Анна Тьма - Крылатый

Ван приблизился к рыжеволосой девушке, поигрывая мечом в руках.

— Мое! — рявкнул я, шагнув вперед, чтобы оказаться между девушкой и братом. — Она моя! Не смей убивать!

— Она тварь, — сказал Ван. — Хуже своего божества.

— Пусть! Но она принадлежит мне!

Поединок взглядов закончился моей победой. Майя была такая перепуганная, беззащитная, что ее хотелось отгородить от всех бед мира. Этот робкий, испуганный взгляд из-под ресниц, искусанные губки чуть дрожат… Но… Ирдес стреляный воробей.

— Знаешь, дорогая, — присев на корточки подле девушки, я провел кончиками пальцев по ее лицу, оставляя кровавый след, — в конечном итоге тебя подвела твоя самоуверенность. Отныне и до смерти, — моя рука сама сжалась на тонкой шейке, — ты — собственность владыки!

Честное слово, мне никакого удовольствия не доставил ее крик. Но печать на сознание — это всегда боль, ведь личность перестраивается и сгорает в агонии свобода воли и выбора.

Аж двенадцать Призраков разом с оружием наготове появились прямо посреди всего этого бардака.

— Серые! — радостно воскликнул Ван. — А вы опоздали! Мы уже все сделали.

Дрэйк (а именно он командовал отрядом) огляделся и указал на как раз закончившего с останками демона Феникса.

«А этот?»

— А этот — наш собственный бог! Руками, клинками и прочими орудиями убийств не трогать, бить ему морду тоже не рекомендуется! — весело вклинился я. — А то я за Феникса и тебе могу морду набить, Призрак.

Для всех, кроме меня и Вана, Призраки оставались безмолвными. Секрет был в резонирующей антенке под кожей.

«Хорошо. Тогда свидимся еще. Берегите себя».

Они исчезли. Мы вернулись к родичам, я отдал дедушке родовой перстень.

— Кому я говорил не соваться на Авалон без меня, никто не напомнит? — Развернув нас к себе. Ветер сложил на груди руки и выжидательно взглянул.

Глазки скромненько вниз, ручки за спину, еще ногой по песку так невинно поводить…

— И кому бы он мог такое сказать, а, Ван?

— Не знаю, Ирдес. Я такого не помню.

— И я не помню… Не, Ветер, мы не помним! Амнезия!

От его хохота вздрогнуло все семейство. Ледяной Феникс, что с него взять…

— Оболтусы! — сказал нам Феникс, все еще веселясь. — Ну а если бы я не успел?! Если бы вы погибли, дуралеи?! В следующий раз, когда я скажу не делать…

— …мы опять полезем куда не просили, — перебил Ван.

— Потому что скучно тебя ждать! — добавил я.

— Ну за что мне такое наказание?! Дети демиургов, сто иголок и шило в заду! А если я не успею прийти?!

— А мы будем в тебя верить, — просто сказал Ван.

— Ты же веришь в нас.

Все, у него кончились возражения. Мы с Ваном хлопнули друг друга по раскрытым ладоням, отмечая свою маленькую победу. Ветер только поднял свои алые очи к луне, тяжко вздохнул и развел руками. Только тут я понял, что наш бог изрядно потрепан.

— Я должен уйти, дети, — сказал он, — иначе со мной будет то же, что с Дагоном. И свой дар я вам оставить не смогу.

Это он про вихрь из снежинок? Эх, а жалко.

Хорошо все-таки понимать брата с полувзгляда. Хорошая была мечта, верно, Апокалипсис? Мы ведь все успели, что хотели?

— Иди, мы уже давно готовы.

— Не беспокойся о нас, Феникс.

— Ни к чему вы не готовы, дурни, — качнул головой бог.

Мы одновременно пожали плечами.

— Ирдес, ты на меня не злишься?

— Это ты про Вэйва, Ван? Да брось, не за что злиться! Я сам дурак.

— Хорошо, что не злишься. Не хотелось бы умереть, зная, что ты меня не простил.

— А мне бы не хотелось умереть, зная, что ты чувствуешь себя виноватым.

— Да пошел ты!

— Щас вместе пойдем, дохляк ушастый!

— Короче, Ветер, мы готовы!

Он исчез ледяным порывом вместе со своими снежными вихрями, но вместо ожидаемой тьмы меня с головой окунуло в боль!

Голова кружилась так, что я не удержался на ногах, по ватному телу снова растеклась слабость, болели глубокие раны и шрамы, вообще все зверски болело!

Только тогда я понял, что все случившееся было реальным! Что все это реально произошло!..

— Ва-ан… это были не предсмертные глюки…

— Это… не помешает нам… сейчас подохнуть…

Обернувшись и стараясь не сразу распластаться на песке, я встретился взглядом с матерью моей императрицей. В ее темно-синих глазах, которые было отчетливо видны в свете полной луны, плескался бездонный черный ужас!

О Небо, я хладнокровно убил человека у нее на глазах и поработил разум девушки! Мама! Я не хотел быть монстром при тебе! Не смотри на меня так, мама!

Ее взгляд выжигал мне сердце… Дальше я уже ничего не видел…

…Белые стены, больничный запах, все тело болит просто зверски. Мой кошмар таки продолжается, а все предыдущее было сном?! Так… бинты на запястьях, на локтях, на шее. Тетя паранойя, ты в отпуске!

Заорав что-то не совсем внятное, но очень радостное, я попытался вскочить и благополучно с грохотом свалился с кровати, запутавшись в белой простыне.

— Да что тебе опять неймется?.. — Ван лежал на койке у противоположной стены и лениво глядел на меня одним полуоткрытым глазом.

— Это не сон!!! — заорал я так, что эльф скривился и закрыл ладонью ухо. — Мы живы, демоны меня раздери, живы! А-ха-ха!!! Это был не глю-у-ук!

— Да что же ты орешь, псих несчастный, — проворчал брат. — Отоспись! Ты ж все еще как только из могилы, свежеподнятый зомби, смотреть страшно.

— Какой спать! Я есть хочу! Даже не есть, а жрать! Я неделю не ел!!!

— А я не спал столько же! Заткнись, а?

На тумбочке рядом с койкой лежала аккуратной чистой стопочкой моя одежда. Штаны, футболка, пара носков, рядом с кроватью — ботинки. Натянув штаны, я не рискнул взять футболку — руки в локтях едва сгибались, левая даже не поднималась толком, и старые шрамы были снова крепко перебинтованы. Да уж, досталось нам обоим!

— Ван, вставай!

— Отвянь…

— Ни в жисть! Па-адъе-о-ом!!!

Я получил подушкой, потом скомканной простыней, а следом и кулаком в лицо. Хотя удар-то едва почувствовал, Апокалипсис не собирался меня всерьез бить.

— Грх, больно! — зашипел Ван, схватившись за запястье.

— Да уж… мне тоже… — На бинтах проступили красные пятна.

Взглянув друг на друга, мы весело расхохотались. Два сбежавших от некроманта мертвяка! В бинтах, крови, видок как у покойников, а голодный блеск на дне зрачков довершает картину упыряки.

Ван, так же как и я, не рискнул надевать футболку, ограничившись штанами и ботинками. Цепкими взорами ощупывая окружающее пространство, мы осторожно вышли из своей белой палаты.

Пустой коридор и два ряда одинаковых дверей, режущая глаза своей стерильностью белизна.

— Черный флаг бы во всю стену, — шепотом сказал я.

— Я бы тоже не отказался от флага… — тихо ответил мне брат. — Ну хотя бы вывески вроде «Морг», или «Реанимация», или «Отходнячная», или хотя бы «Душевно больные»…