Юрий Ижевчанин - Первая колония

А сова повела хозяина к неприметному домику во дворе. Там испуганно пряталась молодая женщина. У Суя зародилось подозрение, что, может быть, этот джигит хоть и враг, но пробирался не со враждебными намерениями. Если уж допустил ошибку, нужно самому ее исправлять. Он властно взял женщину за руку и повел в саклю.

— Джигит был в домике у этой женщины.

— Потаскуха! — заорал хозяин дома. — Так-то ты хранишь память моего сына!

— Неправда — сказал джигит, но его выдало единственное остававшееся у него оружие, которое воинственно поднялось.

Все рассмеялись. Старк в таком случае был бы опозорен несдержанностью, но для горцев нагота сама по себе была позорной, и кодекса поведения в нагом виде просто не было. А женщина, поняв, что все равно все раскрылось, бросилась к джигиту и поцеловала его.

— Отпустите джигита, — сказал смеющийся принц.

И джигит стремительно помчался в место отдохновения.

А женщину стали расспрашивать.

— Как твое имя и кто ты такая?

— Я Каринэ, вдова сына старого Уджадзе. Мой муж погиб в боях с вами.

— А ты, Уджадзе, почему же не выдал ее за достойного джигита?

— Наши семьи были врагами. И у Дзадзиури теперь нет ни кола, ни двора, он свой двор потерял и стал разбойником.

— Врет он! — вдруг закричала женщина, решившая идти до конца. — Этот старик сам хотел залезть ко мне в постель, все время намекал на это, да еще чистеньким стремился остаться: чтобы я сама его позвала и грех на себя взяла.

— Брешешь, сука! — закричал старик и схлопотал несколько безжалостных ударов плетью от владельца собаки.

Менталист тихонько сказал:

— Женщина говорит правду, а старик врет.

Джигит тем временем вернулся, и, приняв гордую осанку, насколько было возможно для нагого человека, стыдящегося наготы, произнес:

— Так вот почему ты, старый хрыч, мне отказал! А мне сказал, что из-за того, что я дом потерял! Ничего, я дом еще наживу, если Судьба даст мне пережить сегодняшний день.

Принц рассмеялся, велел джигиту одеваться. Суй вернул ему кинжал. Джигит с гордым видом вручил его обратно Сую.

— Я теперь недостоин его носить. Ты, мальчишка, честно победил меня голыми руками. И я вижу, что легенды о воинском искусстве старков не врут.

Суй наполовину вытащил меч и сказал:

— Я не мальчишка, а воин, который уже дважды стоял в строю в победных битвах. Я побеждал тебя без оружия потому, что считал врагом и стремился сохранить для допроса. А если бы ты меня увидел нагим, ты бы понял, почему я победил, и не считал бы это позором.

— Уже не считаю! — сказал джигит.

— А теперь я своей властью принца Лиговайи и сюзерена здешних земель, хочу обвенчать вас. Джигит Дзадзиури, согласен ли ты взять вдову Каринэ в жены и делить с ней Судьбу? И не знает ли кто препятствий к этому браку?

— Согласен! — расцвел джигит.

— А ты, Каринэ, согласна ли стать женой Дзадзиури и делить с ним Судьбу?

— Да! — потупившись, сказала женщина, дрожавшая от волнения.

— Отныне вы муж и жена, и ты, старик, власти над Каринэ больше не имеешь. Сегодня отвратительная погода. Мы переночуем в этой деревне. Молодожены, идите в свой домик. Еду вам туда принесут. А завтра вы вольны отправляться на все четыре стороны. Но, если вы захотите принести присягу одному из старков, у вас появится свой дом и почетное положение.

— Я не буду сражаться против соплеменников! — закричал Дзадзиури.

— А тебя никто не будет заставлять, — улыбнулся принц, отметив в уме, что джигит добровольно низвел себя в смерды.

На следующее утро Дзадзиури, видимо, обсудив все со своей женой, заявил, что он уже слышал, что Суй — воин, что он старший сын и наследник советника царя, и готов принести присягу своему победителю. Принц с удовольствием подтвердил клятву горца и велел старому хрычу отдать женщине все ее имущество и вдобавок к тому дать осла, корову, десять овец, тележку, нагруженную провизией на дорогу.

— Если будешь пытаться что-то присвоить или скаредничать, заберем все твое имущество и всех вас продадим в рабство, а твой дом и участок останется Каринэ и ее мужу, — сказал принц, будучи уверен, что такая перспектива заставит старика быть честным.

— Ты, Суй, победил на поединке врага и сделал его другом. Ты заслужил награду и право жениться, — и принц прикрепил к одежде Суя бронзовую пластинку с гравировкой. — Отправляйся домой и отдай отцу отчет обо всех своих делах и о том, что ты узнал. А вы, вассалы Суя, следуйте вместе с ним.

Дзадзиури ожидал, что Суй вернет ему кинжал, но Суй вместо этого преподнес ему дубинку.

— Если бы я тебе вернул кинжал, это бы значило, что ты по моему приказу должен воевать против всех, даже против своих братьев. А теперь ты обязан лишь защищать себя, меня и свою деревню, — пояснил Суй.

Обратно они шли не торопясь. Посреди дня останавливались на привал, пускали пастись скот, Каринэ готовила скромный обед, мужчины охотились. Дзадзиури удивляло, что мелкую дичь Суй скармливал сове, но он даже не спрашивал: и знания языка не хватало, и лезть в чужие дела и обычаи было неприлично. По дороге пели песни. Алазанец, когда не пел, курил трубку, и тогда Суй отъезжал так, чтобы быть со стороны ветра.

Старки не курили. Табак не был проклят, в отличие от наркотиков, но еще великий Энгуэу Эу сказал:

— Я могу пить, могу не пить. Я могу любить женщин, могу не любить. Я могу играть в карты и кости, могу не играть. А вот если я начал курить, я раб табака.

Поэтому лет в шесть старкским детям устраивали "день курения": смешивали лучший табак с травами, еще усиливавшими его действие и начальную притягательность, а затем синдром отравления. Дети накуривались, потом несколько дней их выворачивало. Кое-кто умирал, зато остальные на табак уже смотреть не могли.

Но не нужно думать, что Суй бездельничал по дороге. Каждое утро он вскакивал, сбрасывал одежду и начинал военные упражнения. Затем натирал те места на теле, где появлялись волосы, эпилирующей мазью, мылся (для этого иногда запасали воды с вечера), умащался, и лишь после этого садился за завтрак. Вечером он записывал на листочках что-то, а иногда зарисовывал цветными палочками. Любопытная Каринэ подсмотрела, что на листках были, в частности, портреты ее и ее мужа, карикатурное и злое изображение ее бывшего свекра и пейзаж Ахали-Сопели,

В некоторый момент, посмотрев на железную мускулатуру Суя, женщина вдруг подумала, что еще лучше было бы стать рабыней Суя, но сразу же прогнала грешную мысль от себя и больше ее не допускала. А муж ее понял, что если бы они с Суем сражались десять раз, он бы десять раз проиграл.

Дзидзаури не очень нравилось, что Суй так бесстыдно ведет себя перед его женой, но он не мог не уважать своего хозяина: спит на вырванной собственными руками траве, закутавшись лишь в плащ, безжалостно тренирует себя каждый день да еще что-то умное пишет. Он не выдержал и ночью заговорил об этом с женой.