Алекс Готт - Белый Дозор

Четверо воинов с упрямством, достойным того, чтобы назваться подвигом, рубили направо и налево, прикрывая друг друга от ядовитых жал и смертоносных челюстей. Вышата шел позади всех, обливаясь потом, изнемогая под тяжестью многометрового слоя чудовищ. Он совсем не был похож на могучего Атланта, держащего небо на своих плечах.

— Живосил! — закричал Вышата. — Лей воду на землю! Заговори воду! Иначе нам всем конец!

Тот сорвал с пояса свою солдатскую флягу, бросил ее на землю, из фляги хлынула, именно не полилась, а хлынула вода. Сначала это была лужица, потом лужа, потом лужища, а потом воды стало столько, что это больше походило на небольшое озеро. Отряд сражался по колено в воде, а твари от соприкосновения с ней немедленно скрючивались до своих обычных, крошечных размеров, иссыхали, гибли… Наконец все прекратилось: Вышата перестал вращать свой посох, и они, вместе с Живосилом, осторожно выбрались из сферы, державшейся на нижнем слое из дохлых, расплавленных тварей, образовавших монолитный купол. Невообразимое сооружение простояло недолго и с шумом рухнуло в воду, обратилось в ничто. Вышата перевел дух, оглядел, все ли целы. У Темнозора через всю спину шла глубокая царапина, Живосил зачерпнул прямо с земли живой воды, сбрызнул рану, и она мгновенно затянулась, остался лишь багровый рубец. Все остальные видимых повреждений и ранений не имели.

— Сколько живу, — фыркая и с отвращением осматривая клинок, покрытый вязкой бурой слизью, прорычал Громобой, — а такого не видывал, чтобы паук был размером с лошадь! Что это за нечисть, ума не приложу?!

— Мы еще удачно отделались, — проворчал Вышата. — И как мне сразу не пришло в голову залить тут всё живой водой?!

— Думаю, если бы не вода, нам всем несдобровать, — отозвался Боригнев, выливая воду из сапога.

— И я никогда раньше не видел ничего подобного, — признался Богумил, убирая свои топоры. — Мне в какой-то момент стало страшно, хоть я и понимаю, что эти твари питаются нашим ужасом и оттого становятся крепче и больше. Откуда они взялись в таком количестве?

— Это порождения Навьего мрака, — пояснил Вышата, осматривая свой посох, от которого шел дым, настолько сильно его раскалило трение о воздух. — И нашего мира, для того чтобы раздуться до таких размеров, им мало. Они питались неиспаренным страхом и кошмарами жертв, души которых всё еще остаются возле своих тел, оплакивая самих себя. Лучше не думать о том, кто на самом деле явился перед нами в образе пауков и червей. Подлинный облик этих тварей намного страшнее, но они еще не могут принимать его в нашем мире. А проникли они сюда сквозь Навьего слугу.

— Ты того жирного умруна имеешь в виду, учитель? — Живосил указывал на почти полностью обглоданный насекомыми труп без ноги.

— Его, сердешного, — без тени улыбки согласился Вышата. — При жизни был большим негодяем, многих людей сгубил ради наживы да нечестности своей, вот и стал по смерти Навьим колодцем, а душу его теперь мучают так, что словами этого и не опишешь.

Отряд покинул место катастрофы. Луна скрылась за ночной, невидимой тучей. Над водой, залившей место массовой гибели несчастных, появилось слабое, зеленоватое свечение. Подул холодный северный ветер, вода застыла, и пошел снег. Он становился всё гуще, сглаживая страшные подробности трагедии и укрывая непогребенные тела погибших холодным белым одеялом. До срока…

Река — Люди и зона — Рисунки спящего мальчика — Не обижайте женщин! Особенно некоторых… — Откровение старой шаманки

Киренга — река непростая, как и любая, наверное, река в Сибири. Суровый край — то зной, то лютая стужа — и реки ему под стать: пороги, неожиданные повороты, петли, возвращающие путешественников почти в то же самое место, что и днем ранее, коварные отмели.

Чуть отклонился от зыбкого фарватера, и даже буксир, с его небольшой осадкой, сядет на мель так, что ничто уже его не стронет. Такие суденышки: брошенные, затянутые песком, нечасто, но попадались им навстречу, напоминая, что с водной дорогой, как и с любой, проложенной по земле, шутить не стоит: цена беспечности может измеряться в жизнях. Берега пленяли своей красотой: поросшие соснами и кедрами кручи, бескрайние равнины, тянувшиеся за горизонт, где зыбкой тенью миража вставали горные хребты, каменистые пустоши словно бы инопланетного происхождения и, наконец, целые поля болотной трясины: гиблые, с редкими облысевшими стволами мертвых деревьев — жуткая, но всё же пленяющая своим масштабом и величием картина. Столько, по сути, бесполезной, непригодной для жизни земли, где не может гнездиться человек. Вечная мерзлота — огромная территория, земная пашня, которая отдыхает до срока, ожидая сдвижения земной оси и смены полюсов. Всё меняется на планете, ведь и Сахара когда-то была зеленым, цветущим раем, а ныне это лишь знойное, обезвоженное пространство. Велеслав любил стоять рядом с Мариной, любуясь береговой панорамой. Он и сказал однажды, приобняв Марину за плечи:

— Знаешь, здесь всё не навсегда. Этот безлюдный край — Сибирь — настоящий резерв человечества. Когда-нибудь он станет центром мира и будет густо населен, а современные великие города покроет вода и пепел. Немного жутко сознавать, что мы те, кто начнет решать эту задачу, осуществляя Божественную волю.

— Всё течет, всё изменяется, — в тон ему задумчиво ответила Марина. — Когда я перестаю быть сама собой и Мара входит в мое сознание, делая меня Неживой, я вижу, как здесь пышно цветут альпийские луга и пахнет медом и клевером. Быть может, ты прав, и мы сейчас проплываем мимо будущего оплота цивилизации, которая станет гораздо более совершенной, чем наша. Река и безмолвие удивительно прочищают мозги, делая мысль чистой настолько, что видишь сквозь нее грядущий век…

По Киренге плыли долго. Марина хотела было считать дни, вести свой собственный календарь, но вскоре сбилась со счета. Какая, в сущности, разница, сколько продлится твое путешествие, если цель его неизвестна и удалена во времени и пространстве? Оно может закончиться в любую минуту или может стать бесконечным. Прервать его в силах любое обстоятельство, и каждый день может оказаться последним днем не только речной дороги, но и твоего существования в этом мире, в этом теле, среди скал, болот и бесконечных равнин.

Водный путь, избранный Велеславом, согласно отчасти древним, разрозненным записям, отчасти его интуиции, мерцающей, словно негасимое пламя Вечного Огня на ветру, был, несомненно, более быстрым, нежели пеший путь вдоль берега, да и опасностей таил не в пример меньше, хотя, конечно, назвать легкой эту дорогу не повернулся бы ничей язык.

Груженные теплыми вещами и туристским снаряжением, предназначенным для зимних переходов в условиях Крайнего Севера, они вышли на «Отважном» в канун начала осени, когда до эпидемии оставался целый год и Москва устало замерла, не в силах отдышаться после ненормально жаркого августа: асфальт и фасады столичных домов были еще насыщены теплом, заряжены им, словно аккумуляторные батареи, и долго еще разогревали воздух этим накопленным за лето зноем. В Москве всё еще ждали грибного дождя, а в этих местах осень уже царствовала вовсю, проведя шлейфом своего ладно скроенного платья вдоль бесчисленных лесных урочищ. Северный ветер гнал по небу низкие, снеговые тучи. Вся природа замерла в преддверии скорого своего умирания под аккомпанемент колючих ветров и жестоких метелей.