Артем Каменистый - Девятый

Вроде бы Йена задавала какие-то вопросы, но сил не было ни ответить, ни понять, чего она от меня хочет.

А потом опять прохладный край кружки, горькая гадость в глотку и мертвый сон.

* * *

«Продолжение отчета добровольца номер девять. День десятый.

Сегодня ничего не курил, но глюки дивные. Похоже, началось отторжение души от тела – иммунная реакция на ментальном уровне. Ловите мою матрицу между мирами и запихивайте куда угодно – согласен даже на тело свиноматки. Очень уж жить хочется. Если не поймаете – все отчеты, кроме последнего, сохранились в памяти попугая. Информация в его голове легко активируется с помощью алкоголя.

P.S. Много не наливайте».

Придя в себя, поначалу заподозрил неладное – ни боли, ни ломоты в суставах, ни дикой жажды. Умер, что ли? Отмучался? Вряд ли – мертвое тело не должно так сильно мечтать сходить в кусты по неотложному делу.

Открыл глаза – ни боли, ни овального туннеля вместо поля зрения, ни синих морд. Солнце несмело освещает верхушки сосен над головой – или утро, или вечер… не разобрать. Лежу на чем-то умеренно мягком, причем мир не раскачивается – если это по-прежнему повозка, то мы никуда не едем.

Пошевелил руками – на месте, ноги – аналогично. Ни боли, ни каких-либо неудобств. И вообще чувствую себя как никогда бодрым и здоровым.

Рискнул сесть. Опять обошлось без проблем. Где я? Как и предполагал – в повозке. С одного бока возвышается двухъярусная клетка с курами, с другого жердевой тележный борт, используемый спящим Зеленым в качестве насеста. Подо мной толстый слой соломы и веток с вялыми листьями. Лошадь не запряжена, но оглобли до земли не склонились – лежат на задке следующего тарантаса.

Все ясно – ночной привал с обязательным кругом из повозок. Если мне не померещился тот разговор мужиков, получается, я, завалившись под иву позавчера, провалялся весь день – и лишь на утро следующего поднялся. А может, и не следующего… Неплохо поспал…

В кусты хотелось очень сильно, но куда подевались сапоги, понять не мог. Кольчуги тоже нет – только простая рубаха и штаны. Да зачем мне обувь – я и босиком передвигаться умею.

Спустился на землю, направился в сторону ближайших кустов. Из-за толстой сосны выглянул ополченец с луком наготове, покосился на меня, ничего не сказал. А может, и сказал, но не мне. По возвращении столкнулся с целым комитетом по встрече: Арисат, обозный старшина и Трея.

– Утро доброе, сэр страж, – настороженно поприветствовал воин. Ответить не успел – перебила лекарка:

– Не мешайте – мне надо осмотреть его. Сэр страж, присядьте на бочонок. Или можете назад лечь – я помогу вам забраться.

– Лучше сяду – належался уже.

– Дайте-ка…

Трея потрогала лоб, проверила пульс, заглянула в глаза, заставив раскрыть рот, изучила вываленный язык. Потом крутила пальцем, приказывая на него смотреть, и напоследок болезненно прощупала какую-то точку у бицепса, отчего рука в локте конвульсивно дернулась.

– Сэр страж, голова не кружится?

– Нет.

– Ничего не болит?

– Нет.

– Пить хотите?

– Хочу.

– А есть?

– Тоже хочу.

– Арисат, сэр страж здоров!

– Ты же вчера говорила, что он при смерти.

– Мало ли что я говорила вчера – сегодня он здоров.

– Удивительные дела… Сэр Дан, мы вас уже хоронить почти собрались. Совсем плохо с вами было.

– И что хоть было?

– Да нашли вас на берегу реки без памяти. Думали сперва, что вы просто спите, но когда даже от шума переправы не зашевелились, подняли тревогу. Вы вообще будто умерли – совсем вялые и еле дышали. Вчера в себя приходили ненадолго, но выглядели очень нехорошо. Удивительно, что так быстро на ноги поднялись.

– Ламиса по зиме деревом по голове ударило, когда сосны валили для храма, так он тоже на другой день поднялся, – вспомнил старшина.

– Ха! Ламис! Да ему корабль груженый на голову скинь – ничего не случится. Разве что корабль в киле переломится… Голова мало того что без начинки, так еще и костью все внутри затянуло еще в младенчестве! – это уже Арисат.

Так – интересный факт: местные жители предполагают, что вместилище разума располагается в голове. Несмотря на ситуацию, я продолжал анализировать всю доступную информацию – похоже, пришел в себя окончательно. Встал:

– Ладно, раз я здоров, то где мои вещи? И поесть тоже не мешает – только умоюсь сперва у ручья.

* * *

Аппетит сегодня был зверский. Я умял две полные миски недосоленной каши, кусок вяленой рыбины, парочку распаренных сухарей и пресную лепешку, от которой на зубах долго хрустел песок. Съел бы и больше, но вовремя остановил себя – живот не резиновый. Похоже, и правда здоров как бык – больной человек до еды не жадный.

Покончив с чревоугодием, облачился в кольчугу, натянул сапоги, про наручи тоже не забыл. Опоясался, нацепил ножны с мечом, за плечо перекинул сдвоенный колчан с болтами и арбалет. Сделав несколько шагов, замер, недоумевая: легкость; невероятная легкость. Я еще при пробуждении ее заметил, но списывал на отсутствие доспехов – тело привыкло к нагрузке и без нее, естественно, ощущало некоторую эйфорию. Но сейчас я опять в железе, а эйфория не исчезла.

Подпрыгнул. Ожидал, что взлечу чуть ли не до верхушек сосен, но на деле впечатляющего рекорда не получилось, хотя и приподнялся над землей изрядно.

Ладно, не огорчен. Все равно чувствую себя просто замечательно. Только сейчас начал понимать, что все предшествующие дни с новым телом не дружил – ощущал его чуждость. Будто тесную одежду нацепил – там жмет, там трет, там неудобно, а где-то и вовсе зияет прореха портновского брака. Должно быть, со стороны создавал впечатление неуклюжего человека с неровной походкой. А сейчас ничего подобного – это тело стало моим полностью: во всем слушается, родным ощущается. И еще здоровье в нем через край переливается – переполнено бурлящей жизненной силой. Сколько ему? Девятнадцать? Двадцать? Неужели и я такой раньше был? Не помню уже…

Настроение было замечательным – в здоровом теле здоровый дух. Хотелось хулиганить и веселиться – на глупости тянуло, на движение. Тоскливо здесь.

На меня, должно быть, косо смотрели – я шагал по лагерю улыбаясь, будто клоун. Только клоунам такую улыбку рисуют, а у меня она натуральная.

Быстро оседлал лошадь – сноровка потрясающая, если учесть, что этим всегда занимался Тук.

Взлетел в седло, не касаясь стремян, – это вообще для меня фантастика. Тут же пришпорил коня, заставляя с места сорваться в галоп. Тот, ошеломленный странностью моего поведения, заржал, но подчинился. Тяжелое боевое животное на удивление быстро набрало скорость. По сторонам, будто патроны пожираемой скорострельным пулеметом ленты, замелькали стволы сосен. Под копытами сверкнула вода – ручей пересекли в прыжке. Дальше! Быстрее! Еще быстрее!