Стивен Эриксон - Охотники за Костями

Банашар пялился на грузного собеседника. О чем он там? Все несет и несет что-то… Скитания? Перебои? Ябеды и драки с варварами. Совсем бухой. Бухой и дурной. — Ну-ка, расскажь еще раз.

— Уже.

— Что там насчет Тисте Анди? Их перебьют…

— Нет, не перебьют. Видишь самого высокого, длинные белые волосы? Его звать Нимандер Голит. А красавица рядом — Фаэд, его старшая дочь. Все они родичи, кузены и кузины, но Нимандер главный, потому что старший. Нимандер говорит, он первенец Сына.

— Что?

— Сына Тьмы, Банашар. Знаешь такого? Это Аномандер Рейк. Погляди, они все выводок Рейка — внучкИ по большей, кроме Нимандера, который некоторым отец. Но не всем. Ну, если кто-то и затаил ненависть к иноземцам — ты думаешь, есть такой реально тупой, чтобы нападать на щенка Аномандера Рейка?

Банашар повернулся и косо взглянул на сидящих. Заморгал и потряс головой. — Только если самоубийца.

— Точно. Ты все еще что-то соображаешь, верно?

— Так если Аномандер отец Нимандера, кто ему мать?

— Да, ты еще не ослеп. Видишь кое-что? Разные матери у них. И одна из матерей не Тисте Анди была. Погляди на Фаэд…

— Я вижу один затылок.

— И что? Я ее видел, и задал себе тот же вопрос.

— Какой?

— "Кто же была твоя мать?"

— Моя?

— А она улыбнулась — и я почти что умер, Банашар. Почти что. Кровь в мозгах вскипела, почти что наружу пошла. Тогда бы умер точно. Но она мне сказала, и это не андийское имя было, и по виду видно, что она наполовину человек, но опять — таки, кто может реально судить? Не я.

— Так как там было имя?

— Леди Зависть, которая порвала с самим Аномандером Рейком и отомстила, взяв в любовники его сына. Круто, а? Ну, если она такова, как дочка, с такой улыбкой… да, зависть — слово подходящее для любой женщины на свете. Боги… Эй, Банашар, что не так? Тебя что, затошнило вдруг? И эль не плох, не такой, как прошлой ночью, это так. Смотри, если задумал заполнить тарелку, то тарелок тут нет. Понял? А доски на полу кривые — я поскользнусь и ногу ушибу, и стану очень печальным. Ради Худа, человече, подыши поглубже!

Опершись на перекошенную, покрытую пятнами барную стойку в пятнадцати шагах от них, человек, которого Банашар нарек Иноземцем, поглаживал флягу с "Малазским темным". К этому напитку он пристрастился, невзирая на стоимость. Он слышал бестолковые препирательства бывшего жреца и старшего сержанта за столом позади. Последнее время они часто так. В другую ночь Иноземец подумал бы: а не сесть ли к ним, насладиться интересным, хотя обыкновенно грустным, представлением?

Но не сейчас.

Не с НИМИ, сидящими вон там.

Надо подумать, и подумать крепко. Нужно принять решение; он с трепетом страха ощутил, что решение это изменит его судьбу.

— Щуп, не подашь ли еще темного?

Карака "Топленая Крыса", казалось, страстно желает оторваться от пирса, что на южной стороне реки — отлив мягко тянул ее за собой. Покрытая царапинами обшивка, свежая краска, необычная косая оснастка и большое рулевое весло на корме — все это притягивало внимание немногочисленных моряков и рыбаков, забредавших сюда в последние дни. "Это раздражает", думал капитан, "однако Опонны все еще мило улыбаются — двумя устами — и вскоре мы будем далеко. Наконец-то. Прочь от проклятого города, чем скорее, тем лучше".

Первый помощник Чешуя лежал, скорчившись, на палубе, все еще страдая от синяков и ссадин, полученных в пьяной толпе. Уклончивый взор капитана скользнул по нему лишь на миг. Они причалили, набили трюмы, Мыш сидит в своем громоздком "гнезде" — человек этот безумен, словно белка со сломанным хвостом! — и все выглядит спокойным. Таким спокойным, что нервы капитана ходят ходуном.

Дело не только в лихорадке злобы, поразившей почти всех в клятом городе — все эти ядовитые слухи о измене и убийствах на Семиградье, неофициальный погром виканов — дело еще в кое-чем.

Почесав стерню на бритом темечке, Картерон Сухарь поворотился и устремил взор на замок Обманщика. Разумеется, почти все окна темные. Огонек в домике у верха Ступеней — это должен быть Люббен, горбатый хранитель. Наверное, ходит взад и вперед — как всегда, когда Замок навещают нежеланные гости. Конечно, все гости нежеланны, хотя новый кулак, прибывший месяц назад, этот Араган — он бывал здесь прежде и знает, как лучше себя вести. То есть держаться незаметно и не поднимать голову над парапетом. "Как знать? Может, Араган сейчас пьет с Люббеном".

Незваные гости… Вроде Верховного Мага Тайскренна. Давным-давно Картерон Сухарь слишком часто общался с этим змеем, стараясь не совершить ничего, о чем пришлось бы жалеть. "Не мне. Императору, наверное. Определенно самому Тайскренну. Но не мне". Хотелось бы ему оказаться наедине с ним. На один миг. Все, что нужно. Руки на тощую шею, проворот, рывок. И все дела. Просто. Нет проблемы.

"Какой проблемы?" Так спросил бы Келланвед, по обыкновению болезненно пыхтя. У Сухаря нашелся бы ответ. "Сам не знаю, Император, но полагаю: парочка проблем точно пропала". Он полагал, что ответ остроумный — хотя Келланвед мог бы не согласиться. "А Танцор — да. Ха-ха".

— Четыре дромона! — крикнул сверху Мыш.

Сухарь воззрился на идиота. — Мы в гавани! Чего ты ждал? Мыш, больше обедов посылать не буду. Тащи тушу вниз!

— Идут с севера, капитан. На мачтах… какое-то серебро…

Улыбка Сухаря превратилась в гримасу. Чертовски темно тут. Но Мыш не ошибается. "Серебро…это нехорошо. Нет, это очень плохо!" Он подошел к Чешуе и толкнул его. — Вставай. Пошли остаток команды в склады. Мне плевать, кто там охраняет — подкупите ублюдков. Хочу, чтобы мы сели поглубже и уползли как трехногий краб.

Моряк вылупил глаза: — Капитан?

— Они тебе весь разум из мозгов выбили? Неприятности.

Первый помощник сел и огляделся. — Стража?

— Нет, куда хуже.

— Вроде?

— Вроде Императрицы, дурак.

Чешуя был уже на ногах. — Припасы, так точно, сэр. Летим!

Сухарь смотрел в спину спешащего придурка. Команда пьяна. Тем хуже для них. И мало людей вообще. Плохая была идея — нырять в залив вслед за тонущей "Тряпичкой-Затычкой". Все эти акулы… потеряли той ночью четырех хороших моряков. "Хорошие моряки, плохие пловцы. Удивительно, как часто такое бывает".

Он снова начал озираться. "Проклятие, опять забыл. Нет шлюпок. Ну, что-нибудь всегда найдется".

Он уже и сам разглядел четыре дромона, огибающие край бухты, освещенные худшим из виденных им штормов. Ну, хотя не совсем… он такое уже видел… "И чем все окончилось? Ничем… не считая горы отатарала…"

Передовой дромон — флагман Лейсин, "Угрюмый". Еще три следом. Три — слишком много. "Кого она притащила, во имя Худа? Треклятую армию?"