Роберт Джордан - Путь кинжалов

– Великий Повелитель знал, что ты не послушаешь их, Грендаль. Но время, когда ты служила самой себе, миновало.

В воздухе возник шар из... неведомо чего. Непроницаемо черный, он тем не менее наполнял комнату серебристым светом. Странным светом, не отражавшимся в потускневших зеркалах. Птицы смолкли, онемев от ужаса.

Грендаль в изумлении воззрилась на говорившего – бледного, безглазого Мурддраала в одеянии, еще более черном, чем диковинный шар, Мурддраала, превосходившего ростом всех, виденных ею прежде. Почему она не ощущает Источник? Это невозможно, если только не... Откуда еще мог появиться сгусток светящейся черноты, как не оттуда?

Никогда прежде она не испытывала ужаса перед взглядом Мурддраала – во всяком случае, такого ужаса, какой свойствен обычным людям, – но на сей раз ладони невольно поднялись, и лишь усилием воли ей удалось не позволить себе закрыть лицо. А бросив взгляд в сторону Могидин и Синдани, она содрогнулась. Обе женщины стояли в той же позе, что и ее слуги: коленопреклоненные, с лицами, прижатыми к полу.

– Ты посланник Великого Повелителя?

Во рту пересохло, но голос прозвучал твердо. До сих пор ей не приходилось слышать, чтобы Великий Повелитель передавал послания через Мурддраалов, однако... Могидин слыла отчаянной трусихой, но тем не менее оставалась одной из Избранных. И при этом пресмыкалась перед Мурддраалом так же, как и ее спутница. Грендаль поймала себя на мысли, что предпочла бы быть в не столь откровенном платье. Вздор, нелепость... Всем известно, как обходятся Мурддраалы с женщинами, но ведь она же одна из... Взор ее вновь обратился к Могидин.

Мурддраал проскользнул мимо коленопреклоненной женщины, не удостоив ее и взгляда, и его длинный, свисавший с плеч черный плащ даже не шелохнулся. Агинор – припомнилось Грендаль – считал, что эти твари пребывают в реальном мире не в той степени, как иные живые существа. «Несколько в иной фазе времени и пространства», – говорил он, хоть и не разъяснял, что под этим подразумевает.

– Я – Шайдар Харан. – Остановившись над ее слугами, Мурддраал схватил обоих за загривки и сжал пальцы. Хрустнули позвонки. Юноша дернулся и обмяк, девушка просто рухнула на пол замертво. Самые красивые, любимейшие из ее питомцев!.. – Когда говорю я, моими устами вещает Великий Повелитель Тьмы. Я его длань, простертая в этот мир, Грендаль, – продолжил Мурддраал, выпрямившись над трупами. – Представ предо мною, ты предстаешь перед ним.

Грендаль приняла решение – быстрое, но вполне обдуманное. Она испытывала страх – чувство, которое более привыкла внушать другим, но с которым тем не менее умела справляться. Пусть ей не случалось водить в бой войска, она была знакома с опасностью и понимала, что столкнулась с нешуточной угрозой. Могидин и Синдани не отрывали лиц от пола, и Могидин заметно дрожала. Это заставило Грендаль поверить Мурддраалу – кем бы он ни был. Остается лишь надеяться, что Великий Повелитель не прознает об интригах, которые плели они с Саммаэлем...

– Каково будет твое повеление? – молвила она голосом, вернувшим былую силу, грациозно опустившись перед Мурддраалом на колени. Уступить неизбежному не значит струсить. Не склониться перед Великим Повелителем – значит быть сломленным – или разорванным на части. – Должно ли мне именовать тебя Великим Господином, или ты предпочтешь иной титул? Если ты говоришь от имени Великого Повелителя, я могу обращаться к тебе именно так.

К ее изумлению, Мурддраал рассмеялся. Смех звучал как дробящийся в крошево лед – Мурддраалы никогда не смеялись.

– Ты смелее прочих, – промолвил он. – И умнее. Шайдар Харан – можешь называть меня так. До тех пор, пока твоя храбрость не пересилит рассудительность или страх.

Она выслушала приказы – первым из которых было явиться к Моридину – и приняла их к сведению, памятуя при этом о необходимости сохранять осторожность по отношению к Могидин и ее странной спутнице, казавшейся всяко не более забывчивой, чем Паучиха. О прикосновении Принуждения ни та ни другая не забудут. Что же до Моридина, то, может быть, он и Ни’блис. Сегодня. Но кто знает, что случится завтра?

Стараясь не качаться в такт подскакивавшему на дороге экипажу Арилин, Кадсуане отдернула кожаную занавеску и выглянула в окошко. Над Кайриэном моросил дождь, ветер гонял по серому небу клочковатые облака. Да что там небо – от порывов ветра экипаж раскачивало не меньше, чем от дорожных ухабов. Ледяные брызги тотчас обожгли руку. Пожалуй, еще чуть-чуть холоднее, и, чего доброго, пойдет снег. Она поплотнее завернулась в шерстяной плащ, радуясь, что нашла его на самом дне седельной сумы. Явно ожидалось похолодание.

Высокие черепичные крыши и каменные мостовые поблескивали от влаги. Дождь был не очень сильный, но порывистый ветер не слишком-то побуждал к прогулкам. Женщина, подгонявшая стрекалом быков, казалась столь же невозмутимой, как и ее упряжка, но остальные прохожие спешили, зябко кутаясь в плащи и надвигая капюшоны. Торопились и носильщики портшезов, по большей части отмеченных трепещущими на ветру флагами кон. Однако непогода не смущала не одну лишь погонщицу быков. Высоченный айилец стоял посреди улицы, недоверчиво уставившись в небо: он был ошарашен до такой степени, что уличный воришка срезал у него с пояса кошель и улизнул, так и оставшись незамеченным. Женщина в развевающемся плаще, с высокой, замысловатой прической, указывавшей на принадлежность к знати, брела, с веселой улыбкой принимая на лицо дождевые капли, хотя, быть может, ей впервые в жизни случилось идти пешком. Из дверей лавки благовоний выглядывала недовольная купчиха. Ее можно было понять: в такой денек торговля идет не слишком бойко. Даже зазывал и тех на улицах поубавилось, хотя некоторые все же пытались затащить прохожих под навесы, сооблазняя чаем и мясными пирогами. Впрочем, угостившийся нынче таким пирогом вполне заслужил бы полученное после того несварение желудка.

Пара поджарых бродячих псов, выбежавших из бокового переулка, принялись лаять на повозку, и Кадсуане сочла за благо опустить занавеску. Собаки, как и кошки, каким-то образом ощущали способность женщин направлять Силу, но, кажется, считали этих женщин теми же кошками, только ходящими на неестественно длинных ногах.

Сестры, сидевшие в экипаже напротив Кадсуане, продолжали беседу.

– Прошу прощения. – Дайгиан склонила голову, так что украшавший ее длинные черные волосы лунный камень качнулся на тонкой серебряной цепочке. Одергивая темную, с белыми разрезами юбку, она говорила торопливо, словно опасалась быть прерванной. – Прошу прощения, но тут без логики не обойтись. Если мы признаем затянувшуюся жару одним из ухищрений Темного, то перемена погоды – дело иных рук. Он бы не стал менять свои планы. Можно, конечно, возразить, что он просто решил заморозить или затопить мир, а не испечь его. Но зачем это могло ему понадобиться? Продлись жара дольше, чем до весны, она унесла бы не меньше жизней, чем дожди или снегопады. Нет, логика свидетельствует о том, что здесь замешана другая сила.