Алексей Егоров - Повелитель механизмов

— Пахнет да? — упавшим голосом спросил я.

— Что? — Асани на миг прекратила царапать меня.

— Ну… от меня. Извини, надо было бы помыться, спирт то есть.

Она прыснула в кулак и сказала:

— От мужчины и должно пахнуть!

— Я же не дикарь какой-нибудь, — обиделся я.

— О да, ты не дикарь, — она пребольно царапнула меня и прорычала, — ты хуже, гораздо хуже!

— Ой, да прекрати!

Я сжал ее ладошку. Асани ворочалась, выбирая себе удобное положение, то ногу сдвинет, то сильнее тазом прижмется, то голову повернет. В общем, сон с ней мне не светил, а я так устал.

— Что ты ворочаешься, — недовольно пробурчал я.

В спальнике уже стало так жарко, что моя кожа покрылась потом, но снять рубашку я не решался.

— Да… вот… — промямлила Асани и успокоилась.

Наконец-то.

— А какие у тебя планы? — спросила она, вырвав меня из пут сна.

— В смысле?

— Что ты намерен делать дальше, у тебя же работа?

Асани легла так, что практически полностью оказалась на мне. Я положил свою руку, под нее. Может быть, это ее удовлетворит. Понимаю, кровать жесткая, но ничего лучше я спрятать тут не мог.

— Буду работать, — что еще я мог ответить.

— А Харан?

— Не будем о нем, не сейчас. Давай утром поговорим, я не хочу терять эту ночь, размышляя о проблемах.

Асани положила голову мне на плечо и замолчала, ладонью она гладила мой живот. Ее дыхание щекотало шею, а нога неприятно давила на мочевой пузырь, но я уже мало внимания обращал на неудобства. Я не заметил, как она расстегнула мою рубашку, но ничего не сказал, так как сон окончательно сморил меня.

То, что наступило утро, я понял только по напряжению в районе паха. Во сне Асани переползла полностью на меня и упиралась коленкой в самое сокровенное место, я смутился, но выбора у меня не оставалось. Осторожно, чтобы не разбудить, я заворочался. Стало легче, но мне все еще требовалось опорожнить мочевой пузырь. Асани, конечно, меня по голове не погладит, если я прерву ее сон.

Оставалось только ждать, что было достаточно тяжело. Моя подруга хоть и была небольшого роста (для меня всякий человек кажется маленьким) все равно ощутимо придавила меня. Впрочем, это было даже приятно, спала она на животе, и я мог ощущать как ее спокойно бьющееся сердце, так и кое-что иное. Другой бы воспользовался ситуацией, но я не мог так поступить. Спящая Асани походила на ребенка, срывать с нее маску покоя я не желал. Но хотел…

Все, что я мог позволить себе, это положить ладонь ей на спину. Асани была горячей и весьма желанной в таком беззащитном состоянии.

Руками она обхватила мой торс, ногами — бедро, а голову уронила на грудь. Ее волосы щекотали мне лицо, но опять же, это было приятно. Я сконцентрировался на ощущениях и отдался мечтам. Это хоть как-то скрасило мое ожидание.

Где-то на границе слышимости обитал Джеронимо, казалось, что он не ходит, а парит над землей. Похоже, что он вынужден был сторожить наш покой всю ночь. Я мысленно извинился перед ним и обругал себя за то, что смею предаваться глупым мечтам.

Выстоять во время боя, когда тебе угрожает смерть во всех ее обличиях, а затем всю ночь бодрствовать, ожидая нападения — чтобы это выдержать, надо быть железным человеком. Либо не быть человеком вообще. Будь я на десять лет моложе, для меня подобный героизм не был бы проблемой, но после той памятной битвы в лесу, я порой чувствовал себя разбитым стариком.

Только в это утро, когда прекрасная дама сопела мне в шею, я мог осознать, что мои раны все еще не затянулись. Я казался себе ужасно уставшим, измотанным человеком, который хотел только одного — покоя. Но этот покой не принес мне облегчения, даже забвения. Мои раны скорее загноились, нежели зарубцевались. Добровольное затворничество было ошибкой, теперь я это понимал.

Но что я мог исправить в своей жизни? Отбросить работу и заняться политической или военной карьерой? Вступить в общество цеховиков? Это все не то.

Нет, уж лучше бы я думал об Асани и ее соблазнительной зрелой плоти, которая так и просилась в руки. Копаться в самом себе можно в любое время, а вот такая удача бывает раз в жизни.

Я не мог бороть с искушением, поглаживая Асани, моя ладонь как бы случайно скользила вниз. Твердая кожа ремня, который она не сняла, останавливал мои шаловливые пальцы, но я чувствовал, что вскоре и эта препятствие будет пройдено.

— У тебя была вся ночь, так какого ж… — неожиданно ясно сказала Асани.

Я одернул руку, словно прикоснулся к раскаленной кочерге. Захотелось стать маленьким и заползти в какую-нибудь щель. Воображение почему-то подбросило мне изображение совершенно иной "щели".

— Прости, ты не спала? — задал я глупый вопрос, сгорая от стыда.

— Уснешь тут с вами, сударь, как же, — проворчала Асани.

Она подтянула руки под себя и, упершись ладонями в мою грудь, приподнялась и сладко потянулась. Затекшие ото сна кости и мышцы захрустели, она с явным удовольствием покачалась из стороны в сторону, чуть ли не похрюкивая от удовольствия.

— Вот только на это ты и годишься, — сказала она, не глядя на меня.

— На что?

— Быть снарядом для спортивных упражнений, проще говоря, бревном.

— Чего?!

— Шучу! Дурак! — хохотнув сказала она и перевернувшись выскользнула из спальника.

Я успел почувствовать как ее ягодицы скользнули… в общем, я постарался как можно быстрее перевернуться на живот.

Асани вышла в центр печи и начала разминаться. Новый день не предвещал ничего хорошего, и она собиралась встретить его во всеоружии. Я счел это разумным и поднялся с кровати, чувствуя, что левая нога потеряла чувствительность. Асани отлежала, гадюка!

Я принялся растирать ногу, неприятное покалывание не проходило. Проще было пройтись, что я немедленно и сделал. Ковыляя как подранок, я принялся готовить нам завтрак. Опять мясо. В животе до сих пор было тяжело, а во рту стояло ощутимое послевкусие жирного мяса. Умыться и почистить ротовую полость мы не могли, но я прополоскал рот спиртом, заодно помыв руки и лицо. Кожу даже не защипало, хотя аромат от жидкости поднимался ядреный, от такой гадости в кишках мгновенно вспыхнул бы огонь. Даже трус почувствовал бы себя храбрецом, осушив чарку.

По крайней мере, я смог освежиться, смыть жир и запах гари с лица и головы. Это следовало сделать перед тем, как ложиться с дамой в постель, но чего уже было корить себя за глупость. Асани неистово разминалась, являя такие чудеса, что я невольно позавидовал. Ее мышцы были гораздо эластичнее моих, способны были растягиваться. Я не мог не залюбоваться женщиной, пока разжигал костер и открывал консервы.

Джеронимо за ночь натаскал нам достаточно дров, часть из этой кучи я решил сохранить в тайнике. Кто знает, сухие дрова всегда пригодятся. Сам же телохранитель ошивался возле входа в печь и не глядел на нас. Он ходил туда-сюда, то пропадая из виду, то появляясь. Словно тень, правда.