Стивен Эриксон - Охотники за Костями

— Вы преследуете оставшихся?

— Нет, сир, — ответила Кругхева и замолкла.

Дестриант снова взял речь: — Благородные сиры, мы ожидали вас. Мезлан.

Он повернулся и занял место рядом с Надежным Щитом.

Кругхева подошла к Адъюнкту. — Простите меня, адмирал Нок, — сказала она, не сводя взгляда с Таворы, и обнажила меч.

Все малазанские офицеры — и Кенеб, разумеется — начали нашаривать рукояти клинков.

Однако Адъюнкт даже не вздрогнула. Оружия при ней не было вовсе.

Во всю длину выскользнувшей из ножен стальной полосы была нанесена гравировка: два волка в стремительном беге. Каждый завиток шерсти отчетливо виден, клыки зверей отполированы особо тщательно и сверкают, глаза — черненые пятна. Клинок был превосходно выкован и блестел, тщательно смазанный; по краю шел ряд зазубрин.

Смертный Меч прижала меч к груди, держа его горизонтально; в словах ее звучала торжественная скованность. — Я Кругхева, Смертный Меч Серых Шлемов из Напасти, клятвенник Зимних Волков. Смиренно приемля то, что грядет, я передаю свою армию под твое начало, Адъюнкт Тавора. Наш вклад: тридцать и один "Престол Войны", тринадцать тысяч и семьдесят девять братьев и сестер Ордена. Адъюнкт Тавора, нас ждет край мира. Во имя Тогга и Фандерай мы будем сражаться, пока не умрем.

Все молчали.

Смертный Меч преклонила колено и положила меч к ногам Таворы.

На носовой надстройке стояли Калам и Быстрый Бен, наблюдали церемонию на главной палубе. Колдун все время бормотал под нос; это раздражало Калама настолько, что он оторвал взор от сцены внизу (Адъюнкт как раз, столь же торжественно, как и Смертный Меч, поднимала меч и возвращала его Кругхеве).

— Потише, ты! — зашипел ассасин. — Да что такое?

Маг бросил на него полубезумный взгляд: — Я узнаю этих… эту Напасть. Титулы, чертова обрядность и высокий стиль. Я узнаю этих людей!

— И?

— И… ничего. Но скажу тебе, Калам… Если теперь на нас нападут — горе нападающим.

— Ассасин хмыкнул: — Серые Шлемы…

— Шлемы, Мечи… ради всех богов! Мне нужно потолковать с Таворой.

— Наконец-то!

— Мне действительно нужно.

— Иди и представься, Верховный Маг.

— Ты с ума спя…

Калам глянул на толпу внизу, отыскивая причины внезапной немоты Быстрого Бена: Дестриант Ран'Турвиан смотрел прямо в глаза магу. Носитель рясы улыбнулся и приветственно поклонился.

Все повернули головы.

— Вот дерьмо, — простонал Быстрый Бен.

Калам состроил рожу. — Великий маг Бен Адэфон Делат, — шепнул он, — Повелитель Высокого Стиля.

Служанка серебряными щипчиками возложила на курильницу еще одну круглую пачку ржавого листа. Фелисин Младшая потянулась к трубке, взмахом руки прогоняя служанку и с удовольствием наблюдая, как старуха согнулась столь низко, что чуть не раскроила лоб о камни, встала на четвереньки и выползла наружу задом наперед. Еще одно Кулатово правило обхождения с Ша'ик Возрожденной. Ей уже надоело спорить — если дураки желают поклоняться ей, пусть поклоняются. В конце концов, она в первый раз в жизни оказалась в ситуации, когда каждое ее желание ревностно ублажают; а эти желания — она сама удивляется — день ото дня растут в числе.

Душа ее словно стала котлом, требующим наполнения — но на самом деле бездонным. Они все время кормят ее — она стала тяжелой, покрылась складками нежного жира под грудями, на животе, на заду, на бедрах, даже подмышками. Нет сомнения, так же изменилось и лицо (она запретила размещать зеркала в тронном зале и комнатах).

Не только пищи было в избытке. Вино, ржавый лист, а теперь и любовные забавы. Дюжина слуг из ожидающих снаружи взята специально, чтобы доставлять удовольствия плоти. Поначалу Фелисин была шокирована, даже разгневана — но надолго ее не хватило. Она поняла — это еще одно извращенное правило Кулата. Он предпочитал вуайеризм; много раз она слышала хлюпанье и стук камешков — это старик сладострастно и возбужденно подглядывал за ней из-за занавеса или ширмы.

Теперь она поняла суть нового бога. Наконец-то. Бидитал был совершенно неправ — это не вера воздержания. Апокалипсис проявляется в излишествах. Мир тонет в неумеренности; как ее душа — бездонный котел, так и душа всего человечества. Она — просто показательный пример. Как они пожирают всё вокруг, так и она будет.

Она Ша'ик Возрожденная, ее роль — ярко блеснуть и быстро умереть. В смерти лежит истинное спасение, тот рай, о котором всё твердит Кулат. Фелисин Младшая пыталась вообразить себе рай — и, как ни странно, он представлялся ей продолжением нынешнего состояния. Когда каждая блажь удовлетворяется без возражений и колебаний. Тревожит ее только одна мысль: все это предназначено лишь одной Фелисин, держится на указах Кулата. Не будет ли нынешняя роскошь — парад наслаждений, обещанный другим только в посмертии — вознаграждена посмертием жестокого рабства и служения чужим капризам?

Кулат уверял, что беспокоиться не нужно. В жизни она — воплощение рая, символ и обещание. А после смерти она получит прощение. Она же Ша'ик Возрожденная, а эту роль не получает случайная прохожая. Ей оказано доверие.

Доверие оказалось самой глубокой формой порабощения. Кулат умел убеждать, хотя тонкая ниточка сомнений сохранилась глубоко внутри — мысли, робко пролетающие одна за другой: "без излишеств мне было бы лучше. Я стала бы прежней, такой, как в пустошах с Резаком и Сцилларой, с Серожабом и Гебориком Руки Духа. Никаких слуг. Я могла бы сама заботиться о себе, ясно видя, что жизнь умеренная и подвластная воле лучше нынешнего разврата. Я поняла бы, что в их смертном раю насаждают не цветы, а пороки, кормят ядовитые побеги, высасывающие из меня жизнь… пока я не оказываюсь лишь с… с этим вот.

Этим вот… Даже разум изменяет". Фелисин Младшая старалась сосредоточиться. Перед ней двое мужчин. Они стоят тут уже долго, поняла она вдруг. Кулат представил их, хотя это было не обязательно — она знала, что они явятся; она узнала обоих. Суровые, побитые жизнью лица, потоки пота под слоями пыли, рваные кожаные доспехи, круглые щиты, скимитары у бедер.

Один совсем близко — высокий, злой. "Матток, командовавший в армии Откровения племенами пустыни. Матток, друг Леомена".

В шаге за его спиной телохранитель Т'морол, подобный волку — почему-то без шерсти и на задних лапах, но с холодным и жестоким блеском в глазах. Хищник.

Они привели свои армии, воинов.