седни без обыска заходим.

— Ты, паря, только с глаз убери, — посоветовал ещё кто-то.

И увидев, как он ловко упрятал её под комбез, одобрительно хмыкнули.

— Умеешь.

В праздник да ещё днём запускали и впрямь без обыска, даже не пересчитывая, и Гаор в спальне сразу перепрятал пачку в тумбочку, под пайковую коробку. Была у него одна мыслишка, но… вот когда получится, тогда и получится, а пока комбез на крючок и в умывалку бегом, обед уже на столе. А солнце высоко, он его и после обеда прихватит, и надышится и… да нет, турника ему сегодня хватит.

О его походе за косынкой больше трещали за женским столом, а за мужским больше обсуждали, чего он за такое с Кисы получить должон. И дразнили Махотку, пока Старший не рыкнул.

— А ну угомонились, он же дурак, тоже полезет куда.

— Не полезу, — буркнул Махотка, обиженно глядя на Гаора, — я не такой. Мне это по хрену.

После обеда, когда Гаор со всеми одевался опять на выход, Старший подозвал его.

— Мотри, не глупи так. Ты не видел, а сволочь эта выцеливала тебя из пистоля.

— Так, — кивнул Гаор. — Понятно. А чего не выстрелил?

— Хозяин у него пистоль отобрал. А дважды не везёт.

— Спасибо, — улыбнулся Гаор, — я осторожно.

Старший вздохнул, почесал в затылке и… окликнул Асила.

— Ты наверх? Пригляди за этим… а то умеет вляпываться дурак. Двадцать пять уже у него есть. Того и гляди, ещё наработает.