Стивен Эриксон - Охотники за Костями

В ответ послышался вздох. — Ты посылаешь одно таинственное послание за другим. Ты все отчаяннее молишь о встрече с Верховным Магом Тайскренном.

— Тогда ты должен бы понять, — сказал Банашар, пытаясь избавиться от пьяной тупости (чему очень способствовал ужас), — что дело касается лишь посвященных Д'рек…

— Это понятие больше не относится ни к тебе, ни к Тайскреннну.

— Есть нечто, что не может быть оставлено позади. Это знает Тайскренн, знаю и я…

— Сейчас Верховный Маг не знает ничего. — Незнакомец помолчал и, кажется, начал изучать собственные ногти. Затем сказал иным тоном: — Пока не знает. А может, и никогда не узнает. Видишь ли, Банашар, это решать мне.

— Ты кто?

— Тебе еще рано знать об этом.

— Зачем ты перехватываешь мои письма?

— Ну, строго говоря, я ничего такого не делал.

Банашар нахмурил лоб: — Ты только что сказал, что все решаешь.

— Да, решаю. Решаю, остаться ли мне в сторонке, как и раньше — или вмешаться. Если, гм… причина будет достаточно весомой.

— Тогда кто блокирует мои усилия?

— Пойми, Банашар, что Тайскренн прежде всего маг Империи. Его прошлое более не важно…

— Не так. Если учесть, что я узнал…

— Расскажи мне.

— Нет.

— Попробуй вначале убедить меня.

— Не могу, — сказал он, комкая простыню по бокам.

— Безопасность Империи?

— Нет.

— Ну, начало положено. Ты сказал, что дело касается бывших последователей культа Д'рек. Могу предположить, что это имеет отношение к череде таинственных смертей жрецов Змеи. Смертей? Скорее жестоких убийств. Скажи, остался ли хоть кто-то? Хоть один человек?

Банашар молчал.

— Разумеется, кроме тех, — продолжал незнакомец, — что по разным причинам отпали от культа. От поклонения.

— Тебе известно слишком многое, — сказал Банашар. Нужно было покинуть эту комнату. Нужно было ночевать каждый раз в разных местах. Но он не думал, что хоть кто-то знающий его остается в живых. Неужели не все убиты? "И я знаю, за что. О боги, хотелось бы мне сохранить неведение".

— Тайскренна изолируют, — произнес незнакомец. — Тщательно и весьма эффективно. Как профессионал, признаюсь в некотором восхищении. Увы, мое восхищение сопряжено с не меньшей тревогой.

— Ты Коготь.

— Отлично. В тебе осталась хоть капля прежней мудрости, пьянчуга Банашар. Да. Мое имя Жемчуг.

— И как ты нашел меня?

— Важно ли это?

— Для меня — важно.

Новый вздох, взмах руки. — О, как это скучно. Я выследил того, кто, в свою очередь, выслеживал тебя — с кем ты говоришь, куда ходишь, все как следует.

— Следует? Интересно, для чего это?

— Ну, могу предположить, для подготовки убийства. Когда хозяин шпиона решит, что время пришло…

Банашар задрожал, по телу потек холодный, липкий пот. — Тут нет ничего политического, — прошептал он, — ничего, касающегося Империи. Никакого повода для…

— Есть. Ты сам подставил себя, Банашар. Не забудь, что Тайскренна изолируют. Ты хочешь прорвать блокаду, пробудить Верховного Мага…

— Почему он допускает такое? — воскликнул Банашар. — Он не глупец…

Послышался тихий смех. — О да, Тайскренн не глупец. В этом и кроется ответ.

Банашар близоруко заморгал. — Я должен увидеться с ним, Жемчуг.

— Пока что ты меня не убедил.

Последовало долгое молчание. Банашар сомкнул глаза и закрыл их ладонями, как будто молясь о прощении. Сейчас ему могут помочь только слова. Слова, сказанные этому типу. О, как ему хочется, чтобы слов… хватило. "Коготь, готовый стать моим союзником? Почему? Потому что у Когтя появился… соперник. Новая организация, посчитавшая нужным возвести непроницаемую стену вокруг Верховного Мага Империи. И как это характеризует новую организацию? Они видят в Тайскренне врага, или желают отдалить его от дел, так, чтобы бездействие казалось лучшим выходом даже ему самому. Они знают, что он знает, и хотят посмотреть, будет ли он сопротивляться. Однако он не сопротивляется, заставляя их думать, что стал слабым. Все ждут. О боги, во что мы ввязываемся?"

Банашар заговорил, не отрывая рук от лица: — Я хочу спросить у тебя кое-что, Жемчуг.

— Давай.

— Представь себе замысел самый обширный. Представь, что он измеряется тысячелетиями. Представь стареющие лики богов, богинь, вер и цивилизаций…

— Представил. И в чем вопрос?

Жрец колебался. Он медленно опустил руки и вгляделся сквозь полутьму в смутное, серое лицо напротив. — Какое преступление хуже, Жемчуг: когда бог предает своих поклонников, или когда они предают своего бога? Если поклонники решились творить зверства во имя бога? Что хуже, Жемчуг? Скажи.

Коготь был неподвижен в течение дюжины ударов сердца. Потом дернул плечом: — Ты спрашиваешь у лишенного веры.

— Кто сможет судить лучше?

— Боги предают поклонников постоянно. Насколько я могу судить. Каждой не принятой мольбой, каждым отвергнутым призывом о помощи. Полагаю, в этом и суть веры.

— Неудача, молчание и равнодушие богов? Так ты понимаешь веру, Жемчуг?

— Я же сказал, что не гожусь в судьи.

— Но где здесь ИСТИННОЕ предательство?

— Это зависит… Если бог почитаем ради благ почитания, ради удовлетворения поклонника… Если между ними нет морального соглашения — то нет смысла и в понятии "предательство".

— Для кого, ради кого действует бог? — воскликнул Банашар.

— Если придерживаться вышеупомянутого допущения, бог действует лишь ради себя самого или себя самой.

— В конце концов, — склонился к нему Банашар (голос его стал хриплым), — кто мы такие, чтобы судить?

— Как скажешь.

— Да.

— Не если между богом и поклонником заключен нравственный договор, тогда каждый отказ от помощи означает предательство…

— Это при условии, что просящий милости у бога сам связан некоторой моралью.

— Верно. Муж, просящий, чтобы его жена погибла в ужасной катастрофе и он смог бы взять в жены любовницу, вряд ли может рассчитывать на сочувствие сколько — нибудь уважающего себя бога.

Банашар расслышал в голосе Когтя иронию, но решил игнорировать ее. — А если жена — тиранша, избивающая детей?

— Ну, тут хороший бог должен действовать, не дожидаясь молитв.

— То есть сама молитва эта будет злом, невзирая на ее мотивы?

— Ну, Банашар, в моем сценарии любые мотивы становятся сомнительными. Учти наличие любовницы…

— А если любовница станет весьма доброй и любящей мачехой?

Жемчуг фыркнул, рубанув рукой по воздуху: — Проклятие! Хватит болтовни. Валандайся с моральными парадоксами в одиночку. Не вижу никакого смы… — Его голос затих.