Стивен Эриксон - Охотники за Костями

— Можем. Но я так не думаю.

Она промолчала.

Паран вновь наполнил кубки вином. — Пантеон разделился. Увечный Бог нашел союзников.

— Почему?

— Почему? Ну… я не знаю. Сочувствие?

— Это ему научился Скованный?

— Тоже не знаю.

— Месяцы изучения? — Она подняла брови.

Он рассмеялся. Такая реакция очень ее обрадовала.

— Вы совершенно правы, — сказала Апсалар. — Мы не враги.

— По этому "мы" я заключаю, что вы говорите за Темного Трона и Котиллиона.

— Насколько это возможно… а я могу не все. Никому не измерить глубину разума Амманаса. Да даже и Котиллиона. МНЕ явно не измерить. Но он показал… умение сдерживаться.

— Да, это у него есть. Если подумать, удивительно.

— Темный Трон размышлял над полем грядущей битвы годы, если не десятки лет.

Он хмыкнул и состроил кислую гримасу: — Тоже верно.

— Какая у вас роль, Ганоэс Паран? Какую роль вы хотите сыграть?

— Я благословил Увечного Бога. Место в Колоде Драконов. Дом Цепей.

Она поразмыслила — и кивнула: — Я вижу резоны для этого. Но что же ведет вас на Семиградье?

Он бросил на нее взгляд. — Кажется, я бесконечно пережевывал это решение… а вы в мгновение ока ухватили причину. Отлично. Я здесь, чтобы встретить врага. Устранить угрозу. Боюсь только, что не успею вовремя. Тогда постараюсь разгрести свалку, сделать все, что смогу, прежде чем отправлюсь…

— На Квон Тали.

— Откуда… как ты узнала?

Она взяла кусок сыра, вытащила из рукава нож и порезала сыр на части. — Ганоэс Паран, похоже, нам предстоит долгая беседа. Но прежде — где вы намерены высадиться?

— Кансу.

— Хорошо. Это ускорит и мое путешествие. Две моих миниатюрных компаньонки сейчас карабкаются на борт, прыгая по ветвям деревьев. Вскоре они начнут охоту на крыс и других паразитов, что займет их на некоторое время. А мы с вами давайте закончим ужин.

Он не спеша откинулся в кресле. — Мы придем в порт через два дня. Что-то мне подсказывает, что эти дни пролетят, как чайка на крыльях бури.

"И я так думаю, Ганоэс Паран".

Деджима Небрала охватили древние воспоминания. Ветхая стена, освещенная заревом пожаров, полосы дыма над улицами, полными мертвых и умирающих, сладкий аромат крови из канав. О, было величие в Первой Империи, этом первом, грубом процветании человечества. В понимании Деджима Т'ролбаралы стали кульминацией истинно человеческих черт, смешанных с силой зверя. Дикость, склонность к жестокости, хитрость хищника, не проводящего границ и склонного уничтожить сначала соперников своего вида, а уже потом чужого. Готовность питать дух на порванной плоти детей. Оглушающая вспышка разума, способного оправдать любое действие, каким бы отвратительным оно не казалось.

Оснащенные когтями, клыками длинней ножей, а также способностью Д'айверсов становиться многим из одного… "Мы должны были выжить, мы должны были править. Мы рождены властителями, а массы людей — наши извечные рабы. Если бы Дессимбелакис не предал нас, своих родных детей".

Даже среди Т'ролбаралов Деджим был лучшим. Создание, превзошедшее самые дикие кошмары Первого Императора. Владычество, подчинение, начало новой империи — вот что ожидает Деджима, и о, как он наестся. Его раздует, его будет тошнить от человеческой крови. Он заставит склониться новых богов — недоносков.

Лишь выполни задание — и мир ждет тебя. Пусть он не ведает, пусть слепо отрицает…. Будут перемены, ужасные перемены.

Добыча Деджима, искусно заманенная на этот путь, приближается. Совсем скоро.

Раковина в утреннем свете блестела белым. Карса Орлонг вынул ее из мешка, когда заменял куски порванной недавно кожаной одежды. Он сидел на высоком, тощем коне, набросив на широкие плечи зашитую, окрашенную кровью шкуру белого медведя. Без шапки, с толстой косой, свесившейся на правую половину груди, украшенной фетишами: костяшки пальцев, куски прошитого золотой нитью шелка, клыки. На его поясе пришит ряд человеческих ушей. Огромный кремневый меч подвешен за спиной; два кинжала с рукоятями из кости, длинные и широкие как мечи, торчат из отворотов достающих до колен кожаных сапог — мокасин.

Семар Дев все смотрела на Тоблакая, особенно на татуировки. Сам воин обратился к западу, лицо его было непроницаемо. Она повернулась и снова проверила привязи запасных лошадей. Влезла в седло, вставила носки сапог в стремена и взялась за поводья. — Устройства, не требующие воды и пищи, не устающие и не хромающие. Вообрази свободу того мира, которое они могут принести нам, Карса Орлонг.

На нее воззрились очи варвара: подозрительность, какая-то животная осторожность. — Люди должны ходить повсюду. Какая свобода в малом мире, ведьма?

— Малом? Ты не понял…

— Звуки города возмущают меня. Покинем его сейчас же.

Она оглянулась на дворцовые ворота, только что закрытые и охраняемые тремя десятками солдат. Их руки то и дело нетерпеливо хватались за рукояти мечей. — Кажется, фалах'д не намерен прощаться официально. Да будет так.

Тоблакай ехал впереди, так что в пути по городу им мало что мешало. К одиннадцатому утреннему звону они достигли западных ворот. Семар Дев поначалу чувствовала себя скованно, замечая взгляды каждого встречного горожанина, но вскоре почувствовала удовольствие от роли знаменитости; проезжая в ворота, она даже послала одному из солдат широкую улыбку, помахала закованной в перчатку рукой.

Избранная ими дорога не относилась к впечатляющим достижениям инженерной мысли малазан, что соединяли главные города, ведь она вела практически никуда… На запад, в Джаг Одхан, древнюю равнину, успешно сопротивлявшуюся крестьянскому плугу — мистический заговор духов земли, дождя и ветров, любящих лишь глубокие корни сорных трав, готовых иссушать посевы, сжигать колосья, разносить ураганами чернозем. Одно или два поколения могут упорствовать — но одхан в конец концов возвращает себе дикий вид, привечает лишь бхедринов, прыг-скоков, волков и антилоп.

Итак, десять или больше дней на запад. Потом они наткнутся на русло сухой реки, вьющееся к северо-западу, на вырытые сезонными дождями овраги, поросшие шалфеем, кактусами и серыми дубами. Темные холмы на закате солнца — святое место, древнейший ориентир карт, помеченный потерявшим значение именем какого — то вымершего клана.

Они ехали по заброшенной дороге. Город вскоре пропал из вида. Карса оглянулся и оскалил зубы: — Слушай. Так лучше, да?

— Я слышу только ветер.

— Лучше, чем десять тысяч неутомимых устройств.

Он отвернулся, оставив Семар размышлять над этими словами. Изобретения имеют собственную тень морали, они сильнее многого — она хорошо понимала это. Но… может ли простое удобство стать злом? Действие по изготовлению вещей, усердное, постоянное — такое действие становится ритуалом, а с ритуалом приходит смысл, выходящий за рамки простого действия. Из этого ритуала рождается самооценка, а из нее самомнение. Но даже если так — разве упрощение жизни не несет в себе неотъемлемого блага?