Иван Романчук - Норы аспидов

— Что ты ищешь? — поинтересовался Хратт.

— Лестницы, видишь? Они гнилые, и мох по краям водопада не потревожен, значит в пещере туземцы давно не живут. А вот на камнях видны свежие царапины от когтей, это уже значит что в пещере поселился пресноводный хлоп. И даже судя по кличеству не один. Поскольку хлопы вместе не живут, значит самка с детенышами. А их бывает не менее десятка, и размером почти с самку. Думаю именно эта самка выжила туземцев из хижины. Пожара здесь давно не было, лет восемь, сами бы не ушли.

— Ну так че идем застрелим самку, и дело с концом! — Хратт поудобнее перехватил шок-копьё.

Нини положил руку на ствол пригибая к низу.

— Нельзя стрелять, нас быстро засекут с воздуха!

Повернулся ко мне:

— У тебя я видел метатель спор, он не дает вспышку, но врядли пробъет панцирь хлопов. Надо целить в пасть, или в глаз. Но там темно, так что надо ждать утра, и потом идти в пещеру.

Я буркнул:

— Зачем утра ждать, сейчас пойду и всех замочу…

Перехватил автомат, спрыгнул со стропа, и шагнул под поток воды.

Вода малость оглушила, и чуть прибила к скользкому каменному полу. Кое как задержав неконтролируемое скольжение когтями на ногах, решил смахнуть с головы прилипший капюшон. Взмаху рукой помешало препятствие, а приличному охотничьему настроению дикий вой. Через секунду проморгавшись, увидел у своих ног коленчатое тело утыканное рядами коротеньких ножек, бешено дергавшееся и разевавшее пасть. Причина такого истерического поведения выяснилась быстро, у твари была снесена голова, беззвучно разевавшая пасть чуть в сторонке. Я хмыкнул. — Тоже мне панцирь!

В глубине пещеры, довольно просторной кстати, началось массовое шевеление. Поначалу из этого сплетения чего то продолговатого, я ничего не мог разобрать. Взял и пальнул из автомата в гущу, точнее рожок выпустил. Гуща быстро развалилась на десятка полтора длинных бронированных гусениц, длиной метра по два. Все они направились ко мне, а особого эффекта от моей пальбы на их здоровье заметно не было.

Двинулись они широким фронтом, так что достать новый рожок и и зарядить автомат у меня не осталось времени.

Ну все! Автомат отброшен, боевой вопль из глотки! Отчего твари на секунду замерли прижавшись к полу. В мозгу печатается огненный узор опасности, начинаю танцевать в промежутке между ветвей кровавой угрозы. Стоять почти негде, струи смерти хлещут по полу, лишь кое где, на полу образуются пятнышки мертвых зон на которые удается на доли секунды поставить ногу, для очередного прыжка. Твари на редкость быстры, обладают отменной реакцией, челюсти так и щелкают отрывая клочки одежды и снаряжения. Кое где в воздухе открывается окошко, и удается вплести свой росчерк, в узор ударов. Еле удается остаться безнаказанным, то одна то другая туша остается на полу в корчах, заливая его скользкой слизью. Каждый мой штрих в танце, почему то почти стирается, мощным мазком твари. Когда толпа гусениц поредела, стало ясно что со мной в плетении узора есть ещё один каллиграф. Ему лишь мешали его соратники, достать меня. Заслоняли меня в самый ответственный момент. Не скажу что рисунок удара его был красив как мой, он лишь оттенял моё плетение. Я несколько был в удивлении, и от этого снизил темп драки, отодвинувшись к водопаду. Я понял — не он, она! Среди изрубленных туш детей, согнувшись латинской S, стояла самка. Она совершенно точно знала следующее моё движение, совершенно точно знала она и то что её надо сделать чтобы мне отомстить. Сквозь стену воды в пещеру ворвался Хратт и Ваззенрог, оба они вытащили любимое оружие, первый пару мечей, второй тяжёлый молниемет.

— Не надо, вы её не убьете, а мне только помешаете!

Она кажется, поняла что я им сказал, зашипев S-ка распрямилась могучим прыжком посылая клыки мне навстречу. У нас обоих было оружие, которым мы могли повредить друг другу. Она так была плотней, и тяжелей, имела запас сил побольше моего. Когти ног рвали камень пещеры, каменная крошка вперемешку с кровью детей брызгала во все стороны. У меня же было преимущество в количестве ударных конечностей, у меня две руки у неё только одна пасть. Мы оба знали движения друг-друга, только она плела узор одним толстым мазком, а я двойной вязью кистей. Поначалу я не находил способа завершить благополучно эту схватку. Но после пары минут танца, я заметил, что она не желала наступать на тела детей, избегала зацепить их когтистыми ногами. Поскольку схватка текла у входа в пещеру, то тут тел было немного, затем я смог затянуть её вглубь. Рисунок её стал закованным, как каллиграфия в клетчатой тетради. Мне хоть скользкие тала мешали но не настолько. В изгибах её движений появились подходы, незначительные, потом по мере потери крови, мазки ударов стали проводится медленнее и медленнее. Потом одна линия затянулась, и я прервал её быстрым двойным росчерком. Голова, талантливой воительницы, скатилась по полу, а Ваззенрог непочтительно спихнул её в водопад. Я присел на дрожащих ногах на валун, а два моих приятеля принялись скатывать колбасы тел туда же. Когда всё закончили, вкатили строп под своды пещеры, Нини достал сух-пай. Хратт сказа как то смущенно:

— Надо было мне попросить у того хлопа пару уроков…

Нини деловито доев свою долю сказал:

— До рассвета тут будет спокойно, а вот утром местные найдут тела хлопов и поймут что пещера освободилась. Любопытных не ибежать.

— А Маарвернцы! Неужто оставят нас в покое?

Он подумал минутку:

— Нет, не думаю, через час не более, засыплют долину айс-бомбами, выжгут ту всё, и улетят восвояси. Они же не знают что я с вами, и соответственно следует ожидать, что вы в водопад спрятаться не догадаетесь.

Я задал ему мучавший меня вопрос:

— Скажи, хлопы разумны?

— Морские хлопы точно нет, а вот пресноводные не выясняли. Знаем только, что они много проблем скорпелунцам доставляют, а те при всех их серьезных возможностях, противостоять им не могут.

Я прислонился к колбасообразной гусенице стропа, опять тянуло подремать. Под рукой был пол пещеры, аккуратно исчерченный волнистыми линиями. Поколения хлопов и их детёнышей, исчертили его своими коготками. Припомнил я и редкие моменты боя когда мы вдвоем с мамашей застывали в равновесии. Восемь глаз хлопихи горели огнем отчаяния, то одна то другая бусинка глаза поворачивалась к полу. Хмм а с какой нежностью, она переступала тела мертвых детенышей. Нет сомнения, если бы не моя расчетливость и циничное использование материнской любви, нарубленным плавал бы в ручье не она а я. А все потому что мы собрались спрятать свои никчемные шкуры, в пещере, чтобы повысить свои шансы на спасения до призрачных.

За завесой водопада, светало. Вместе со светом, летящая внизщ вода наливалась багровым огнем смерти. Что-то сейчас будет, ясно было только выходить не будем, лучше здесь переждать.