Герман Корнаков - Капли корсара

— Не спишь? — услышал он голос брата, стоявшего на пороге. Как не странно, но он был абсолютно трезв. — Поговорим? — спросил Алексей, усаживаясь в кресло напротив Антона.

Когда жили вместе, такие ночные беседы бывали у них часто. Обычно говорили обо всем и ни о чем, но обоим это нравилось.

— Давно мы так с тобой не говорили братишка — мягко начал Алексей и завертелось… Полночи, он рассказывал Антону про Ирину, детей, а Антон внимательно слушал и в свою очередь рассказал о своих делах на работе. Впервые за много лет они были нужны друг другу.

— Может тебе бросить эту работу? Скоро получишь диплом, а там…Смысл ломать копья, если тебя выживают, тем более вся эта история на заливе. Ты пойми, я не учу. Я просто думаю, что так для тебя будет проще. Ну а хочешь воевать — воля твоя, воюй, но толку? Себе только нервы изуродуешь, да чего доброго сядешь как я на стакан или иглу.

— Ну, ты загнул.

— Ни чего я не гну. Я тоже как ты когда-то не пил, а сейчас без стакана порог дома переступить не могу. Увижу Ирку и сразу куда — нибудь спрятаться хочу.

— Так брось её.

— Её запросто, а вот дочь жалко. Сожрет она её без меня. Она ведь если меня нет, на ней все зло срывает. Свои нервы она так лечит, а я терплю. А кода сил больше нет, напиваюсь. Зря я, наверное, все это тебе говорю….. Ну ладно, хорош на сегодня. Давай-ка маленько подремлем, а то завтра мне на работу, да и тебе завтра во. ева. ть….

Тянулся очередной месяц. Осеннее настроение было во всем. Воздух наполняли запахи опадающей листвы. Антон еле дотянул до конца недели. Он полностью выдохся. Нужна была хоть какая- нибудь разрядка…..

Вечерние огни ресторанов и баров, казино и дискотек. Музыка, шум, толчея…. Как все случилось, Антон не помнил. Только вдруг почувствовал, что ему стало очень хорошо. Так хорошо, как не было ни когда. На задний план ушли все проблемы. Исчезли заботы и тревоги. Было просто хо-ро-шо…о…о… С того вечера всё и началось…..

— Уже два года колется, — сказала Наталья Александровна, — и год как на системе. Помогите, прошу. Он ведь тогда даже институт не окончил, бросил все. Ушел с работы. И в голове теперь только одно — проклятые наркотики. Куда я его только не водила, где не лечила, а толку? Не колется, значит пьет. Не пьет- значит колется. Неужели ни чем нельзя помочь? — она говорила и плакала. Плакала и говорила…..

Конец февраля. На улице был один из таких дней, когда выйти из дома может заставить только большая нужда…..

Тачка.

Дежурство было спокойным. Вызовов мало, да и, кстати сказать, в разгаре май, да еще и суббота. Народ разъехался по дачам и огородам. Вот в воскресенье, вернувшись с плантаций и получив обострение всего, что только можно себе представить, граждане будут усиленно набирать "03".

Я крутился с боку на бок на жестком диванчике, и, начиная дремать, представил себе, как завтра тоже отправлюсь поднимать целину. Спина предупреждающе заныла, словно я уже начал вгрызаться в садовую глину. Прошло какое-то мгновение, и селектор противно зашуршав и голосом заспанного диспетчера, сообщил о вызове в какую-то глухомань….

Сигарета, наждачной бумагой, раздирает горло и прогоняет сон.

— Ну, Федорыч, за — пря — э-гай — и вскакиваю на седушку старенького рафика. Машина тронулась, разгоняя лучами фар ночную темноту.

— Не зря мне грезились сады и огороды, вот тебе и пожалуйте. Хорошо бы туда днем, да Федорыч.

— Сегодня, хоть, слава Богу, вызвали в участковую. Вон в прошлые сутки я тут с Галиной Сергеевной полночи плутал. Здесь только по звездам, ни фонаря, ни указателя — пытается поддерживать разговор Федорыч.

Асфальт петляет между березнячками, но молодой зелени неразличить, мелькает за окном только серая стена. Шуршат скаты, покачивает на поворотах рафик…. Медсестра Любаша, устроившись в салоне, мирно посапывает на носилках… Монотонный звук двигателя и однообразие картины, вновь возвращает меня в полудрему. Один Федорыч, как филин всматривается в ночную дорогу….

….Светлана Ивановна, давно перестала надеяться на обещания великих мира сего, и продовольственную программу решала сама. Несмотря на возраст и гипертония, начиная с апреля, копошилась на даче, копала, сеяла, сеяла и сажала…. На соседних участках, взращивали урожай ее коллеги по НИИ. Доктора наук и кандидаты, по заведенному в стране обычаю, с приходом весны, превращаются в трудолюбивых крестьян. На свежем, воздухе они проветривают головы от умных идей и формул. Ну а в перерывах между окучиванием и сбором жуков, потягивают чаек из листьев смородины и раздумывают над проблемами бытия.

Но не хлебом единым, рассуждала Светлана Ивановна, ежегодно высаживая у покосившегося штакетника огромные георгины так, что бы они осенью завораживали местных плантаторов своим великолепием. Вот и сегодня решила спуститься в погреб и извлечь на свет божий драгоценные корни…. и сделала не осторожный шаг на скользкой, деревянной ступеньке….

Сергей Николаевич, в который раз поглядывал на аккуратно убранный и распланированный участок соседки. И когда она только успевает. Вечерело. Светланы Ивановны, на участке не было видно. Дверь в домике приоткрыта, лопата воткнута рядом со штакетником. Значит еще не уехала — подумал Сергей Иванович. Чем старше он становился, тем пристальнее он вглядывался в лицо Светланы, забывая о своей хваленой холостяцкой натуре. Все чаще он старался перекинуться с ней словцом или чем-то помочь по хозяйству. Но сегодня…. Сергей Николаевич, постучался и перешагнул порог. В домике было пусто и тихо. Окликнул и только теперь заметил открытую крышку погреба, на дне которого бледная и неподвижная лежала Светлана Ивановна.

Мысли запрыгали….. Все давно разъехались и помощи ждать неоткуда. Каких сил ему потребовалось поднять Светлану наверх, он не помнил. Помнил только, что перевязал головным платком её окровавленную ногу и, уложив Светлану на тачку, через лес, по тропинке повез её в больницу….

— Приехали — объявил Федорыч, сворачивая с асфальта, на замощенную гравием дорожку перед больницей. Луч фароискателя скользнул по кустам сирени и уперся в чуть приоткрытые двери приемного покоя, в проеме которых промелькнула белохалатная фигурка…..

У дверей, в садовой тачке, перепачканной землей и навозом, лежала женщина с бледным, искривленным от боли лицом. Сломанная левая голень, перевязанная окровавленным головным платком, неестественно свешивалась и держалась только на мягких тканях.

— Носилки, быстро в приемный — кричу, а сам затягиваю жгут, и пытаюсь прощупать пульс.

Федорыч исчез в темноте. Несколько секунд и вот он уже раскрывает носилки. Перекладываем и иноходью бежим в сторону приемного покоя. Узкие двери, сделанные еще при царе Горохе, одна створка наглухо забита, а за ними тамбур в котором едва разойдутся два человека….