Екатерина Бальсина - Чупакабра

— А куза он девся? — с трудом ворочая пострадавшим языком, все же сумел выдавить из себя Пин. Как ни странно, но Бродяга его понял.

— Ушел через портал, оставив нам инструкции — ответил он на вопрос приятеля.

— И фто там пифут? — заинтересовался Весельчак.

— Честно говоря, ничего, кроме фразы про племянника, не разберу. Почерк у Мурдина просто ужасный. Подождем до рассвета, может быть, в солнечном свете будет понятнее. А теперь не мешало бы подкрепиться.

Тиллирет повернулся к костру, намереваясь сытно поужинать жареной олениной, но обнаружил только пустой вертел.

— Что такое? — не понял маг. — А куда делся олень?

Сбоку донеслось сытое икание. Бродяга подошел поближе и увидел развалившегося чупакабру. Между его лапами лежал огромный раздутый живот.

— Ты что, — поразился маг, — съел оленя целиком?

Чупакабра в ответ только еще раз икнул и восторженно закатил осоловевшие глазки.

Утром голодный и злой Тиллирет, безжалостно пнув одной ногой обожравшегося накануне чупакабру, а другой — оглушительно храпящего Пина, выбрал на полянке местечко посветлее и приступил к разбирательству заковыристого почерка главы гильдии магов.

"Мои дорогие друзья Тиллирет и Пинмарин.

Как я понимаю, вас уже гложет вполне естественное любопытство — зачем же я попросил вас отправиться в Черный бор? Однако, прежде всего, поймите, что я не мог доверить это дело более никому, ибо тебе, Тиллирет, и тебе, Пинмарин, нет равных…".

Тиллирет покосился на храпящего с раскрытым ртом приятеля. Да уж, действительно, Пину равных нет. Кто еще додумается создать портал, ведущий в совершенно противоположную от места назначения часть страны?

Словно почувствовав, что на него пристально смотрят, Пинмарин повернулся на бочок, засунув обе ладони под щеку, и благостно причмокнул. Бродяга скривился и вернулся к чтению письма.

"…Теперь непосредственно к делу: вам двоим предстоит найти заброшенное хранилище, расположенное в самом сердце Черного бора. В этом хранилище уже много лет покоится один из фрагментов некоего магического устройства, который вам и предстоит добыть. Рисунок прилагаю…"

На рисунке было накарябано нечто невразумительное. Тиллирет крутил пергамент и так, и сяк, но так и не смог придти к однозначному выводу насчет изображенного предмета. Рукоять от чего-то? Обломок жезла? Кривая палка? Совершенно не понятно. И что еще за заброшенное хранилище?

К сожалению, все эти вопросы задавать было некому. Пин также не знал ответов, с Мурдином было невозможно связаться, а единственный, кто еще мог рассказать хоть что-то — его племянник — давно уже бесследно скрылся.

— Ладно, — пробормотал Бродяга, — разберемся на месте.

После чего решительно принялся будить своих спутников. Переевший чупакабра вяло отбрыкивался с одной стороны, возмущающийся побудкой Пин — с другой. Наконец Тиллирету надоело с ними возиться, и он сотворил небольшой ледяной дождик, мгновенно промочивший этих двоих до костей. И маг, и зверь подскочили как по команде.

— Эх, Тилли, за что? — укоризненно покачал головой Пин, разглядывая насквозь промокшую одежду. Чупакабра обиженно вылизывался в сторонке. Тиллирет молча сунул другу письмо и занялся костром. Хоть жарить на нем было больше нечего совместными стараниями чупакабры и Весельчака, но утро было прохладным, да и мокрую одежду требовалось просушить.

Пин дочитал письмо и первым делом спросил:

— Ну и что это здесь нарисовано?

— Понятия не имею, — честно признался Бродяга. — Я так и не сумел сообразить, что именно изобразил наш великий художник. Ему бы портреты рисовать, вмиг признали бы за создателя нового стиля. Типа нос на шее, голова на ноге.

— Да, это точно, — поддакнул Пин. — От покупателей отбою бы не было. Особенно от покупательниц. Кому же не захочется подарить подобный шедевр своей сопернице или хотя бы соседке?

— Вот-вот, и я о том же, — согласился Бродяга. — А теперь нам осталось всего ничего. Дойти до сердца Черного бора и найти это проклятое хранилище. Ты, кстати, о нем когда-нибудь слышал?

— Неа, — Пин отрицательно закрутил головой. — Я всегда считал, что человек, забредший в Черный бор, дальше трех шагов не проходит.

— Судя по тому, что мы провели в нем целую ночь, то слухи об опасности этого места несколько преувеличены.

— Что? — Чупакабра оторвался от приведения хвоста в порядок и уставился на Бродягу. — Что ты сказал? Мы в Черном бору?

— Ну а где же еще мы можем быть? — скептически осведомился Тиллирет. — Разумеется, в этом злополучном бору. Что, сосен вокруг не видишь?

— Ой, мамочки, дядьки! — взвизгнул чупакабра и метнулся в сторону.

Какой кошмар! Эти человеки все-таки затащили меня в это ужасное место! Нет, не хочу, не буду!!!

Я бросился к ближайшему дереву и в панике попытался забраться на него. Кора так и летела из-под моих острых когтей. Но едва я достиг нижней ветви, как дерево встряхнулось, словно разбуженный зимой медведь, страшно заскрипело, а в следующую минуту я оказался лежащим на земле. Не потому, что спрыгнул, а потому что эта наглая сосна совершенно бесцеремонно сбросила меня со своих ветвей, больно наподдав напоследок под хвост. Пока я с раскрытой пастью пялился на ожившее дерево, оно в отместку решило меня расплющить. На то место, где я только что лежал, обрушился мощный удар одной из толстых нижних веток. Если бы не белошерстый, ухвативший меня за шкирку своей магией и в последнюю секунду выдернувший из-под удара бушующего растения, быть бы мне мокрым местом.

Трясясь всем телом, я прижался к ногам белошерстого и жалобно заскулил.

Дерево успокоилось довольно быстро, чего нельзя было сказать про насмерть перепуганного чупакабру. Отчаянно дрожа и прижимаясь к ногам Тиллирета, тот с круглыми и еще больше выпучившимися глазами оглядывался по сторонам в поисках неминуемой смерти. Когда Бродяга попытался успокаивающе погладить зверя, от первого же прикосновения руки тот подпрыгнул на месте и завизжал так, как будто его режут. Пришлось отвесить чупакабре хороший подзатыльник. После этого тот перестал затравленно озираться по сторонам, глаза его приняли нормальное положение, хотя дрожь в лапах так и не прекратилась.

— Успокойся, — строго приказал ему Бродяга. — А теперь запомните оба: к деревьям в этом бору нельзя прикасаться ни в коем случае. Это еще нам попалась безобидная сосенка, а другие могут метать иголки на приличное расстояние, плеваться ядом или даже отобедать кем-то рассеянным вроде тебя, Пин. Приятель, ты меня слышишь?

Пин остановился в полушаге от сердито помахивающей ветками сосенки, с нескрываемым любопытством разглядывая ее.