Глен Кук - Меченосец

— Завтра начнется жуткая буча, если кто-нибудь не приберет вокруг хорошенько.

Суфко молчал.

— У тебя есть шанс выкупить свою жизнь, — сообщил Готфрид и рассказал, кто, как, почему и зачем нанял бандита убить избранника Зухры. — Для нас обоих лучше, если события этой ночи не оставят следов.

— Ладно. Думаю, у меня особо нет выбора?

— Точно! Я ведь проверю.

Человечек кивнул.

— Удачи! — пожелал на прощание Готфрид.

Он едва не восхищался Суфко. Ну и нервы!

В гостиницу юноша вернулся еще затемно. Слуги уже суетились по хозяйству, но не заметили, как постоялец проскользнул в чулан. С аллеи труп исчез — не иначе у рыб в Чернаве сытный завтрак. А Рогала еще похрапывал на пару с Гасиохом! И тела разбойников лежали нетронутыми. Ну и пусть. Готфрид уместил новый меч рядом с Добендье и нырнул в постель. Тот тихонько заныл — злобно, завистливо.

— Будь с ним осторожен! — прошептал Арант.

— Я постараюсь.

Уже проваливаясь в сон, он внезапно осознал, что оставил клинок Зухры на часы, удалился не на одну милю! Понятно, ревнует. Готфрид было потянулся к новому мечу, но вдруг отдернул руку. Кто способен понять все бездны Невенки? Может, она как раз и пытается соблазнить его оружием, приковать к нему, отдалить от Добендье — и тем обессилить? Юноша снова улегся.

— Турек, может такое быть? Хитрость Нероды с мечом? Ты подумай.

— Уже думаю, — ответил тот.

Только коснулся подушки, как снова вскочил, будто ужаленный. Ведь он сегодня зарубил не меньше дюжины людей, ни секунды не сомневаясь, не колеблясь, и Добендье не подталкивал к кровопролитию! Это он, Готфрид из Касалифа, захотел убить и убил! Проклятие Меченосцев — умерщвлять просто потому, что можешь. Ни жалости, ни терзаний.

Он долго не мог заснуть. Крепкий сон — награда за чистую совесть. А не ту, что гниет и жалит и никак не может умереть.

Готфрид с Рогалой пустились в дорогу, проведя в Торуни всего ночь. Исчезновение Кимаха наделало слишком много шума на редкость неприятного свойства. Гном сделался молчаливей обычного, и юноша пытался развлечь себя, рассматривая пейзаж. Получалось плохо: оруженосец так и сверлил взглядом затылок. Про ночное происшествие Готфрид не рассказал, сознавшись лишь, что перехватил убийц. Но Тайс умел сложить два и два. Заметив, в каком ужасе пребывает хозяин гостиницы, он выслушал свежие сплетни и уличные слухи. К тому же он был уверен, что Добендье не убивал. Гном и меч — два сапога пара, орудия Зухры, прекрасно друг друга знающие.

К западу от Торуни края шли сплошь ухоженные и многолюдные. Их населяли люди любопытные, но скрытные, охотники порасспрашивать, но самим отмолчаться. Фермы сменились лесами, дорога спустилась к берегу Чернавы, у столицы изогнувшейся к северу, чтобы снова потечь на запад. Река впадала в Ондр у стыка Бильгора с Файфенбрухом.

— Маленькое королевство, — заметил Готфрид. — Меньше Гудермута. На запад от него — Армонайтская марка, самая восточная из земель, еще признающих власть Андерле.

Гном в ответ буркнул что-то неразборчивое. Больше бесед его занимали перемены со времен последнего визита в эти земли.

Как раз в Армонайтской марке, на холмах над переправой у городка Авеневоли, Йедон Хильдрет одержал знаменитейшую победу. Враги стали теперь союзниками. Отец нынешнего короля Файфенбруха и брат Кимаха Фольстиха пали в той битве.

Распухший от сотен притоков Ондр впадал в узкий, длинный и мелкий залив Секрез, посреди которого раскинулся остров, похожий на двугорбого верблюда. Бесчисленные поколения его жителей отвоевывали у воды ярд за ярдом, пока тот не потерялся среди прирезанных земель, тянувшихся на много миль в сторону моря, почти перегородивших бухту. Испещренная каналами часть насыпи превратилась в город-государство, самодостаточный, связанный с континентом лишь узкой дамбой. Один холм застроили императорским дворцом, второй — Высокой Башней.

— Она вдвое больше стала, — проворчал гном, глядя на столицу.

Рогала с Готфридом стояли на мыске, где когда-то высился особняк, теперь рассыпавшийся руинами. Оруженосец покопался в памяти, сравнил нынешнюю картину с прошлой и принялся брюзжать.

— Кристмер жил на Галене — это восточный холм. Каркайнен — на Фароне, где теперь имперский дворец. Гляди, уместился на пригорке, будто щеня побитое. И гавань вовсе не такая. Раньше сотни кораблей швартовались — сокровища, послы со всех уголков мира. Теперь вместо величавых парусников рыболовные посудины стоят.

Готфрид удивленно обернулся на гнома: не устает ведь удивлять. Неужто его ностальгия мучит?

— Ладно, поехали. Посмотрим, что эти варвары сотворили с Королевой мира. Изнасиловали, видать.

Оказалось, вовсе нет. И Эльгар, и череда его предшественников выбивались из сил, пытаясь сохранить и возвеличить то, что когда-то было несокрушимой державой. Заботились, умножали богатство, ухаживали за прекраснейшим из городов, достраивали, расширяли.

Сартайн начинался еще на континенте цепью крепких суровых фортов, закрывавших подъезды к дамбе, — десяток крепостей с испытанными ветеранами Олданской гвардии, гордыми своей службой, состоявшей отнюдь не в череде парадов и церемоний. Их не разбаловала ни близость к трону, ни возможность менять его хозяина. Вопреки ожидаемому от придворных охранников давно обветшавшей империи, олдани были настоящими воинами. Для них Андерле не стала призраком прошлого.

Во всем — великодержавный блеск: дороги без единого изъяна, вычищены, люди опрятны. Поля — будто клумбы в палисаднике. На них работают радостные, дружелюбные крестьяне. Знать не высокомерна, отвечает на все приветствия, а то и останавливается перекинуться парой слов. Но и по ухоженным лицам нет-нет, да и скользнет тень заботы.

— Гордость, — заметил гном задумчиво. — Они гордятся не только прежней Андерле, но ею нынешней и даже той, какой она только будет. Каждый вносит посильную лепту в возрождение былого величия. Зачаток его жив. Если повезет и среди правителей, умело поддерживающих имперскую мечту, окажется гений — Андерле оживет. Может, кому-нибудь еще посчастливится увидеть воплощенный сон, новый золотой век.

После Торуни и Сентурии, изобиловавших больными, здесь поражало очевидное здоровье людей.

Ворота Мурафа, защищавшие въезд на дамбу, потрясли юношу. Огромная цитадель, последняя и самая главная преграда на пути к городу, походила на присевшего у моря колосса, а ее арка — на туннель в толще скалы. Мураф служил не только крепостью — здесь средоточилась военная мощь Андерле. В ней располагалась штаб-квартира Йедона Хильдрета и Олданской гвардии, костяка имперских сил. Исполинское строение было размером в пол-Катиша, и на время осады могло свободно уместить двадцать тысяч солдат. А ворота-туннель тянулись под фортом на четверть мили.