Екатерина Бальсина - Чупакабра

Маг в который раз посетовал про себя на дурацкий запрет перемещаться порталами в Ингар. Сколько бы времени, сил и нервов можно было бы сэкономить, прыгни они напрямую во дворец султана. Так нет же, все не могут отойти от древней традиции, согласно которой каждый прибывающий в песчаное государство должен непременно пройти через одни из четырех врат, якобы распознающих злые намерения. Чушь собачья. На памяти Тиллирета сквозь эти врата прошло столько воров, убийц и прочих преступников, что можно было бы целую армию из них собрать. И ничего с ними не случилось. Пришли, сделали свои темные делишки и ушли восвояси.

Одно радует, так это теплый песочек под спиной. Пока теплый. Поясница, почувствовав блаженное тепло, обрадовалась, отмякла и стала ныть уже намного меньше. Хотя Бродяга с трудом представлял себе, как он будет вставать утром.

Поворочавшись с боку на бок и несколько раз пнув храпящего над ухом Пина, Бродяга наконец устроился поудобнее и провалился в сон.

Дождавшись, пока все крепко заснут, я неторопливо поднялся, потянулся и неслышным крадущимся шагом отправился осматриваться. Вроде все тихо, никто не пытается к нам подобраться и напасть. А это что такое?

Я с интересом уставился на проведенную по песку глубокую линию. Что бы это могло значить?

Привычно задрав лапу для того, чтобы почесать за ухом, я вспомнил слова белошерстого про паразитов, плюнул про себя и уселся перед загадочной линией, с любопытством разглядывая ее. Зачем она? Для чего? Кто ее начертил? Явно человеки, судя по тому, что линия плавно обегает вокруг ночлега, замыкаясь в кольцо, в чем я убедился, пробежавшись вдоль нее.

Увлекшись исследованиями, я совершенно забыл о безопасности и ткнулся носом в загадочную черту.

Тиллирет сквозь сон почувствовал, что кто-то пытается проникнуть через установленные им барьеры, кто-то очень настырный и нетерпеливый. С неохотой поднявшись на ноги, маг сонно поплелся к месту нарушения границы, ориентируясь на мощные всплески сопротивления со стороны нападающего. Дойдя до нужного места, Бродяга невольно остановился, чтобы протереть глаза.

В воздухе отчаянно барахталась когтисто-мускулистая туша, тихо рыча от бешенства и посверкивая выпуклыми глазами. Углядев замершую невдалеке фигуру мага, туша зарычала чуть громче и выплюнула из себя три коротких непечатных слова.

Маг заодно протер и уши. Ему показалось или его только что назвали по имени и послали куда подальше?

Тут из-за не вовремя набежавшего облачка показалась смущенная луна, и Бродяга опознал в нехорошем существе крайне недовольного чупакабру.

Подчиняясь мановению руки мага, зверь в стреноженном состоянии подлетел поближе и опустился на песок у самых ног Тиллирета.

— Мне интересно знать, где ты был, когда я запрещал всем присутствующим здесь переступать через проведенную мной и Пином охранную черту? — скрестив руки на груди и совершенно не торопясь освобождать питомца от скручивающих того в бараний рог заклинаний, холодно осведомился маг.

Зверь зло дернулся, в очередной раз убедившись, что освободиться не получится.

— Спал, — раздраженно ответил он. — Набирался сил для того, чтобы охранять вас с черноклоким ночью.

Тиллирет несколько смягчился, услышав это, но продолжал выдерживать характер.

— Я тебя об этом просил? Мы, маги, вполне можем позаботиться о собственной безопасности, в чем ты уже получил возможность убедиться. Хотя бы мог предупредить о своих намерениях, я бы тогда поставил барьер из других заклинаний, чтобы ты мог вволю набегаться по пустыне. Самодеятельность, также как и самонадеянность, до добра не доводит.

"Даже не представляешь, насколько ты прав, белошерстый", — мрачно подумал я, услышав его слова про самонадеянность. Если бы не эта дурная черта моего характера, я сейчас не висел бы в скрюченном состоянии посреди пустыни. Я бы вообще не оказался в этом нехорошем месте.

И когда я, наконец, угомонюсь и перестану совать свой любопытный нос куда не надо? Нет, все, больше никакой самоотверженности и благотворительности. Пусть человеки сами разбираются со своими проблемами, я больше и лапой не пошевелю в их пользу. Надоело выставлять себя полным идиотом. Отныне я простая неразумная зверушка, идущая туда, куда скажут, и выполняющая исключительно приказы хозяина. Ах да, я же совсем забыл, что хотел выторговать обратно свою клятву на хвосте. Ох, мамочки, дядьки, да что же это со мной такое творится?

Прочитав мне внушительную лекцию о глупости неких чупакабр, которые вечно вляпываются в различные неприятности по собственной вине, белошерстый наконец снял с меня свои заклинания и строгим голосом велел идти спать. Прихрамывая на все четыре затекшие лапы, я с видом оскорбленного достоинства удалился в сторону своего безмятежного верблюда, забрался на его спину и притворился, что уснул.

Внутри клокотала горькая обида на самого себя.

К огромной радости Тиллирета, больше в пути никаких неприятностей не произошло, за исключением того, что Бес окончательно разобиделся и категорически отказывался поддерживать какие-либо беседы. Ну и ладно, подумал маг, пусть перебесится. Молодой он все-таки еще, глупый, вот и создает сам себе проблемы на пустом месте.

Осознав, что думает о постороннем, хотя и милом звере, едва ли не как о собственном внучке, Тиллирет крепко задумался. Естественно, в обнимку с пергаментом.

"Несмотря на то, что Бес так старательно хорохорится, внутри он еще совсем ребенок. Его поведение напомнило мне меня самого в нежном возрасте пятнадцати лет — ах, как же давно это было! — когда я готов был побеждать великанов и покорять города и страны. Ну, со мной-то было проще, в те годы я уже познавал тайны магического мастерства, и мой трижды благословенный учитель совершенно не оставлял мне времени на различные глупости. Хотя, что там скрывать, было, было…

Так вот, чупакабра ведет себя примерно также. С одной стороны, он старается доказать, что вовсе не бесполезен мне. С другой стороны, от его помощи слишком часто возникают одни проблемы. Беда в том, что его нельзя мерить человеческой меркой, поскольку, несмотря на наличие определенного — и немалого, на мой взгляд — интеллекта, прежде всего он зверь, со своими звериными повадками и инстинктами".

Отвлекшись от записей, Тиллирет подумал: "Интересно, а как же в том случае поступил бы дядька Беса, про которого тот довольно часто упоминает?" Смутно припоминалось что-то про хворостину, но маг и представить себе не мог подобную процедуру в своем исполнении. Эх, как же не вовремя чупакабра обиделся и твердо решил отмалчиваться на все расспросы!

Когда мы въехали в город, я невольно забыл про свое намерение молчать и, тихо ахая от восхищения, с нескрываемым любопытством разглядывал разноцветные дома, ровные каменные тропинки и высокие странные деревья, у которых совершенно не было веток и только на верхушке торчали широкие толстые листья.